HBO и Sky Atlantic (в России — «Амедиатека») показывают «Третий день» — самый загадочный сериал года, снятый создателем «Утопии» Деннисом Келли
Встревоженный мужчина по имени Сэм (Джуд Лоу) с кем-то напряженно выясняет отношения по телефону — что-то у него стряслось, пропали какие-то деньги. Ради этого разговора он останавливает машину посреди лесной дороги, выходит наружу и как сомнамбула заходит в чащу. Спустя несколько минут он станет участником совсем другой истории, обнаружив в лесу девочку-подростка, которой очевидно требуется помощь. Сэм поступит так, как сделал бы любой ответственный взрослый: посадит девочку в машину, чтобы отвезти к родителям. Более того — сам будучи отцом трех детей, он окружит девочку исключительной, гипертрофированной опекой, приняв деятельное участие в ее судьбе. Так он попадет на остров в двух милях от побережья: единственный путь туда — это узкая дорога, которая целиком уходит под воду во время прилива. И обстоятельства, конечно же, сложатся так, что волны сомкнутся у него на пути, как только он попытается вернуться. А остров ощерится недружелюбной изнанкой: странные селяне, приверженные каким-то пугающим ритуалам, начнут кружить вокруг чужака, все теснее сжимая ряды. В первой части сериала «Лето» солирует Джуд Лоу, а во второй, под названием «Зима», в ту же передрягу на острове попадет героиня Наоми Харрис: вместо горячечной мужской суеты женщина в той же ситуации продемонстрирует стойкость настоящего бойца, которому нужно пройти до конца этот квест и которого не испугаешь никаким Сайлент-Хиллом.
Похожий сюжет совсем недавно был на слуху. В успешном прошлогоднем этнохорроре «Солнцестояние» Ари Астер нанизал на него историю нескладывающихся любовных отношений, поместив их в нутряную сельскую жуть и столкнув лбами архетипы язычества и цивилизации. Создатель «Третьего дня» Деннис Келли, известный как автор сюрреального шпионского триллера «Утопия» (2013–2014), играет тут совсем в другие игры, вместо психологии погружая зрителя в психоделию. Сознание попавшего в ловушку Сэма так лихорадочно балансирует между сном и явью, что окружающий кошмар иной раз кажется порождением исключительно его смятенной воли, а не чужих злых козней. В «Утопии» соавтор Келли режиссер Марк Манден творил абсурдистскую реальность с помощью ярких кислотных цветов, восходящих к простейшей палитре комикса. Здесь он использует гиперреализм, выкручивая звук на полную, вытесняя посторонние звуки и снимая Джуда Лоу сверхкрупными планами. Камера будто облепляет актера, лезет ему в рот и показывает его руки, пальцы, поры на коже так близко, как в обычной жизни едва ли получится рассмотреть другого. В лице необычайно красивого и удивительно пластичного Джуда Лоу авторы сериала нашли идеальный инструмент. Актер временами ухитряется сделать невозможное — стать некрасивым, показать своего героя раздавленным скорбью бытия: его лицо деформируется, сморщивается, расплывается в слезах, и через него начинает сквозить какая-то тарковская заповедная изнанка существования.
При этом сюжет практически не выходит за пределы, заданные классическим британским хоррором «Плетеный человек» (1973), где чужак попадал на костер язычников на отрезанном от цивилизации острове. Такая простота совсем не характерна для Келли, в той же «Утопии» накрутившего миллион разнонаправленных сюжетных линий. В «Третьем дне» все куда традиционней: главный герой, страдательная фигура, замечает вокруг себя все больше странностей, в то время как окружающие наперебой пытаются убедить его, что все имеет рациональное объяснение. Эта функция в сериале возложена на хозяев местной гостиницы мистера и миссис Мартин (трагикомический дуэт из угрюмой Эмили Уотсон и скользко-любезного Падди Консидайна). На каждый истерический заход Сэма они предъявляют самоотвод: «Да бросьте, дружище, вам померещилось!» На вопросы, что это за странные жертвенные символы торчат на каждом шагу и что за непонятные ритуалы тут творятся, они отнекиваются: мол, это просто фольклорный фестиваль и чепуха для туристов. А вам, дружочек, хорошо бы побороть в себе затаенный гнев, что бушует у вас в душе после давней трагической потери! Но, судя по тому, как нестандартно подана тут фигура Сэма, который кажется то жертвенным агнцем, то, напротив, демиургом, в воображении которого творится мир, Келли все же не так прост. Обозревателям благоразумно дали возможность увидеть сериал без последней серии, где сложится сюжетный пазл и прояснятся многочисленные намеки на связь религиозной и родительской символики: кто тут отец, кто сын, а кто святой дух.
Татьяна Алешичева
