В конце прошлого года исполнилось 30 лет Концепции судебной реформы. В ней главными задачами были признаны защита и неуклонное соблюдение основных прав и свобод человека в судопроизводстве и установление судебного контроля за законностью применения мер пресечения и других мер процессуального принуждения.
Как так получилось, что мы не выполнили эти задачи – об этом наша беседа с членом СПЧ, бывшим следователем по особо важным делам при прокуроре РСФСР Евгением МЫСЛОВСКИМ.
Аресты, аресты, аресты. В этом году суды удовлетворяли в среднем 9 из 10 ходатайств следователей об избрании самой жесткой меры пресечения. По залог не отпускают практически никого (в Москве – ни одного решения за 2022 год). В структуре обращений россиян в правозащитные организации, в том числе в СПЧ, жалобы на следствие и суд лидируют.
Люди пишут о различных провокациях, о подбросах улик, необоснованном «засекречивание» свидетелей, давление на адвокатов, использование «досудебных соглашений» для получения необоснованных, а то и ложных доносов. Так почему это происходит?
Федеральным законом в 2016-м году была введена часть 5 в ст. 317.4 УПК РФ, установив, что обвиняемому недостаточно изобличить только себя для заключения «досудебки». Он теперь обязан изобличить либо соучастников, либо лиц, виновных в других преступлениях. Таким образом, вновь открылась дверь для широкого появления доносов (в самом худшем смысле этого слова!).
– «Досудебка» в руках непорядочных следователей – это редкие случаи?
– Напротив. И это уже повлекло цунами неправосудных уголовных преследований. Задумайтесь! Человек, который умышленно совершил тяжкое или особо тяжкое преступление, имеет, как правило, крайне низкий набор морально-нравственных качеств, что с большой долей вероятности, как мы видим из практики, может повлечь его согласие оговорить невиновного человека, лишь бы самому получить какую-то выгоду. И такому лицу очень сложно удержаться от соблазна хоть каким-то путем избежать огромного срока лишения свободы, чтобы, например, получить 13 лет колонии вместо 23 лет или пожизненного, например, за два заказных убийства.
Вот так, в отношении себя вы можете молчать, а в отношении других можете говорить всё что угодно – всё будет принято на веру. Даже если и не подтвердится, то отменять досудебное соглашение никто не будет, а смягчение наказания обеспечено без исследования доказательств!
Открыв дорогу доносам, УПК, как говорят политологи, открыл и «окно Овертона» и это окно превратилось в открытую крышку ящика Пандоры. И это ужасно, потому что такой подход превратился в тенденцию. То есть опять сработал пресловутый человеческий фактор. Приведу один трагический пример связки «досудебки» с судьбой человека, взявшего на себя обязанности «разоблачителя» третьих лиц. Пример совсем свежий. 14 октября 2021 года в здании Главного следственного управления ГУ МВД по Москве погиб бывший юрист Военно-строительного управления Москвы Валерий Кулиш. В этот день он должен был давать показания, изобличающие ряд лиц в якобы совершённых ими убийствах с целью передела бывших объектов Минобороны.
Валерий Кулиш был фигурантом уголовного дела о мошенничестве, связанном с хищением объектов недвижимости компании «Ворсма». Он был привлечён к уголовной ответственности, но находился под домашним арестом в связи с заключением досудебного соглашения. Следствие вели сотрудники московской полиции, а оперативным сопровождением занимались офицеры управления ФСБ по Москве и Московской области. Примерно за месяц до этого Кулиш был доставлен в один из районных судов Москвы где слушалось дело по обвинению гр-на Исаева по обвинению в присвоении им чужой собственности (квартиры) в принадлежащем его фирме доме-общежитии. Обвинение рассыпалось на глазах и для его спасения и был доставлен в суд в качестве свидетеля Валерий Кулиш, не имеющий никакого отношения к данному делу. Судья явно пыталась не допустить огласки заинтересованности оперативников ФСБ, и поэтому в допросе был применён термин – «люди, инициировавшие доставление Кулиша в суд». Как бы его не готовили к этому допросу, но в суде он был вынужден признать, что по делу Исаева он ничего конкретного не знает, что показания даёт, поскольку обязан это делать по условиям досудебного соглашения и в рамках полученных им указаний. Если перевести его 2-часовой рассказ на обычный язык, то Кулиш признал, что вынужден оговаривать Исаева.
