Всемирно известный баянист Айдар Гайнуллин перевоплотился в героя Кафки — он стал насекомым из «Превращения» (в этой повести Кафки коммивояжер Замза, проснувшись, обнаруживает, что превратился в чешуйчатое создание). Акция, которую наши журналисты устроили в Берлине, смешала литературу и музыку.
В воскресенье перекрыли пол-Берлина: утром начался всемирный марафон — сначала роллеры, затем велоколяски с ручным приводом, под занавес — бегуны, тьма-тьмущая. Впрочем, у нас, акционистов «МК», свой пробег. В полдень сели на скамеечках вокруг знаменитого фонтана «Нептун» близ Красной ратуши и Александер-платц, пришиваем к черной куртке черные воздушные шары — готовим костюм того самого насекомого из знаменитого «Превращения» Франца Кафки, написанного 105 лет назад.
За год до смерти 40-летний Франц был в Берлине вместе со своей возлюбленной 25-летней Дорой Диамант — и это был последний глоток счастья и свободы перед финальным приступом туберкулеза. Сшив костюм, мы ждем главного героя — мерзкого жука, муки которого музыкально и артистично нам разыграет великолепный баянист Айдар Гайнуллин, проживающий в Германии.
«На баховской токкате они всегда плачут»
Без десяти час появляется Айдар со своим другом Андреасом Биттером — везут инвалидную коляску и тащат баян, запарковав, бедняги, машину в трех километрах от центра (привет марафону). Заранее предупредили Гайнуллина, чтобы не брал самый дорогой из своих инструментов — прозрачно намекнули про яблоки и другие элементы общепита, которыми «нежданно-негаданно» могут швыряться в героя благодарные немцы.
Последние приготовления. Айдар примеряет шкуру жука, недовольный обилием шариков в местах, где проходит ремень от баяна. Предусмотрительно надевает на голову черную лакированную байкерскую каску и очки от солнца.
— А вот очки — лишние. Зафинтят в глаз яблоком, — предупреждаем музыканта с мировым именем, только отметившего свое 35-летие сольником в Берлинской филармонии — главном концертном зале мира.
— Эй, это не слишком ли, а? — вздрогнул Айдар, разглядывая пенопластовые фрукты, заказанные еще в Москве (мы-то сдуру полагали, что они легче настоящих, но из-за жесткой пленки при броске удар ощутим точно так же, — Авт.). Ради пробы Айдар запульнул яблоком в Андреаса, тот чуть не выронил баян.
Часы на Красной ратуше пробивают час. Пора. Акционист-мальчик водружает себе на голову черный помойный мешок с прорезью для лица, чтоб не задохнуться, к спине скотчем заматываем приглашающий плакат на немецком — «Schmeißt auf Ihn Äpfel. Wer selber keine Sünde hat!» («Швыряйте яблоки, если вы безгрешны»). Акционист-девочка берет большую корзину с двумя десятками яблок, на спине другой плакат — «Не надо денег!».
— Это почему ж не надо? — возмущается Айдар. — Хоть на дёнеры заработаем (немецкая шаурма). Кушать-то надо что-то?
— Обойдемся! У нас другие задачи.
А задачи такие: за час времени (если раньше полиция не скрутит) пройти — через музыкальные произведения и физические страдания — весь путь главного героя «Превращения», а это, как известно, единственный кормилец в большой семье — коммивояжер Грегор Замза, который «проснувшись однажды утром, обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое: живот разделили дугообразные чешуйки, а убого тонкие ножки беспомощно копошились перед глазами».
Коляска изначально была сугубо функциональным элементом: сесть и просто играть в Берлине без особого разрешения нельзя, нужно перемещаться, вот и решили калеку-жука снабдить транспортом. Полиция — метров за двести отвлекается на марафон, можно трогаться.
— Начинаем с органной токкаты ре минор Баха, — шепчем жуку.
— Согласен. Они как услышат ее — сразу плачут, пробирает за душу, — Айдар садится на коляску, заведомо широко разводя мехи для знаменитого громкого вступления — та-да-да-а...
Странная процессия начинает медленный путь вокруг фонтана «Нептуна»: впереди барышня-крестьянка с корзиной фруктов, затем коляска со странным существом в шариках и каске, ведомая человеком в черном мешке. Фигеющий народ рефлекторно тянется к селфи-палкам.
А на Вивальди жук озорно повис на потолке
Кто помнит «Превращение», тому ход с яблоками понятен — когда Грегор в образе насекомого наконец выбрался из своей комнаты и забегал по квартире, родным это показалось слишком, и «отец решил бомбардировать его яблоками: наполнил карманы содержимым стоявшей на буфете вазы и теперь, не очень-то тщательно целясь, швырял в сына одно яблоко за другим». Одно из них накрепко засело у Грегора в спине между чешуйками, и в итоге сгнив, привело к воспалению и, как следствие, мучительной смерти.
