Заранее предупредил, что в понедельник на фирме не буду. Меня пригласил Федор Борисович Павлов-Андреевич принять участие в записи трех программ для Российского канала.
«Короткое замыкание» называется цикл. Хорошее название.
С утра за мной заехал Алексей Анатольевич Чейкин, и мы отправились на телевидение.
Обсуждали темы для трех передач. Первая: дети и деньги, вторая русский язык умер, третья бомжей нужно изолировать.
Алексея Анатольевича Чейкина посадили в первый ряда. Он сидел гордый, с серьезным выражением лица, с чуть загадочно непроницаемым видом. Внимательно всех слушал.
Я думал, что он обязательно поднимет руку и попросит дать ему слово. Тем более, что я с такой просьбой к нему обратился перед началом записи передачи.
Но он так и остался загадочно непроницаемым и слова не попросил. А жаль!
Мне бы хотелось наших сотрудников научить выступать перед телекамерами. К этому надо привыкнуть. Научиться быть самим собой в любых условиях.
Алексей Анатольевич вполне мог сказать о своем отношении к детям: портят или не портят их деньги, нужны или не нужны детям карманные деньги, должны ли дети зарабатывать деньги? Я знаю, что у Алексея Анатольевича есть свое мнение и по поводу другой темы: «Русский язык умер». Почему многие люди косноязычны, как бороться с засильем сленга, влияние иностранных слов на русский язык. А что касается бомжей, то Алексей Анатольевич, хоть и не имел с ними непосредственных отношений, но видел их в Москве, как и все мы. Мог бы высказать свое мнение по этому поводу тоже.
Бомж это бедствие для города. Бомжи разносчики заразы, бомжи воруют, из-за бомжей возникают пожары, иногда бомжей убивают, а иногда и бомжи убивают граждан. У меня лично нет неприязненного отношения к бомжам. Это люди опустившиеся, спившиеся, но ведь люди. И общество не имеет право от них отворачиваться.
Конечно, есть такая точка зрения: мол, сами виноваты. Но сколько мы знаем примеров, историй, когда в силу целого ряда обстоятельств человека лишали квартиры. Бывает, взрослые дети выгоняют своих родителей из дома. Бывает и наоборот: родители выгоняют взрослых детей из дома, и те становятся бомжами. Как тут не вспомнить Алексея Максимовича Горького и его пьесу «На дне»?
Но нам всем не хватает жалости, сочувствия, соучастия. Многие становятся слишком жестокими людьми. Мы приучаем себя не видеть, не замечать, не слышать, не обращать внимания. Впрочем, это тема отдельная и к «Дневнику предпринимателя» не имеет отношения. Хотя мне так и хочется воскликнуть, что я и делаю (хотя и прозвучит это наивно): владели бы люди слепым десятипальцевым методом, возможно, и не стали бы бомжами, легко бы устроились на хорошую работу.
Во время записи пообщался с Ларисой Ивановной Голубкиной, довольно известной в прошлом актрисой, многие помнят ее по фильму «Гусарская баллада», с певцом Валерием Меладзе и с Максимом Покровским, руководителем группы «Ногу свело».
Сразу всплыло в памяти, как много лет назад вместе с Анной Земновой и Мариной Орловской мы снимали диспут «Проблема свободного времени». Полгода ушло у меня на этот документальный фильм. Снимали на монитор, то есть с экрана телевизора, потом монтировали два месяца. Участников диспута отбирали тоже два месяца. Ведущим у нас был знаменитый критик, ныне, к сожалению, забытый, Владимир Николаевич Турбин. Это было более 30 лет назад. Тогда такие передачи не назывались ток-шоу диспуты, дискуссии, обсуждения. На мой взгляд, зря телевидение развивает именно эту сторону ток-шоу. Погоня за ритмом, за зрелищностью выхолащивает мысль. Но может быть, я и не прав.
Ток-шоу это быстрая смена людей, фактов, любопытство, яркость, зрелищность, различные иллюстративные вставки. А диспут это встреча интересных людей, это рождение мысли, где есть: дано рассматриваем к каким выводам приходим.
Впервые за работу на телевидении мне заплатили деньги. Коммерческая тайна, я не имею право говорить сколько, но 60 солистов могли бы за эти деньги скачать нашу программу. Для меня это большой гонорар. Вот и купим на эти деньги жалюзи (ударение на последнем слоге) в офис. А может быть, не покупать жалюзи, а отдать долг по зарплате Валерию Михайловичу Акчурину, хотя бы за месяц?
Чем я занимаюсь? Но тут ничего не поделаешь взялся за гуж не говори, что не дюж.
Наш офис самый бедный среди всех офисов на Ленинском проспекте, дом 15. На столах бирочки издательство «Мысль». Столы крепкие, их делали в 60-х годах. Правда, не открываются и не закрываются ящики, но это же мелочь. Бирочки «Мысль!»
Вечером дома я работал не много. Ответил на письма, а потом, тупо уставившись в одну точку, думал: как бы заработать деньги? Как достучаться до наших солистов? Как уговорить перестать воровать программу? Ведь цена небольшая, приемлемая. На любых курсах, где учат слепому методу набора, нужно заплатить минимум 70 долларов. А средняя цена - 120 долларов. А у нас всего 5 долларов.
Мы, конечно, берем тем, что с каждым учеником общаемся индивидуально. Мы привлекаем тем, что у нас круглосуточно работает поддержка. Во многом мы первопроходцы. Интеллигентность, открытость хода, искренность все это у нас есть. А нас все время склоняют к жесткости, сухости. Но я надеюсь достучаться до людей.
Я надеюсь уговорить банки, крупные фирмы, чтобы они начали учить своих сотрудников.
Я надеюсь
Я верю
Я хочу
Я смогу
Я сделаю
Я придумаю
Я почти внушаю это сам себе. И тут же подленькие мыслишки: а не закрыть ли это все? Не засесть ли дома, чтобы писать свои книжки? А по вечерам мило прогуливаться по парку?
Нет, эти мысли я от себя отгоняю. Я докажу сам себе и всем, что можно работать честно и добиться результата.
Я попробую доказать, что на фирме может быть хороший психологический климат. Я почти уверен, что в Москве мы сможем найти два-три десятка людей, которые проявят чудеса работоспособности, пробьют брешь в компьютерном образовании. Я по-прежнему утверждаю, что усвоение компьютера и компьютерная образованность должны начинаться с правильного владения клавиатурой.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P. S. Некоторые люди называют меня упрямым, зашоренным. Они не правы. Я не зашорен и не упрям. Я увлечен и хотел бы, чтобы эта увлеченность была у моих коллег и у тех, кто проходит наш курс.
«Каждое потерянное мгновение потерянное дело, потерянная польза». ЧЕСТЕРФИЛД