«Буллинг» — совсем нестрашное слово до того момента, пока ваша семья не столкнется с травлей напрямую. Шок, гнев, обида и другие эмоции часто мешают родителям адекватно оценить ситуацию и понять, какие шаги следует предпринять, куда обращаться, что говорить ребенку и как вести себя c обидчиками. Журналист и мама троих детей Наталья Цымбаленко, пережив травлю сына в школе, систематизировала свой опыт для книги
В России самая распространенная позиция педагогов в случае возникновения буллинга — мы не должны вмешиваться, дети сами разберутся. Вторая по популярности модель поведения — при чем здесь школа, во всем виновата семья / сам ребенок. От нашей классной руководительницы мы услышали оба варианта. И как бы это ни было неприятно признавать школе — обе эти позиции полностью неверны и деструктивны. По сути, именно такая позиция учителей и провоцирует буллинг, так как является молчаливой поддержкой происходящего.
Логика рассуждений, которая подталкивает школу занимать такие позиции, очень простая. Если у меня в классе зафиксирована травля, то я плохой учитель. Проморгал, не предотвратил, пренебрег симптомами и т. д. Разумеется, такой вывод неприятен сам по себе. Поэтому учителя не хотят признавать происходящее в классе буллингом, особенно если это привычные мелкие стычки, оскорбления, порча канцелярии или бойкот, которые не связаны с физическим насилием. Однако есть и более серьезные аргументы в пользу отрицания фактов травли. Учитель думает, что, признавая существование буллинга в своем классе, он «выносит сор из избы», ставит себя под удар и вредит имиджу школы в целом. Слишком многое оказывается поставлено на карту, а значит, проще занять выжидательную позицию, возвращаясь к первой успокоительной мысли — все это детские «шалости» — в конце концов, дети должны научиться справляться с такими вещами самостоятельно.
Очень показательной была позиция учительницы в ситуации начавшейся после трагедии в Кемерове травли дочери пожарного.
«Это твой папа виноват. Ты спаслась, а они нет. Папа научил, наверное, как сбежать? Ты крыса!» — такие обвинения девочка слышала от одноклассников. Разумеется, это не было инициативой самих детей. Они транслировали разговоры, которые слышали в своих семьях, по телевизору, в социальных сетях. Одноклассники девочки скопировали в данном случае реакцию взрослых на трагедию. Все чувствовали боль, гнев, невозможность что-либо исправить, ощущали беспомощность и вину — требовалось найти козла отпущения, чтобы выплеснуть агрессию и негатив. Среди взрослых такой жертвой стал командир пожарного звена. В детском коллективе агрессия сосредоточилась на его дочери.
«В школе дети ее запинали. Физически могут толкнуть, оскорбить. Дочка плачет, не хочет идти в школу. Вызвали ей врача, но, кажется, нам нужен психолог. Я не могу объяснить девочке, что не виноват. Слишком сложно это для нее. Она только и слышит от одноклассников — пожарные виноваты, не стали спасать», — рассказывает отец девочки. Супруга спасателя обратилась к учителю с просьбой о помощи. Но та лишь развела руками и посоветовала подождать, пока пройдет время.
Когда факты травли уже невозможно отрицать или скрывать, включается схема — вы/ваш ребенок сами виноваты. Ваш ребенок не вписывается в коллектив, проведите с ним работу, во всем виновата семья и далее по списку. И да, бывает, что родители ведутся на такие рассуждения учителей и переносят ответственность за травлю в школе на самого ребенка, формируя у того классический синдром жертвы. Ведь фигура учителя является авторитетом не только для детей, но и для их родителей. В конце концов, мы доверяем школе наших детей как минимум на шесть часов пять дней в неделю. И мы изначально доверяем людям, которые несут ответственность за жизнь, здоровье и благополучие ребенка, пока тот находится в стенах школы. И, естественно, родители прислушиваются в первую очередь к мнению классного руководителя и других учителей, полагая, что они контролируют обстановку в коллективе и лучше разбираются в том, что происходит между детьми.
