Радостно держать на ладони прекрасно изданную книгу замечательного поэта Александра Межирова. Изящество и сдержанность оформления подчеркивают красоту и достоинство 37-летнего Александра Петровича таким, каким его любила и запечатлела на фотографии жена Елена Межирова. На обложке ожило знаменитое восклицание поэта: «Какая музыка была!».
И сразу в памяти обрадованно вспыхнула вся строфа:
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души, и тела
Война проклятая попрала.
Строки вырвались из потрясенного войной сознания. Самозабвенная жертвенность целого поколения определила на долгое время атмосферу всей жизни страны. Взыскательный человек, а именно так себя воспитал Межиров, в поэтических высказываниях не позволял эмоциям литься через край, не допускал в стихах и в поведении даже намека на литературное зазнайство.
Стихи возвращают духовный мир советских людей, принявших великие страдания, полегших на войне или израненных физически и душевно:
Стенали яростно, навзрыд,
Одной, единой страсти ради
На полустанке — инвалид
И Шостакович — в Ленинграде.
В стихах Межирова поражает пронзительность чувств, внушивших обжигающе точные строки. Такие стихи не сочиняются подбором созвучий. Они диктуются обнаженным сердцем. В них сильный пульс необъяснимой энергии, рвущейся из сокровенных глубин души.
Издание сборника поэта, умершего в Америке в 2009 году, благословила его дочь Зоя Межирова и решила вместо предисловия опубликовать реальное общение поэта с публикой: «Это единственная и потому уникальная магнитофонная запись», — написала Зоя Александровна.
Драгоценны высказывания Межирова о поэзии, о ее высоком понимании: «Поэзия — судьба». Его кто-то спросил: можно ли научиться писать стихи? Ответ поразителен и откровенен: «Это очень просто. Но поэтом стать… А мы — стихотворцы все, это совсем иное. Поэт — это редчайшее явление».
Даже перечитывать его стихи о войне невозможно без слез. Опустошенностью человека, прошедшего через ад войны, потрясает знаменитое межировское «Прощай, оружие». Душевную рану, полученную на войне, ничем не залечить. И приходит к человеку мучительное осознание невосполнимости потери:
Он от голода умирал.
На подбитом танке сгорал.
Спал в болотной воде. И вот
Он не умер. Но не живет.
Он стоит посредине Века
Одинешенек на земле.
Можно выстроить на золе
Новый дом. Но не человека…
В стихах воскресает и личная жизнь Александра Петровича, дни любви и разочарований. Он посвятил своей жене Елене, Лёле, незабываемое стихотворение, где сиюминутное эмоциональное состояние он передает легкой игрой слов: «От весны, от бессонных бездомных ночей/Зацветают пути трын-травой./И живу на земле я не твой и ничей,/А ничей, потому что не твой».
И уже в Америке без иронической игры, а покаянно он признается своей Лёле:
За мой земной неправый путь
Судья Всевышний надо мною
Отсрочил Страшный суд чуть-чуть
Во имя твоего покоя.
Я знала: в составлении сборника «Какая музыка была!» принимал участие Михаил Синельников, автор множества книг, стихотворений. В молодости он читал стихи Межирову, а потом был знаком с ним, писал ему письма, испытывал к Александру Петровичу глубокое почтение. Из рук Синельникова я получила новый сборник стихов. Естественно, Синельников гордится: в книге есть стихотворение «К вулкану Карадагскому спиной…» с посвящением — «Мише». В нем поэт очень трогательно именует Мишу: «и младший друг и брат идет со мной».
— Михаил Исаакович, при каких обстоятельствах вы впервые поговорили с Межировым?
— Это случилось в 70-м. Я пришел в Литературный институт поболеть за одного абитуриента. Александр Петрович в ту пору был наставником целого поколения молодых авторов, а потому высказал желание познакомиться с моими стихами… Межиров был великим собеседником, великим мастером разговора. В его уме, в его суждениях нуждались очень многие. Я часто писал Александру Петровичу в Америку. Теперь мои письма — в его архиве. Сам он писать письма не любил. Написать письмо было для него поступком. У меня хранится пять его писем.
Зато довольно часто мы разговаривали с ним по телефону. Я звонил ему — мне хотелось слышать его голос, чувствовать его рядом. До последнего дня Александр Петрович сохранял ясность сознания, высказывался о нашей ситуации, о положении в литературе, в поэзии. Наш разговор не прерывался в течение двадцати лет, и примерно столько же — после отъезда в США.
— Александр Петрович присылал вам свои новые стихи?
— Нет. В письмах я ощущал его житейский опыт. В отличие от многих поэтов, Межиров не загружал своими стихами собеседников. Мне он читал свои стихи, в том числе и те, что в ту пору у нас не издавались, более того — не предавались бумаге. Он держал их в памяти. Время было нелегкое для поэтов.
— В новую книгу вы включили их?
— Да, они в ней впервые напечатаны. Зоя Александровна подготовила весь корпус стихов для предстоящего большого тома Александра Межирова в серии «Библиотека поэта». По ее пожеланию и при ее участии я составил книгу избранных стихов «Какая музыка была!».
— Межиров будет издан в почетной серии «Библиотека поэта»?
— В этой серии издаются только ушедшие крупнейшие русские поэты. Издательство этой серии — в Петербурге. Его главный редактор — Александр Кушнер. Не каждый русский поэт включен в список этого издания. Серия открылась даже не Ломоносовым и не Тредиаковским, а силлабической русской поэзией. Мы обратились с письмом к Кушнеру о включении в список поэтов, чьи стихи выйдут в последующие годы, и Александра Межирова.
— А кто конкретно подписал это письмо?
— Оно было подписано Станиславом Лесневским (незадолго до его кончины), Евгением Рейном, Андреем Битовым и мной. Кушнер ценит поэтическое слово и хорошо разбирается в поэзии, а потому наше письмо нашло благоприятный отклик. Составляя книгу избранной лирики Межирова, я получил особенное удовольствие от его замечательных стихов, написанных в Америке. Межиров пренебрегал хронологией. Под стихами нет дат. Меня потрясло четверостишие о родине:
Может родина сына обидеть
Или даже камнями побить,
Можно родину возненавидеть,
Невозможно ее разлюбить.
В нем — вся его судьба.
— Михаил Исаакович, москвичи, любящие поэзию, будут рады услышать о вашем намерении установить мемориальную доску на доме, где родился Межиров…
— Дом — в Лебяжьем переулке при выходе не Ленивку. Это рядом с Кремлем, рядом с Музеем изящных искусств, куда мальчик Межиров бегал любоваться живописью. Вспоминаю вдохновенные строчки Евтушенко из его стихотворения о Межирове: из Бронкса в бронзе вернется Межиров в Москву.
Пожелаем пророчеству поэта сбыться
