Слово «издеваться» имеет древние корни, и первоначально означало «давать прозвище», что потом трансформировалось в понятие «осознанно причинять боль словами». И сейчас под издевательством подразумевается не физические, а именно моральные страдания. Именно это слово пришло мне в голову, когда я прочитала ответ из прокуратуры Иркутской области жене умершего осужденного Зубарева.
Она жаловалась на то, что ему, тяжелобольному, не оказывалась за решеткой должная медицинская помощь. Писавший ответ прокурор сообщил, что нарушений не видит. И добавил, что если лечение Зубареву не понравилось, то он может обратиться в СК.
Сам.
Мертвый.
Россияне, увы, уже привыкли к «отпискам» из разных ведомств. В ответ на их жалобы чиновники пишут подчас заготовленными формулировками, из которых следует, что «все законно и обоснованно». Но даже для составления таких «отписок» все же стараются хотя бы немного вникнуть в суть жалобы. Хочется верить, что в этой истории случилось так, что не вникли. Иначе выходит, что они поглумились.
Но по порядку. 53-летний Анатолий Зубарев отбывал наказание сначала в колонии № 3 Иркутской области, а потом был переведен в ИК № 6. Мужчина стал в буквальном смысле сохнуть. Из довольно крупного человека он превратился в скелет.
Диагноз долго не могли поставить. Наконец в начале 2022 года выяснилось, что у заключенного онкология. Что примечательно, даже УФСИН был не против освобождения Зубарева по болезни. Объясняется это просто: недуг к тому времени был запущен, а статистику по смертности портить тюремщики не хотели.
Но решение об освобождении все равно принимает суд, заседание не раз откладывалось. Наконец 26 октября 2022 года суд (Зубарев был настолько слаб, что его принесли туда на носилках) принял решение - освободить. Правда, из колонии мужчину отпустили почти через месяц после этого - 24 ноября. Почему тянули? Сначала ждали - не будет ли обжаловать решение прокуратура. Потом ждали, пока придут документы из суда... А Зубарев все мучился и мучился. Жене он рассказывал, что в ИК №6 его не лечат, что он обезвожен, а необходимые в таких случаях каждый день капельницы ему не ставят.
Когда его освобождали, мужчина весил...35 кг. Меньше, чем через неделю после освобождения, 1 декабря, Зубарев умер.
Вдова решила, что виновные в муках близкого человека должны понести ответственность, и, возможно, это спасет других осужденных. В итоге 28 декабря от нее поступила жалоба в прокуратуру Иркутской области. В ней Елена Николаевна писала, что мужу не оказывалась надлежащая медицинская помощь в ИК № 6.
11 января (к тому моменту Зубарев был мертв больше месяца) ей направили ответ за подписью прокурора Урезалова. Очень интересна его тональность. Вначале она как будто снисходительная. Пишет, что Елена не предоставляла документов, подтверждающих ее право представлять интересы Зубарева, но, несмотря на это, прокуратура все же пошла ей навстречу и провела проверку. Нарушений, разумеется, не нашла.
А дальше тональность становится фактически издевательской. Вдове сообщается, что получить сведения о состоянии здоровья Зубарева она может «при наличии надлежаще оформленной доверенности». И дальше цитирую: «Если Зубарев считает, что в отношении него сотрудники больницы совершили преступление, он имеет право обратиться с соответствующим заявлением в Следственный отдел...»
Наверное, господин прокурор просто вставил фамилию в заготовленный для таких случаях шаблон ответа. Но тогда получается, что и проверка была формальной, и подписавший ответ чиновник непреднамеренно соврал о возможности Зубарева обратиться в следственные органы. Это звучит страшно, но еще страшнее, если прокурор понимал, что советует добиваться справедливости уже мертвому человеку.
Елена Николаевна, читая ответ, плакала и кричала от боли. За причинение моральных страданий людям чиновники не несут наказания по закону. Может, зря?
Ева Меркачёва
