6 июня на российских календарях сразу две памятные даты — День русского языка и день рождения Александра Сергеевича Пушкина. В преддверии праздника «МК» решил заглянуть в Справочную службу русского языка при Институте русского языка имени В.В.Виноградова РАН. Как сотрудники службы защищают великий и могучий от превращения в «олбанский»? Почему филологи считают, что тяжелее всего отношения с родной речью складываются у поваров и кулинарных блогеров? Надо ли требовать в ресторане жалобную книгу, если в меню вы увидели фуа-гра без дефиса? Как одна не к месту поставленная запятая может лишить премии сотни сотрудников, поставить на уши всю судебную систему или раздуть международный скандал? Об этом в материале «МК».
Одинокие воины словесного фронта
Настоящий слом шаблона ждал нас уже на входе в офис хранителей языка. Во-первых, никакого современного колл-центра в службе нет. Вместо него маленькая комнатка со старинными сводчатыми потолками на первом этаже Института русского языка на Волхонке. Всего один оператор — аспирант института Ксения. Ей в помощь — старенький ноутбук, обычный городской телефон и полки, заставленные всевозможными словарями и справочниками. Здесь и совсем новые экземпляры, и фолианты с изрядно потрепанными, пожелтевшими от времени страницами.
— Телефон службы не многоканальный и никогда многоканальным не был, — объясняет координатор службы, кандидат филологических наук Оксана Грунченко. — За единицу времени оператор может принять только один звонок. Поэтому мы решили установить лимит для каждого звонящего — десять минут максимум. Если же после этого какие-то вопросы остались, можно через некоторое время перезвонить и продолжить разговор.
Во-вторых, самыми частыми клиентами «скорой помощи» русского языка оказались вовсе не школьники и даже не учителя, а чиновники. Точнее, те из них, кто пишет приказы, постановления и законопроекты. Филологи шутят, что у законотворцев есть свой собственный лингвистический ад, и в нем всего два круга: запятые и отглагольные существительные из серии «непредоставление» или «неуплата». В первом случае авторы официальных документов зависают при попытке отыскать подлежащее и сказуемое в предложениях длиной в полстраницы. Во втором всё еще страшнее: «неуплата» или «неоплата»? А может, «не уплата»? Или вообще «не оплата»?..
Словесный долгострой
«Работники, совершившие административные проступки в отчетном периоде, за который выплачивается вознаграждение, могут быть по решению дисциплинарной комиссии подвергнуты административному взысканию в виде уменьшения данного вознаграждения на сумму от двадцати пяти до семидесяти пяти процентов, либо может быть принято решение о лишении работников, совершивших административные проступки, данного вознаграждения в размере ста процентов, — усталый женский голос в телефонной трубке запинается через каждые два слова, и, кажется, дама сама не до конца понимает смысл того, что зачитывает. — Вы можете мне подсказать, надо перед «либо» ставить запятую или нет?»
— Вот! Как раз удачный пример. Дама явно из какого-то ведомства, пишет или редактирует некий приказ или инструкцию, — говорит Грунченко.
По словам координатора службы, чаще всего законотворцы обращаются именно с такими словесными многоэтажками. Пока дойдешь до середины, забудешь, что было в начале.
— Да, запятая у вас будет, — уверенно отвечает оператор Ксения. Удивительно, но, похоже, хрупкая девушка-филолог поняла из предложения длиной в абзац гораздо больше, чем его автор. — У вас здесь две грамматические основы: работники могут быть за какие-то проступки подвергнуты взысканию, и может быть принято решение о лишении вознаграждения. Они не имеют общих членов предложения. Это две разные части сложного предложения, их надо разделить запятой.
— А если заменить во второй части «работники» на «они»? Можно как-то сделать так, чтобы вся эта конструкция относилась только к первой части? — не унимается дама на том конце провода. Видимо, сама испугалась, что создала такого лингвистического Франкенштейна, и решила хоть как-то сократить предложение.
— Все равно запятая будет, — объясняет оператор. — Замените во второй части предложения «решение о лишении работников, совершивших административные проступки» на «решение о лишении их». Смысл сохранится, но конструкция станет короче.
— Спасибо… — выдыхает вконец обессилевшая чиновница и вешает трубку.
Еще одна многочисленная категория звонящих — следователи и прокуроры. Для них камнем преткновения чаще всего оказываются жесткие формы, по которым составлены бланки протоколов. Например, задержали подозреваемого на 22 дня. Но в уголовном праве время исчисляется не в днях, а в сутках. Как написать: «задержан на двадцать два суток»? «Двадцать двое суток»? Правила, как высчитать срок тюремного заточения, есть. А вот как этот срок грамотно написать — нет. Правильной формы для такой конструкции в русском языке нет вообще. Филологи советуют использовать сокращение: 22 сут. Выглядит так себе, и ошибка остается, но хоть глаз не режет.
Куда ударить Эболу
Обращаются за помощью даже дипломаты. Например, как в официальной речи посла назвать граждан Антигуа и Барбуды? Антигуанцы? А может, барбудиане или барбудцы? А что если в названии государства поставить маленькую букву там, где на самом деле должна стоять большая? Международный скандал неминуем.
