Многим из нас в детстве внушали, что мы должны относиться к себе критически. А сейчас больше говорят о принятии, что нужно быть добрее к себе. Значит ли это, что нам следует быть снисходительными к своим недостаткам и даже порокам?
Принятие вовсе не синоним снисходительности или одобрения. «Принять что-то» означает, что я разрешаю этому чему-то занять место в моей жизни, даю ему право быть. Я говорю спокойно: «Да, что есть, то есть». Какие-то вещи принять просто: вот это стол, мы за ним сидим и разговариваем. Здесь мне ничего не угрожает. Трудно принять то, что я воспринимаю как угрозу. Например, я узнаю, что мой дом собираются снести.
Разве возможно быть спокойными, когда сносят наш дом?
Чтобы такое было возможно, придется проделать внутреннюю работу. Прежде всего, заставить себя остановиться, когда хочется спасаться бегством либо отвечать на угрозу агрессией. Остановиться и собрать мужество, чтобы начать разбираться.
Чем глубже мы изучаем какой-то вопрос, тем скорее приходим к ясности: что же на самом деле я вижу? И тогда мы можем принять то, что видим. Иногда – с грустью, но без ненависти и страха. И, даже решив бороться за свой дом, будем делать это разумно и спокойно. Тогда нам хватит сил и голова будет ясной.
Тогда мы отвечаем не реакцией, подобной реакции бегства или агрессии у животных, а человеческим поступком. За поступок я могу отвечать. Так приходит внутреннее равновесие, опирающееся на понимание, и спокойствие перед лицом увиденного: «Я могу быть рядом с этим, оно меня не уничтожает».
А как я поступаю, если никак не могу чего-то принять?
Тогда я убегаю от реальности. Один из вариантов бегства – искажение восприятия, когда мы называем черное белым или в упор не видим каких-то вещей. Это бессознательное вытеснение, о котором говорил еще Фрейд.
То, что мы вытеснили, превращается в энергетически заряженные черные дыры в нашей реальности, и их энергетика постоянно держит нас в напряжении. Мы помним, что есть что-то, что мы вытеснили, хотя не помним, что именно. Туда ходить нельзя и ни в коем случае нельзя это выпустить наружу. Все силы тратятся на то, чтобы не смотреть в эту дыру, обходить ее стороной. Таково устройство всех наших страхов, тревог.
И чтобы принять себя, надо заглянуть в эту черную дыру?
Да. Вместо того чтобы закрывать глаза, мы усилием воли поворачиваем себя в сторону того, что не нравится, что трудно принять, и смотрим: а как это устроено? Что это такое, чего мы так боимся? Может, не так оно и страшно? Ведь больше всего пугает неизвестность, мутные, неясные явления, то, что трудно ухватить.
Все, что мы сейчас говорили про внешний мир, действует и в наших отношениях с самими собой. Путь к принятию себя лежит через познание смутных сторон своей личности. Если я что-то прояснил, я перестаю этого бояться. Я понимаю, как с этим можно обойтись.
Принять себя самого означает снова и снова интересоваться собой без ужаса. Об этом говорил еще датский философ XIX века Серен Кьеркегор: «Ни одна война не требует такого мужества, которого требует взгляд в себя самого». Результатом усилий будет более или менее реалистичная картина себя.
Но есть те, кому удается хорошо к себе относиться, не прилагая усилий. Что в них есть такого, чего нет у остальных?
Таким людям очень повезло: в детстве рядом с ними оказались взрослые, которые их принимали, не «частями», а целиком. Обратите внимание, я не говорю – безусловно любили и тем более хвалили. Последнее – вообще опасная вещь. Нет. Просто взрослые не реагировали страхом или ненавистью на какие-то свойства их характера или поведения, старались понять, какой смысл они имеют для ребенка.
Чтобы ребенок научился принимать себя, ему нужен рядом спокойный взрослый. Который, узнав о драке, не спешит ругать или стыдить, а говорит: «Ну да, Петя не дал тебе ластик. А ты? Ты Пете задал как следует. Угу. А Петя что? Убежал? Он плакал? Ну и что ты думаешь об этой ситуации? Ну ясно, а что делать будешь?»
Кто-то не выносит критики, потому что его родители боялись, что не смогут гордиться своим ребенком
Нужен принимающий взрослый, который спокойно слушает, задает уточняющие вопросы, чтобы картина прояснилась, интересуется чувствами ребенка: «А тебе как? А сам-то ты что думаешь, если честно? Хорошо сделал или плохо?» Дети не боятся того, на что со спокойной заинтересованностью смотрят их родители.
И если сегодня я не хочу признавать в себе какие-то слабости, велика вероятность, что страх перед ними я перенял от своих родителей: кто-то из нас не выносит критики, потому что наши родители боялись, что не смогут гордиться своим ребенком.
Предположим, мы решились заглянуть в себя. И то, что увидели, нам не понравилось. Как с этим справиться?
Для этого нам нужно мужество и… хорошие отношения с собой. Задумайтесь: у каждого из нас есть как минимум один настоящий друг. Близкие и друзья – в жизни может все случиться – покинут меня. Кто-то уйдет в мир иной, кто-то увлечется детьми и внуками. Меня могут предать, со мной могут развестись. Я не могу контролировать других.