Но еще до преследования, несмотря на критический дискомфорт от лежания на спине и отсутствие аппетита, жук мог насладиться тем, что повисал вверх лапками на потолке... и эту тему краткого блаженства между сплошным трэшем Айдар проникновенно отразил, играя «Зиму» из «Времен года» Вивальди.
Как только Вивальди кончается, девушка-акционист предлагает двум бюргерам, распивающим пиво:
— Пожалуйста, вы можете бросить. Разрешите, покажу как (яблоко летит в Айдара. — Авт.).
Бюргеры сначала неловко, а потом и вполне прицельно попадают по плечу баяниста, а потом и по самому баяну. Чувствуется, люди уважают насилие в дозволенных масштабах.
— Послушайте, — в мольбе обращается Гайнуллин к нам, — нельзя ли, чтоб они швыряли в моего возницу в черном пакете на голове?
* * *
Народу постепенно прибавляется. Плакат о том, что денег не надо, оборачивает девушку вокруг талии, и слова do not need вдруг становятся не видны. Гуляющие, видя лишь знакомое money, одобрительно кивают, подходят к акционисту в мешке, протягивая по одному-два евро. Мешок препятствует к доступу в карманы рубашки, плакат сковывает брюки, складывать монеты приходится в ботинок.
— А я не хочу бросать яблоко, ведь написано о грехе, — возражает женщина.
— Вы читали Кафку? Там символом грехопадения отец бомбардировал сына, — говорят ей.
— Я боюсь причинить боль...
Но это — единичный случай. Остальные как ни в чем не бывало прямо или навесом запускают яблоком или пустой бутылкой из-под коки в процессию, вследствие чего на площади приходится устроить слалом, чтоб не наехать на всю эту дрянь (по рассказу — в комнате жука стали складировать все помои и непотребности). Айдар меж тем заводит De Profundis («Из глубины») Софии Губайдуллиной — весь путь насекомого от страстей до просветления...
— По существу, «Превращение» — очень глубокая новелла со множеством подтекстов, — скажет потом Гайнуллин, — но я считываю ее буквально: кормилец семьи, человек много зарабатывающий, в один момент стал никому не нужен. Жук — это символ. Или рак. Он мог заболеть онкологией: ощущения, полагаю, те же... и вот уже бывший колосс — немощный и одинокий. Все отворачиваются резко — и общество, и семья. А сам-то он что может сделать? Ни сил, ни денег, только одна большая ОБУЗА сплошными заглавными буквами. И только у гроба все с облегчением скажут — «отмучился, и слава богу».
* * *
...Берлин 1923 года хоть и стал для Кафки «сахаром», а не «ядом», но не мог не угнетать дикой картинкой Германии меж двух мировых войн — с зашкаливающим уровнем безработицы, инфляции, ростом экстремизма и насилия, угрозой скатывания нации к анархии.
Словно выкрики толпы и угрожающие газетные заголовки тех лет летят в Айдара то случайные, то прицельные яблоки пестрого люда, собравшегося на современной и шумной Александер-платц.
Особенно подростки с удовольствием подбирают фрукты с пола, довольные необычной оказией.
— А можно еще?
— А кидать можно только яблоки?
— Он что, настолько плохо играет?
Играет жук в этот момент вальс из сюиты «Ревизская сказка» Шнитке, этакий обнаженный сарказм в низких регистрах. При этом Айдар успевает, насколько позволяет кресло, комично уворачиваться от снарядов. Немцы внимательны к словам, сказанным и написанным, многие задумчиво останавливаются, желая объяснения действа.
Пусть убирается отсюда! — воскликнула сестра. — Мы должны избавиться от мысли, что это наш Грегор. Мы слишком долго верили в это, и в этом наше несчастье. Будь это Грегор, то давно бы понял, что люди не могут жить вместе с таким животным, как он.
«Полет над временем» и смерть
Акция приближается к своему финалу — ненужный никому жук должен был исчезнуть, согласно сюжету Кафки. Айдар аккуратно поднимается с инвалидной коляски, отталкивая ее ногой. Коляска с плакатом проезжает метр и падает. Сорванный от падения плакат несет ветром. Наш жук вместе баяном медленно оседает прямо на землю возле фонтана. Люди в легком оцепенении удивленно наблюдают, что будет дальше. Шарики мешают жуку свободно лечь на спину; отдельные лопаются. Наконец, Айдар ложится, водрузив баян на живот; заводит пластичную и виртуозную тему из «Полета над временем» — щемящего произведения современного финского композитора-аккордеониста Петри Макконена.
— Я первый раз в жизни играл лежа, — признается жук, — и это крайне трудно, ужасный костюм, чудовищно неудобный, эти шарики повсюду: невозможно мехи тянуть, тремоло извлекать. Регистры-то переключаются сверху подбородком, а у меня у шеи шар торчит! И сначала головой его отодвигаешь, потом только нажимаешь на клапан. Поиздевались надо мною вволю, друзья.