И вот через месяц, когда его привезли для проведения очередной очной ставки с лицом, которого он должен был оговорить в причастности к совершению трёх убийств, нервы Кулиша не выдержали. А в СМИ появились сообщения, что все якобы убитые, оказались живыми и ныне здравствующими людьми. А уже 15 октября сразу несколько СМИ и телеграм-каналов сообщили об увольнении начальника десятого отдела следственной части ГСУ ГУ МВД по Москве Антона Панкова, руководившего расследованием этого дела. Проводилась ли проверка в УФСБ по Москве и Московской области, естественно, в прессе не сообщалось.
Я могу привести ещё множество примеров. Когда «досудебка» выполняла коварную функцию «троянского коня», подставляя под уголовное преследование невиновных людей.
Подобные случаи, когда особый порядок предоставлялся только в случае, если обвиняемый даст заведомо ложные показания против человека, на которого укажет представитель стороны обвинения, как раз и всколыхнули юридическое сообщество нашей страны.
– Но ведь потом был внесён законопроект об изменении порядка особого рассмотрения дел. Что с ним не так?
– Федеральный закон от 20 июля 2020 года внес в ч. 1 ст. 314 УПК РФ изменения, исключив из нее возможность особого порядка разбирательства по тяжким преступлениям. Правда при принятии этого закона законодатели почему-то забыли, что существует два порядка особого рассмотрения, и в законе упомянули лишь первый вариант, хотя обсуждалась именно проблема досудебного соглашения. Получился парадокс – «сдавать» на «упрощенку правосудия» самого себя за совершение тяжкого преступления нельзя, а «сдавать других» – пожалуйста!
А что делать обвиняемому по особо тяжкому преступлению, если он совершил его в одиночку или ему неизвестно об иных преступлениях, но одновременно ему нестерпимо хочется смягчить себе наказание любыми способами? Вот и остаётся один путь – ложный донос. Его преимущество заключается в том, что согласно статьям 317.6 и 317.7 УПК РФ, суд не обязан проверять обоснованность обвинения и правдивость сообщенных «досудебником» сведений, а проверяет лишь полноту выполнения условий досудебного соглашения. Это очень тонкий момент, который сильно снижает судебный контроль и сводит на «нет» правосудие, подменяя его формализмом.
Таким образом налицо официальное допущение государства не соблюдать со стороны судов конституционные принципы независимости, объективности и беспристрастности судей, а равно понижение уровня гарантий прав и законных интересов участников судебного разбирательства.
– И что предлагаете сделать?
– Такая порочная правоприменительная практика должна быть прекращена и все приговоры, в основу которых положены «судебные договорняки», должны быть пересмотрены.
– Вы, как и многие в СПЧ, настаиваете на включение в УК специальной статьи о пытках?
– Да, СПЧ рассчитывал, что это будет воспринято как сигнал. Такие «сигналы» часто определяют работу судебно-следственной системы с большим успехом, чем сами законы. Уточнение же ст. 302 УК «Принуждение к даче показаний» такого эффекта не произведет: увеличение потенциального срока на 4 года никого ни в чем не остановит.
Вообще борьба с пытками мне лично видится в том, чтобы суды не признавали допустимыми никакие доказательства при малейшем подозрении, что они даны под ними. У судьи почти всегда есть возможность проверить и оценить такие показания обвиняемых и свидетелей, но они этого не делают, не желая ссориться со следственными органами. Значит, надо создать им условия, в которых они могут поссориться с кем-то, кто еще главнее. А такие «в системе» есть.
Ева Меркачева
