Поколения исчезающей памяти

Война поколений, о которой много говорят в последнее время, — это просто борьба между памятью и мифом. Когда воспоминания подвергаются цензуре по принципу «удобное — неудобное», «нужное — ненужное», память всегда проигрывает, и побеждает миф…

Пароль? — Год рождения!

В последние несколько лет рядом с именами авторов печатных публикаций все чаще стал появляться год рождения. Причем независимо от пола. Даже если раскрывает тайну чьих-то дамских «под тридцать». Или уже не «под», а очень хорошо «за».

Юноши, наоборот, не просто перестали «набрасывать» себе пару годков для солидности, но начали всерьез обижаться, если кто-то посчитает старше.

Скажем, вот недавний пример из ток-шоу: юный телеведущий с торжеством и вызовом обращается к молодому депутату Госдумы: «Я в отличие от вас не помню 90-е годы, тем более — советское время!» Депутат — в ответ — с обидой: «Ну, я на самом деле ненамного старше вас…»

И дело не в изменении гендерных стереотипов. И не в глобальном «эйджизме» — дискриминации по возрасту, — ставшем обратной стороной современного культа вечной гламурной юности. Причины здесь исключительно наши, местные, внутрироссийские…

Сейчас уже и не вспомнить, кто первым в начале 1990-х произнес эту магическую фразу: «Вот придет первое постсоветское поколение, тогда жизнь изменится по-настоящему и все наконец будет хорошо». С тех пор год рождения превратился не то в пароль, не то в культурный капитал. Осталось только определиться, какое поколение считать первым постсоветским — тех, кто успел еще поносить октябрятскую звездочку, а красный галстук — уже не успел, или тех, кто вообще ни звездочек, ни галстуков не помнит.

Сначала рядом с именами молодых писателей, журналистов и политиков мелькало «г. р. 1980», «г. р. 1981». Сейчас куда более ценным и престижным оказывается «г. р.» с 1988-го по 1991-й. Пройдет года два-три, и всерьез заявят о себе рожденные в 1993-м. Именно эту новую ценность имел в виду юноша из ток-шоу. Речь шла не о юности как о преходящем прекрасном даре. Своим нешуточным и навсегда данным преимуществом мальчик считал отсутствие неудобной (или — неугодной) памяти.

Правда, по причине того же отсутствия он не мог знать, что все это уже было.

Поколение как класс

«Детей революции», первое поколение рожденных и выросших при советской власти, эта власть ждала и приветствовала с еще большим нетерпением. Не имеющие опыта жизни в прежней стране и при прежнем общественном строе, они представляли собой идеальный человеческий материал, из которого можно было слепить что угодно.

Конец 1920-х — начало 1930-х — парадоксальное время в отечественной истории, время, в которое дети воспитывают и учат взрослых. Пионеры агитируют «темных» и «дремучих» старших за индустриализацию и коллективизацию, совершают воспитательные «рейды» по адресам, где все еще проживают «классово чуждые элементы». «Сознательные» комсомольцы обучают политграмоте «несознательных». Сама оппозиция «сознательный — несознательный» расшифровывается как «младший — старший».

Пятнадцатилетние выпускницы срочных педагогических курсов работают в сельских школах в три смены. В третью — ликвидируют безграмотность старух и стариков. Те по слогам послушно читают о том, что «бога нет», «коммунизм — наше будущее» и «Сталин — молодость Земли».

Впрочем, с безграмотными легче. Куда сложнее с грамотными — «гнилыми интеллигентами», «буржуазными спецами» и прочими «недобитками». С теми, кто успел в той, другой, жизни получить опасно хорошее образование и прочитать опасное количество ненужных новой власти книг. Начинаются поколенческие войны, которые становятся синонимом классовой борьбы.