Желание школы не раздувать скандал приводит к тому, что жертве просто советуют подружиться с преследователями, найти общие интересы, больше общаться вне школьных занятий. Родители часто следуют таким (нужно сказать, крайне неудачным) советам учителей, веря, что необходимо помочь ребенку адаптироваться в коллективе. Один из наиболее деструктивных примеров такой помощи — это приглашение всего класса на день рождения или другое домашнее мероприятие. Дом и семья рассматриваются жертвой как убежище от издевательств, а тут в пространство, которое он считал безопасным, вторгаются его преследователи. Обычно ситуация после такой попытки все исправить только усугубляется. Жертва перестает чувствовать себя в безопасности даже дома, постоянный страх, чувство беспомощности провоцируют депрессивные и суицидальные настроения. А вот преследователи получают новые поводы для издевательств, ведь теперь они владеют информацией о доме жертвы, ее домашних привычках, увлечениях (словом, всей той части жизни, которая ранее была им недоступна).
Однако если родители оказались настойчивыми и добились того, чтобы факты травли стали известны за пределами класса, если проблема дошла до директора школы и инспектора по делам несовершеннолетних, то наступает период активной и даже какой-то суетливой деятельности. Школа начинает проводить родительские собрания, приглашать экспертов для чтения лекций, отдельно собирать учителей на совещания, посвященные теме буллинга, активизируется школьный психолог, планируются встречи с инспекторами по делам несовершеннолетних и т. д. И это, естественно, не считая тех действий, который школа предпринимает, чтобы разрешить конкретный факт травли, «неожиданно» всплывший наружу.
Это, конечно, лучше, чем бездействие. Но обольщаться такой внезапной сознательностью школьного руководства не стоит. Сами по себе единичные акции кардинально на ситуацию повлиять не могут.
Буллинг — это не спонтанный взрыв насилия, а долгоиграющая хладнокровная политика продуманных издевательств. Поэтому травля — всегда вызов школе как образовательному учреждению. Меры по предотвращению буллинга требуются столь же методичные, спланированные и долгоиграющие. По сути профилактика буллинга должна быть заложена в организационной культуре школы.
Вот, например, в скандинавских странах частью профилактики буллинга является четкая установка для всех работников школы (от директора до уборщицы) обращаться как с учениками, так и между собой предельно вежливо и уважительно. Дети не должны видеть в стенах школы примера агрессивного, оскорбительного и пренебрежительного общения между людьми вне зависимости от их статуса и возраста.
Часто в историях про буллинг, которые выкладываются в социальные сети, появляются комментарии преподавателей о том, что нынешняя школьная система требует от них сугубо оказания образовательных услуг. Вот учителя их и оказывают, а функция воспитания полностью лежит на семье. Воспитывайте своих детей правильно, и не будет никакого буллинга. Современная российская система школьного образования действительно заслуживает критики, но сводить свою роль как учителя до носителя информации, возможно, и заманчиво, но неправильно.
Как бы ни старался педагог играть роль равнодушного стороннего наблюдателя — это все равно превращается в модель взрослого поведения, которое дети либо копируют, либо, наоборот, не могут принять. И в последнем случае начинается конфликт педагога и ребенка, в процессе которого сама фигура взрослого учителя, наставника лишается авторитета и власть в классе может сосредоточиться полностью в руках агрессоров.
Требовать от школы гарантий, что в ее стенах никогда не возникнет травля, — бессмысленно. Далеко не все зависит от усилий и внимания педагогов. Мы говорим о детских и подростковых коллективах, эмоционально незрелых, находящихся в процессе поиска собственного «я». Это сложный этап взросления, чреватый патологиями, одной из которых и является буллинг. Однако школа должна и обязана сделать все, чтобы дети понимали разницу между конфликтом и травлей. И знали, что решать конфликты желательно без применения физической силы, и умели уверенно и твердо противостоять насилию.
