Центр оперного пения Галины Вишневской на сцене зала Чайковского представил оперу Верди «Иерусалим» в концертном исполнении с международной сборной солистов и Даниэлем Ореном за пультом Большого симфонического оркестра имени Чайковского. Опера впервые прозвучала в России, что не удивляет Юлию Бедерову.
При всей популярности Верди на российских сценах не идут даже «Ломбардцы в первом крестовом походе» — оригинальная партитура 1843 года на либретто Темистокле Солеры по романтической поэме Томмазо Гросси (в свою очередь, написанной по мотивам важного для оперной истории «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо), которая с большим успехом шла в Италии. Из нее, серьезно переработав драматургический план, либретто и музыку, Верди в 1847-м сделал «Иерусалим» для французской сцены — законодательницы мод и лидера мирового оперного бизнеса. И так в художественном смысле взял Париж подобно тому, как его герои взяли Вечный город,— для славы и заодно в целях собственного духовного преображения.
Премьеру переделанных «Ломбардцев», превратившихся в жителей Тулузы, парижане приняли сдержанно, но в целом французский дебют Верди получился удачнее, чем через несколько лет вышло у Вагнера с «Тангейзером».
Пышная, мелодраматически возвышенная и нарядно-живописная опера действительно оказалась по-мейерберовски картинной представительницей жанра большой оперы на французском языке с удивительными приключениями, воинственными маршами, эффектными ариями, молитвами и балетом. Многоэтажная интрига «Ломбардцев», где страсти, благородство, преступные замыслы и убийства затрагивают два поколения героев, а среди действующих лиц есть даже небесные духи, в «Иерусалиме» сокращена и уплотнена. В драме участвуют только люди, героическим и молитвенным хоровым сценам-картинам уделено больше внимания, композиция стала рельефнее и статичнее, ритмическая поступь — пружинистее. А оркестр иногда очаровывает большой изобретательностью звучания: когда ползучие пассажи виолончелей подтверждают злобные намерения убийцы или когда при виде Иерусалима у героев в душах, по их собственным словам, занимается «небесный свет», а в партии духовых синхронно расцветают мажорные трезвучия. И все же монтажно-монументальный «Иерусалим» репертуарно уступает «Ломбардцам» с их музыкальной гибкостью и ажурным драматическим азартом.
Хотя крепкая ансамблевая архитектура оперы немножко покосилась под тяжестью оркестрового звучания, в московском представлении она не утеряла пышности. Голоса главных и второстепенных героев (для эффекта и баланса — на портиках) оказались легче оркестрово-хоровой массы. А темпы, выбранные израильским дирижером с международной репутацией Даниэлем Ореном, добавляли больше величественности общей массе, чем гибкости солистам.
На резких поворотах вердиевского маршрута БСО, укомплектованный хором Юрловской капеллы, казался слишком медлительной машиной с неудобными габаритами и местами барахлящей медью. Но все же эта машина уверенно ехала и правильно везла солистов, куда им надо.
Режиссура Вячеслава Стародубцева, занятого больше общей атмосферой и сменой видеокартин на задней стене КЗЧ, им никак не мешала, поскольку концертно-сценическому существованию ничего не добавила. Солисты пели, почти не отрывая взгляд от нот. Даниэла Скиллачи в роли Елены демонстрировала холодный тембр, подвижный голос, расчетливый лиризм и аккуратность интонации. Вокально чуть грузноватый Марк Лао в роли Гастона, приблизительно вписываясь в интонационный рисунок, удивлял неожиданно крепким высоким регистром и сахарной кантиленой, но главным героем вечера, не противореча вердиевскому замыслу, стал раскаявшийся злодей Руджеро (Микеле Пертузи). Это он первым убедил зал в неслучайности выбора певцов, заслужив овации уже в выходной арии. И не потерял доверия до экстатического финала, где с ним уже мог соперничать только один хор, и то превосходящий скорее количественно, чем качественно.
Юлия Бедерова
