Дети, плохо контролирующие свое поведение, склонные к агрессии и не признающие авторитета взрослых, создают большое количество проблем своим родителям, педагогам и всем окружающим. Уитни Каммингс специализируется на модификации поведения, работе с детской травмой и воспитании приемных детей. Эта деятельность научила ее спокойно реагировать на чужие поступки (в том числе детские) и не терять самообладания.

Кроме того, она поняла, как важно заботиться о себе, чтобы справляться с родительскими обязанностями. Наша эмоциональная нестабильность всегда отражается на отношениях с детьми. Прежде всего это касается учителей и родителей (родных и приемных) «трудных» детей, чье обостренное восприятие нуждается в особом подходе. По словам эксперта, она убедилась в этом на собственном опыте.

Несколько недель назад на меня обрушилось столько несчастий, что я оказалась совершенно неспособной уделять должное внимание приемной дочери. Она всегда была более ранимой, чем двое наших родных детей, но мы делали все возможное, чтобы она не чувствовала разницы. Мы не хотели, чтобы она знала, что на нее уходит больше сил, терпения, эмпатии и эмоциональной энергии. В большинстве случаев нам это удавалось.

Она не подозревала, что мы засиживаемся до поздней ночи, обсуждая ее поведение и продумывая стратегию своих действий на завтра. Она не замечала, как мы закрываемся на кухне, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Она действительно не понимала, какой болью отдается в наших сердцах ее прошлая травма, особенно когда мы видим, что она снова переживает ее в ночных кошмарах и внезапных истериках. Она ни о чем не догадывалась, как мы и хотели.

Она — наш ребенок. И это все, что ей требовалось знать. Но многочисленные беды лишили меня оптимизма, и она наконец осознала, с каким трудом мне дается роль хорошей матери. Ей стало ясно, что к ней относятся иначе, чем к двум другим детям. Три недели у меня внутри была такая пустота, что я попросту не могла быть терпеливой, энергичной и понимающей.

Если раньше я обычно наклонялась, чтобы заглянуть ей в глаза, и заговаривала ласковым тоном, стараясь разобраться, что случилось, то сейчас отделывалась короткими фразами и почти ничего не делала. Мне было нечего ей дать, и она это заметила. Дело не в том, что теперь родным детям доставалось больше внимания. Никому из них я не могла дать ничего. У меня не было сил даже ответить на сообщение или телефонный звонок.

Как, скажите на милость, поддержать задушевный разговор о мальчике, который ей нравится, в шесть часов утра, если за всю неделю я проспала не больше десяти часов?

Родные дети не особенно расстроились по поводу моей внезапной недееспособности. Они не нуждались в ежедневной опеке. Самостоятельно собирались в школу по утрам и не переживали, что вместо нормального обеда их накормили куриными наггетсами и конфетами, что пора спать, а на их кроватях лежит груда белья. Их огорчало, что я плачу целыми днями, но они не сердились на меня. Не отвечали на недостаток родительского внимания дерзкими выходками.

С приемной дочерью все было иначе. Ее раздражали мои постоянные слезы. Отсутствие полноценного обеда который день подряд выбивало ее из колеи. Она злилась, что вещи разбросаны по всему дому. Она нуждалась в последовательности, равновесии, заботе, чего я никак не могла обеспечить. Раньше у меня получалось удовлетворять практически все эмоциональные потребности девочки.

Ее запас любви на 98% наполнялся моими стараниями, а теперь он почти истощился. Я не могла заставить себя сесть и поговорить с ней по душам или сводить ее поесть мороженое. Я не хотела обниматься и прижимать ее к себе, не хотела читать книжки на ночь. Я понимала, как ей этого не хватает, но ничего не могла с собой поделать.

Другими словами, ей было плохо, потому что плохо было мне. Я знала, что мои горести не вечны, и скоро я смогу заботиться о ней по-прежнему. Мои эмоции (и поведение) понемногу приходили в норму, но процесс, который психологи называют «кривой научения», требует обоюдного участия. По идее, я должна была отгоревать, зная, что она не станет давить на мои болевые точки, а она должна была потерпеть, зная, что я ее не брошу. Это очень трудно.

Если бы я ухватилась за эту мысль и приняла ее за непреложную истину, то очень скоро утратила бы статус приемной матери. Крайне важно быть здоровой во всех смыслах, чтобы ставить потребности ребенка выше своих желаний, но это почти невозможно, когда не можешь сосредоточиться на собственных потребностях. Однако личные интересы — это не эгоизм, а жизненная необходимость.

Сначала наши потребности, затем потребности, желания и прихоти наших детей. Если мы оказываемся в режиме эмоционального выживания, сил хватает только на то, чтобы целыми днями думать о себе. Мы обязаны это признать и задуматься над собственными проблемами: только так можно сделать следующий шаг.

Безусловно, моя ситуация очень отличается от того, с чем приходится сталкиваться большинству эмоционально нестабильных родителей. Но принципы одни и те же. Если на нас давит груз тяжелых переживаний, если непроработанные психологические зажимы занимают все мысли и не дают контролировать эмоции, мы не способны нормально заботиться о трудном ребенке. Его нездоровое поведение требует здоровой реакции с нашей стороны.

Елена Анисимова

Источник