Даже велосипедисты, уже возвращавшиеся с медалями после марафона, неожиданно тормозят, увидев странную черную фигуру в каске, распластанную на земле.
— «Полет» — и если сидя играть, очень сложная вещь, а лежа так и вовсе замучился. Вы, главное, самому Макконену видео не показывайте (кстати, многие немцы после акции спрашивали, где можно музыку Петри скачать. — Авт.). Локоть упирается, мехи раздвинуть нельзя, приходится комбинировать. Но мне понравилось, несмотря на всю дикость акции. Думаю теперь внедрить этот прием в концертную практику, чтобы зрители смотрели на тебя, лежащего, сверху.
...Если вначале игры опус Петри чем-то напоминает классические хиты Вивальди, то к концу он заводится как юла, с невероятной скоростью и отчаянием. Две-три финальные трели, и «Грегор, как и вся его бывшая семья, тоже считал, что должен исчезнуть. Когда за окном все просветлело, он еще жил. Потом голова его помимо воли совсем опустилась, и он слабо вздохнул в последний раз. Служанка пришла рано утром; она решила, что жук нарочно лежит так неподвижно, притворяясь обиженным. Вскоре поняв, что произошло, она сделала большие глаза и присвистнула:
— Глядите-ка, оно издохло, вот оно лежит совсем-совсем дохлое!».
Руки Айдара одна за другой падают в стороны. Он не шевелится. Один из нас, акционистов, наклоняется над телом, взяв руку, чтобы прощупать пульс. Жука не стало. Над Александер-платц повисает пауза. На Красной ратуше пробивает колокол: два часа дня. Наконец, к телу нетерпеливо подходит девочка с яблоком:
— Можно мне уже бросить в него?
«Не выкидывайте афишу вашего шоу! Я сохраню на память!»
Когда Айдар встает, обстановка несколько разряжается.
«Как только служанка избавилась от тела Грегора, вся семья покинула квартиру, решив себе устроить выходной: поехали кататься на трамвае за город. Вагон, в котором они сидели одни, был полон теплого солнца. Счастливые, они обсуждали виды на будущее, каковы, при ближайшем рассмотрении, оказались совсем не плохими...».
— Какое счастье, что не было полиции, — говорит наш жук, прокалывая шарики ключом от машины, — все-таки на подобные вылазки надо заранее брать разрешение.
Мы разоблачаемся, скидывая с себя черные мешки и плакаты. К Гайнуллину подходит парочка: он весь в татуировках, она стильно одета.
— Это просто волшебство, а не музыка, — восклицает парень на русском, хотя и с легким акцентом, — можно где-то послушать вас? Может, в соцсетях или на дисках?
Слово за словом, оказывается, что это русская семья, живущая в Гамбурге, приехала на уик-энд в Берлин; девушка — звукорежиссер в немецкой компании, парень — мастер по тату. Но самое удивительное, что он родом из Чувашии, из Батыревского района, оттуда же, откуда родители Айдара...
— И вот так угораздило: всем надо было встретиться в Берлине! — улыбается молодой человек. — Если захотите татуировку в виде жука, живого или мертвого, — всегда обращайтесь.
Один из акционистов складывает плакат «Швыряйте яблоки!» и тащит его к ближайшей урне. Ватман не запихивается в узкую щель, приходится толкать. В эту же секунду подбегает пожилой, интеллигентного вида немец, размахивая руками:
— Нет-нет!
Акционист рефлекторно выдергивает ватман, думая, что нельзя класть такие большие листы в обычную урну.
— Дайте, пожалуйста, мне, — неожиданно попросит интеллигент, — как называется ваше шоу? Качество музыки исключительное.
— Да, собственно, шоу это сложно назвать. Мы решили проиллюстрировать музыкально жизнь и смерть коммивояжера Грегора Замзы, превратившегося в насекомое.
— А мы с женой хотим дома почитать ваш плакат и подумать над ним: «Швыряйте, если сами свободны от греха». Свобода от греха. Это же библейская тема. И эти яблоки, лежащие повсюду. А я недавно как раз над этим размышлял... потому что время мое приближается. Отличная эпитафия.
* * *
— Я хочу призвать всех быть терпимее хотя бы к своим близким, — говорит Айдар, — я-то взял и спокойно встал с инвалидной коляски, но посмотрите вокруг — сколько здесь реальных колясочников, и далеко не всегда вместе с ними есть сопровождающие. И это богатейшая страна Европы. Пусть не смерть немощных родных делает нас свободными, развязывая руки и понуждая кататься на трамвае от счастья в солнечный день, а наше неравнодушие станет непоколебимым синонимом личной свободы, чтобы впредь не пришлось швырять яблоки на главной площади...
Ян СМИРНИЦКИЙ, Ксения КОРОБЕЙНИКОВА, Берлин