И если в ситуации конфликта позиция стороннего наблюдателя для учителя допустима, то в случае буллинга это только усугубляет ситуацию и позволяет насилию стать нормой в коллективе, привычным фоном взаимоотношений в классе, а потом и вовсе традицией.
Вот интересный пример: на частные элитные школы Великобритании не распространяется действие общегосударственных программ по профилактике буллинга. Одной из причин является то, что физическое насилие, оскорбления и другие формы травли — это освященная веками традиция отношений между старшими и младшими учениками. Такая вот узаконенная «дедовщина», которая, по мнению руководителей этих элитных школ, помогает воспитывать характер, формирует терпеливость, стойкость и сплоченность перед лицом превосходящей угрозы.
Где же граница, по которой проходит разделение ответственности между семьей и школой за буллинг в детских коллективах?
Во-первых, за исключением очень редких случаев, не бывает такого, что виновата только школа или только семья. То, что ребенок столкнулся с буллингом, — это общая ответственность, общая проблема, и решать ее надо вместе.
Попытка школы самоустраниться от одного проблемного случая, от одной «скандальной» родительницы, от одного «странного» ребенка, которого не принимает коллектив, ведет к тому, что буллинг становится сначала привычкой, а потом традицией в коллективе. Чем более старательно школа закрывает глаза на факты травли, тем более нездоровой и опасной становится атмосфера в классах. И тем сильнее возрастают шансы, что в результате неконтролируемой детской и подростковой агрессии случится нечто уже непоправимое.
Во-вторых, травлю в классе не стоит связывать с оценкой конкретного учителя или школы в целом. Буллинг начинается и в гимназиях с высокими рейтингами, и в частных элитных заведениях, и в обычных районных общеобразовательных школах. У вас в классе может быть только что получившая диплом учительница или педагог с огромным стажем и опытом, сильный учитель, имеющий множество наград, или случайно оказавшийся в школе человек с дипломом педагогического колледжа. Квалификация, опыт, высокие показатели успеваемости — ни один из этих факторов не гарантирует, что в классе не будет травли. Поэтому ситуация буллинга должна рассматриваться безотносительно к оценке конкретного учителя. НО! Обязательно должна оцениваться реакция педагога на обращения родителей и детей по поводу случаев насилия.
В-третьих, учитель и школа в целом не имеют права игнорировать факты буллинга. Это прописано в законах Российской Федерации, это есть в образовательных стандартах школьного образования, по которым работают все российские учебные заведения. Школа несет ответственность за здоровье детей, в том числе и психологическое. Буллинг создает реальную угрозу здоровью и нормальному психическому развитию ребенка. А у школы не может быть приоритетов выше, чем безопасность детей. Все разговоры о престиже школы, сохранении традиций, чести и достоинстве должны отходить на задний план.
В-четвертых, школа обязана отслеживать и предотвращать те конфликтные ситуации, которые потенциально могут трансформироваться в буллинг. Школьная стратегия по профилактике травли не может носить характер разовых мероприятий или бумажной отчетности. В идеале профилактика буллинга должна быть частью организационной культуры школы. Но в любом случае работа по предотвращению травли — это комплекс последовательных и связанных между собой мероприятий, которые охватывают всех детей (от начальной школы до выпускных классов). Помимо профилактики буллинга, школа должна иметь четкий план действий на тот случай, если предотвратить травлю не удалось. Вовремя локализовать буллинг и минимизировать ущерб для всего коллектива — это задача школы.
Раньше учитель мог не обращать внимания на конфликты внутри его класса или даже поощрять травлю. И школа его прикрывала. Сегодня и школа, и родители начинают понимать — такое поведение уже не считается приемлемым. Однако полностью перекладывать ответственность на школу тоже неверно. Очень часто причины буллинга коренятся в семье. Как бы ни была важна роль школы в социализации детей и подростков — первый и самый важный опыт взаимоотношений с другими людьми дети получают в семье.
Наталья Цымбаленко