Но есть кто-то, кто меня не бросит. И это я сам. Я – тот самый товарищ, внутренний собеседник, который скажет: «Заканчивай работать, у тебя уже начинает болеть голова». Я тот, кто всегда за меня, кто пытается понимать. Кто не добивает в минуту провала, а говорит: «Да, накосячил ты, дружок. Надо исправлять, иначе кем же я буду». Это не критика, это поддержка того, кто хочет, чтобы мне было в итоге хорошо. И тогда я чувствую тепло внутри: в груди, в животе…
То есть мы можем ощутить принятие себя даже физически?
Конечно. Когда я с открытым сердцем приближаюсь к чему-то ценному для себя, «согревается сердце» и я ощущаю поток жизни. В психоанализе это называлось либидо – энергия жизни, а в экзистенциальном анализе – витальность. Его символ – кровь и лимфа. Они текут быстрее, когда я молод и радуюсь или грущу, и медленнее, когда я равнодушен или «заморожен». Поэтому, когда человеку что-то нравится, у него розовеют щеки, блестят глаза, обменные процессы ускоряются. У него тогда хорошие отношения с жизнью и собой.
Что может помешать принять себя? Первое, что приходит в голову, – бесконечные сравнения с более красивыми, умными, успешными...
Сравнение абсолютно безвредно, если мы воспринимаем других как зеркало. По тому, как мы реагируем на других, мы можем многое узнать о себе. Именно это важно – знать себя, ценить собственную уникальность. И тут вновь могут вмешаться воспоминания. Как будто темы непохожести на других в нас звучат под музыку. У одних музыка тревожная и горькая, у других – прекрасная и гармоничная.
Музыка задана родителями. Иногда человек, уже став взрослым, многие годы старается «сменить пластинку». Эта тема отчетливо проявляется в реакции на критику. Кто-то слишком охотно признает свою вину, даже не успев разобраться, был ли у него шанс сделать лучше. Кто-то вообще критику не выносит, начинает ненавидеть покусившихся на его безупречность.
Это болезненная тема. И она такой останется навсегда, но мы можем привыкнуть с такими ситуациями разбираться. Или даже в конце концов придем к доверяющей установке по отношению к критикам: «Надо же, как интересно он меня воспринимает. Я обязательно об этом подумаю, спасибо за внимание».
Благодарное отношение к критикующим и есть важнейший показатель самопринятия. Это не значит, что я соглашусь с их оценкой, конечно.
Но ведь иногда мы действительно поступаем плохо, и нас мучает совесть.
При хороших отношениях с собой совесть наш помощник и друг. Она обладает уникальной зоркостью, но не имеет своей воли. Она показывает, что надо было бы сделать, чтобы оставаться самим собой, лучшим собой, каким мы хотим себя знать.
Чувство, что в жизни есть смысл, зависит не от того, чем мы занимаемся, а от того, как мы этим занимаемся
А когда мы ведем себя не так, она болит и мучает нас, но не более того… Можно и отмахнуться от этой муки. Совесть в принципе не может заставить что-то сделать, только тихо предлагает. Что именно? Снова стать самим собой. Мы должны ей быть за это благодарны.
Если я знаю себя и доверяю этому знанию, мне с собой не скучно, и я слушаю свою совесть – я принимаю себя по-настоящему?
Для самопринятия существенно понимание того, где я сейчас нахожусь, в каком месте своей жизни. В направлении чего я ее строю? Нам нужно видеть целое, мы как бы «набрасываем» целое на сегодняшний день, и тогда он приобретает смысл. Сейчас много клиентов приходят к психотерапевтам с этим запросом: «Я успешен, могу делать карьеру дальше, но не вижу смысла». Или: «В семье все нормально, но…»
То есть нужна глобальная цель?
Не обязательно глобальная. Любая цель, которая соответствует нашим ценностям. А ценным может быть все что угодно: отношения, дети, внуки. Кто-то хочет книжку написать, кто-то сад вырастить. Цель действует как вектор, который структурирует жизнь. Чувство, что в жизни есть смысл, зависит не от того, чем мы занимаемся, а от того, как мы этим занимаемся. Когда у нас есть то, что нам нравится и на что мы внутренне даем согласие, – мы спокойны, довольны и вокруг нас все спокойны и довольны.
Наверное, невозможно принять себя раз и навсегда. Мы ведь все равно будем иногда выпадать из этого состояния?
Тогда придется снова к себе возвращаться. В каждом из нас за поверхностным и будничным – стилем, манерой, привычками, характером – есть нечто удивительное: неповторимость моего присутствия на этой земле, моя не сравнимая ни с кем индивидуальность. И правда: такого, как я, никогда раньше не было и никогда больше не будет.
Если посмотреть на себя так, что мы чувствуем? Удивление, это ведь похоже на чудо. И ответственность – потому что во мне много хорошего, сможет ли оно проявиться за одну человеческую жизнь? Все ли я делаю для этого? И любопытство, потому что эта часть меня не застывшая, она меняется, каждый день чем-то удивляет.
Если я так смотрю на себя и так отношусь к себе, я никогда не буду одинок. Вокруг тех, кто хорошо к себе относится, всегда есть другие люди. Потому что то, как мы к себе относимся, видно другим. И им хочется быть рядом с нами.
Галина Черменская