«Поколение в публичной (официозной) речи приравнивалось к классу, — пишет Мариэтта Чудакова в „Заметках о поколениях в Советской России“. — Класс, который представляло старшее поколение, был обречен на отживание, умирание, причем не „мирное“, не эволюционное. Сталин отвергает в 1930 году бухаринские представления о „врастании“ „капиталистических элементов“ в социализм (т.е. об одновременном, пусть и неравноправном — в соответствии с Конституцией, действовавшей, с малыми изменениями, с 1918 по 1936 год, — присутствии в жизни общества разных поколений), заявляя, что „капиталистические элементы не хотят добровольно уходить со сцены“, что „не бывало еще в истории таких случаев, чтобы умирающие классы добровольно уходили со сцены“, о неизбежности сопротивления „отживающих классов“… Так возникло общество, в котором естественная связь между одновременно живущими поколениями была пресечена, передача традиции — отменена».

Именно таким образом у поколения «детей революции» появляется главное поколение-«враг»: люди, родившиеся в 1890-х, — те, кто еще достаточно силен интеллектуально и физически, но при этом помнит о дореволюционной жизни все. То есть очень многое из того, что власти совершенно не нужно, чтобы помнили. Именно на них обрушится основной удар репрессий 1930-х годов.

Вообще советская власть воевала с «лишней» памятью всерьез и с размахом. Стирала имена, названия улиц, бытовой уклад. Наконец, постоянно заботилась о том, чтобы человек подолгу не жил на одном месте и не обрастал лишними воспоминаниями и свидетельствами. Волны естественных и насильственных перемещений привели к тому, что к началу 1980-?х годов стало практически невозможно где-либо, кроме отдаленных северных сел, найти старожилов хотя бы во втором поколении. А значит, противопоставить официально санкционированной «памяти» большинству было, по сути, нечего.

Другая прошлая жизнь

Двадцатилетняя история теперешних перемен вроде бы должна показать, как формируется «естественная связь между живущими поколениями и передача традиции». Но снова — не формируется. И передавать нечего, кроме мифа…

Когда возникла необходимость что-то делать, как-то поступать с реальной памятью о советском времени, одной из первых реакций после «перестроечного» шока «боже, как все было плохо, а мы и не знали!» стало — забыть. Сделать вид, что у нас вообще такого прошлого не было. Ни хорошего, ни плохого. Просто мы все сразу выскочили из «России, которую мы потеряли». В Великой Отечественной победили при Николае Первом. В космос полетели при Александре Третьем. И вообще возросли под сенью самодержавия, православия и народности. А ГУЛАГ, колхозы, переселения целых народов — так это вообще не про нас.

Роль политинформации и ликбеза в современном российском обществе давно играют телевидение и реклама. Вот кадр из какого-то бесконечно идущего на «второй кнопке» «нашего кино»: солнечное утро в дворянской усадьбе (Обломовка а-ля Никита Михалков), юная барынька распахивает окошко в мезонине навстречу солнцу, любуется мирно труждающимися на нивах пейзанами. Подъезжает сверкающая «ауди»… Чем не идиллия?

Впрочем, это рецепт, подсказанный еще в конце 1990-х, о которых вдруг в свою очередь стало известно, что они — «лихие», и встала новая проблема — что делать с «неудобной» памятью ельцинского времени…

Благодаря Ленину распался Советский Союз…

В мартовском номере журнала «Дружба народов» опубликованы отрывки из сочинений самого постсоветского из всех умеющих формулировать свои мысли и рассуждать постсоветских поколений. Это нынешние шестиклассники и пятиклассники — те, кто родился в 1996—1998 годах. Идеальные люди «нулевых». Из собственного опыта они ничего не помнят и не могут помнить не только о Советском Союзе, но и о тех самых «плохих» и «лихих» с точки зрения нынешней власти годах, поскольку были совсем маленькими. Белгородская учительница Елена Коняева попросила своих учеников написать о том, что они знают об СССР и его исчезновении. Получилось, например, вот что:

Регина: «Мне рассказали мои предки о Советском Союзе: тогда была зарплата около 100 рублей, мороженое стоило 10 копеек, хлеб, соль 5 копеек, одежда была у женчин платье или сорофан или рубашка и юбка, а у мужчин рубашка, шорты или штаны. В школах строго ходили в школ. форме. Тогда даже зимой ели мороженое. Слушали музыку единицы. Пионеры были в СССР. Пионеры насили красные галстуки на шее. Тогда они тоже дежурили, мыли классы, отвечали за порядок класса или школы, были старосты класса, призеденты школы. До пионеров были октябрята. Сейчас даже остался досех пор Дворец Пионеров, а сейчас он называется Дворец Творчества».

Соня: «Вернемся в те года. В Советском союзе были приграды во внешности человека. Нельзя было носить джинсы, носить длинные волосы. Я слышала что нельзя было слушать группу чин-гинскан. По-моему Советский союз распался в 1991. Причиной этому наверно стала вот что: ведь Россия была лучшей и всегда будет лучшей!!!!! А всем частям союза было заведно успешной и богатой России. Я слышала что В.В.Путин хотел восстановить Советский союз, но это не получилось. По-моему им было стыдно воссоединятся. В СССР был президент Ленин, которого загадка до сих пор показывают по телевизору, Ельцин, Хрущев, Брежнев. Раньше были орлята и пионеры. Эти дети которые участвовали в лагере носили красные шарфики, на шее. Они помогали людям, пожилым и больным. Строили скворешники и делали много добрых дел. На нынешний момент дети изменились, стали злее, хуже, в общем изменились не в лучшую сторону. Появились эти телефоны, которые портят детям психику, и они закачивают туда всякую гадость. Мне бы хотелось чтобы некоторые „вещи“ вернулись из СССР. Цены будет, меньше бомжей люди перестали делиться но богатых и бедных. Вернулись лагерь орлята. И то веселье. Жаль что…»

Вова: «Спорт: Лев Яшин лучший вратарь в мире того времени. Локомотив был одной из самых лучших команд в СССР. Наши команды были лучшими в мире, по крайней мере в Европе мы одержали не одну победу. Пионеры: Артек один из самых известных лагерей в России. Там обучались лучшие дети в разных областях. Революционер: В.И.Ленин — революционер Российской Федерации. Благодаря ему распался Советский Союз».

Вернулись в лагерь орлята

Понятно, почему публикаторы сохранили, как это принято говорить в подобных случаях, особенности орфографии, пунктуации и стиля авторов. Это тоже своего рода документ. Больше всего орфографических ошибок, если судить по всей публикации, в словах, которые существуют только на слуху и редко встречаются в записанном виде: «пианеры», «совецкий».

Понятно, почему пяти-шестиклассники, а скажем, не выпускники. Младшие пока не научились врать и списывать. Одиннадцатиклассник зевнет и спишет из учебника новейшей истории. А тут уж — какой подвернется. Подвернется печально известное пособие Филиппова или знаменитый учебник для петербургских милиционеров — спишет оттуда.

Ученики Елены Коняевой пока абсолютно точно воспроизводят звуковой мнемонический фон каждой семьи: телевизор и разговоры пап-мам, бабушек-дедушек. Одно идеально накладывается на другое. Старшие поколения, во многом сами избавленные от «лишней памяти», передают свое беспамятство младшим. Чем на самом деле был СССР, так и остается тайной.

Опорные воспоминания-символы — Лев Яшин и в первую очередь хлеб, соль, кино, мороженое за копейки, октябрята-пионеры-орлята. Это они заслонили и вытеснили громадную многонациональную империю с ее сложной жизнью. Собственно, остались именно символы, а не воспоминания. Именно из символов складываются мифы. А для мифов в отличие от истории вовсе не важно, как назывались исчезнувшие страны и когда жил Ленин…

Лебедушкина Ольга