Спектакль «На память птицам…» по произведениям узников ГУЛАГа детского театра «На набережной» Федора Сухова поставлен 25 лет назад. На прошлой неделе его показали в Музее ГУЛАГа в программе «Живая среда»: в ней уже показывали спектакль по произведениям узниц ГУЛАГа «Дороги, которые мы не выбирали» театрального проекта «Возвращение» в постановке Ольги Непахаревой. В основу сценария легли воспоминания Ольги Адамовой-Слиозберг и Евгении Гинзбург, рассказы Ариадны Эфрон – дочери Марины Цветаевой, стихи Анны Барковой, Елены Владимировой, Галины Воронской, Юли Панышевой. На сцене были члены общества «Возвращение», актрисы московских театров Ольга Непахарева и Елена Токмакова-Горбушина. 26 декабря расскажут о терменвоксе Льва Термена – а военно-стратегическое значение этой увлекательной и с виду детской игрушки со звуковой волной трудно переоценить.
«На память птицам» - строчка из стихотворения Варлама Шаламова
На заброшенных гробницах
Высекаю письмена.
Запишу на память птицам
Даты, сроки, имена…
Оно заканчивает спектакль, в котором впервые на московской сцене в 1987 году встретились Юрий Домбровский, Варлам Шаламов, Осип Мандельштам, Даниил Андреев, Ярослав Смеляков, Николай Заболоцкий, Александр Жигулин, Виктор Боков. Охранников, воров, пролетарский архетип – десяток таких ролей играет Эдуард Евдокимов, врачей в тюремной больничке и поэтов и на нарах – Денис Попов. «Реквием по «веку-волкодаву» Федор Сухов сочинял пронзительно, как обожженный посмертными богатствами самиздата, и так театрально крепко, что спектакль, поставленный 25 лет назад, до сих пор стоит, переигранный не одним поколением педагогов – в «Птицах…» детского театра дети все же зрители – тем более совсем недавно были времена, когда по лагерной прозе и вступительные сочинения в вузах писали. Маленькая покатая сцена, огороженная четырьмя вбитыми в помост бревнами – остовом покинутого дома, в бревна вбиты железные цепи, они и качели, и кандалы, и привязь, и удавка, пара ушанок-телогреек – и ясное понимание актеров и режиссера, зачем эта сцена, эти тексты, как и собирать в пьесу, зачем зрителям в зале эти смыслы.
Хорошо, что музеем продлена выставка фотографа Дэвида Кинга «Комиссар исчезает», ее можно посмотреть в антракте. Манипуляции с памятью, Кинг, автор фотобиографии Льва Троцкого, вышедшей на Западе в 1971 году, исследует с дотошностью фотоисторика-фанатика: его книгу «Пропавшие комиссары. Фальсификация фотографий и произведений искусства в сталинскую эпоху» (М.: Контакт-культура, 2005), право, стоит отыскать.
Кинга заинтересовала работа советских фоторетушеров 1930-х годов, которые, как и их коллеги в Голливуде, затрачивали немало времени, исправляя самые разные физические недостатки и помогая приукрашивать действительность. Изрытое оспой лицо Иосифа Сталина требовало от ретушера исключительно высокой квалификации. В период больших чисток конца 30-х появилась новая форма фальсификации документов: параллельно с физической ликвидацией искоренялись все формы их визуального бытия. Фальсификация фотографий, публикуемых в книгах, журналах, газетах, началась в России еще до 1917 года; но лишь с 1935 года, после убийства главы ленинградской парторганизации Сергея Кирова, стала явлением советской повседневности.
Фотографии, предназначенные для публикации, ретушировали; потом с помощью краскораспылителя и скальпеля с них удаляли изображения людей, прежде широко известных. В музеях и картинных галереях со стен время от времени снимали полотна — и спустя некоторое время вновь выставляли их на всеобщее обозрение, но уже без скомпрометированных лиц. Книги заклейменных политиков и писателей ссылались в отделы специального хранения, имеющиеся в государственных библиотеках и архивах, или уничтожались.
Знаменитый фотограф Александр Родченко ответил на чистки по-своему, как художник, невольно став родоначальником новой художественной формы, которая графически отражала действительную судьбу жертв. Залитые чернилами портреты одного из руководителей советской тайной полиции Якова Петерса или Акмаля Икрамова, возглавлявшего партийную организацию Узбекистана, воспринимаются как пугающие символы.
Кинг понял, что фальсификация документов в сталинскую эпоху стала настолько повседневным делом, что на основе отретушированных фотографий можно писать историю советской власти. Что он и сделал в своей книге и выставке.
Расположение музея на Петровке, в окружении лакшери-бутиков, – дополнительный урок, который каждый волен читать сам, как и соседство с Генеральной прокуратурой стена к стене.
Екатерина Весенина