— Существует гостированный классификатор стран мира. Но в нем нет дифференциации по регистру, — сетует Оксана Грунченко. — Например, как писать слово «острова» в названии государства «Маршалловы Острова»? По классификатору разницы нет. Там все написано с большой буквы. А если надо написать краткую форму названия, что делать? Для Сейшельских или Мальдивских островов есть официальное название, в котором нет слова «острова»: Мальдивы и Сейшелы. Но слова «Маршаллы» не существует! Поэтому в таких случаях мы говорим, что есть рекомендация писать все с большой буквы, однако запрета на иное написание нет. И вот это «нет запрета» для звонящего тоже очень важно.
Не меньше проблем и с правильным произношением иностранных слов. С этим, кстати, обращаются в службу в основном журналисты-телевизионщики. Вот, к примеру, лихорадка Эбола. Как ее «ударять»? Для самих филологов пока это вопрос дискуссионный. Когда только страшную болезнь открыли, врачи называли ее с ударением на «э». Но звучало это так, будто недуг назвали в честь некоего первооткрывателя по фамилии Эбол. Теперь чаще произносят с ударением на «о». Но пытливые умы лингвистов и на этом не успокоились. Ведь Эбола — это река в Конго. А значит, чтобы определить, как ее название произносить, надо установить, чьими колониями были эти земли. Если британскими, то ударение должно быть на первом слоге. Если французскими, то вообще на последнем. Немецкими — на втором. Но однозначного пока ответа так и не нашли.
Три правила для одного супа
Отдельный блок вопросов — это прочно вошедшие в наш обиход иностранные названия. В частности, кулинарных блюд. Например, суп том-ям (нам кажется, что здесь нужен дефис). Это блюдо лаосской кухни. Рецепт, несмотря на экзотичность названия, довольно простой: куриный бульон, креветки, рыба, лайм, перец чили и кинза по вкусу.
Но если подать диковинное блюдо на горячее благодаря Интернету теперь может любая хозяйка, то правильно написать название супа в меню не могут подчас даже именитые рестораторы.
— Если ради интереса походить по ресторанам и просто заглянуть в их меню, можно столько интересного найти, такие вариации! — поражаются сотрудники Справочной службы русского языка. — «Томям», «том-ям», «Том Ям». И это только один несчастный суп. А видели бы вы, как пишут «фуа-гра»! И в одно слово, и в два, причем оба с большой буквы, и с дефисом, и без.
Правда, сильно ругать за такую чехарду в меню хозяев ресторанов не стоит. В словарях Ожегова и Даля нет ни французской утиной печени, ни азиатского супа, в котором странным образом подружились курица и креветки. А другие словари рестораторам известны, наверное, не очень хорошо. Так что филологи советуют в случае с этими заграничными блюдами все-таки поставить дефис.
— По поводу иностранных слов нам часто звонят пожилые люди, — рассказывает оператор Ксения. — Не так давно позвонила бабушка и спросила, что такое «квестор». Она услышала слово в новостях и не поняла значения. Мне пришлось рыться в специальной литературе, но потом я поняла, что здесь что-то не то. Квестор — это должностное лицо в Древнем Риме. Ну что ему делать в новостях? Стала расспрашивать бабулю, о чем был сюжет. Оказалось, что на самом деле это было слово «квест». Потом оказалось, что «квеста» пока нет в словарях, и пришлось объяснять его значение своими словами.
Вообще, филологи отмечают, что всплеск запросов на тему «импортных» слов всегда бывает к чему-то приурочен. Перед годовщиной победы в Отечественной войне 1812 года людей интересует, как пишется Барклай-де-Толли. Во время международных экономических форумов покоя не дают кластеры и офшоры. Скачок курса валют — сразу просыпается интерес к волатильности.
Небелая белка
— А какой, например, корень в слове «белка»? — проверяет меня на знание школьной программы Оксана Грунченко.
— «Белк», — беру на себя смелость предположить я.
— Правильно, а почему не «бел»?
— Не знаю, — признаюсь. «Двойка» мне за теорию.
Оказывается, такая проблема — как объяснить ребенку, почему именно «белк», а не «бел», — возникает чуть ли не у каждого первого родителя, а иногда и у педагогов. Многие школьники упорно считают, что «к» — это суффикс. И, кстати, в таких рассуждениях есть своя логика. Правда, тут тоже понадобится экскурс в историю.
— Изначально белки были важным товаром для наших предков славян, — рассказывает Грунченко. — Беличьи шкурки служили средством расчета, это были мягкие пушистые «деньги». Но белку можно убить далеко не всегда. Ценным мехом является белка, убитая зимой, когда мех густой, чистый и не облезлый. Белка летом рыжая, а зимой она белая. Поэтому название зверька исторически было связано с цветом его шерстки. Но упражнения из школьной программы не предполагают погружения в историю слов, в современном русском языке слова «белый» и «белка» не однокоренные. Поэтому, если ребенок в слове «белка» выделяет корень «бел» и суффикс «к», он получает неудовлетворительную оценку.
По поводу выпускных тестов звонки будут позже, после экзаменов, заверили филологи. В основном звонят родители. Иногда в ходе разговора выясняется, что составители теста действительно допустили непростительную ошибку. Разумеется, родители начинают звонить в РАН и требовать как минимум выдать справку. А как максимум — наказать горе-составителей и тех, кто редактировал задание.
— Мы не полиция и не ревизоры, — объясняет куратор службы. — Нас принимают за карательный орган. В свое время в формате шутки была вброшена идея о полиции русского языка. Эта метафора понравилась людям. Но ходить и наказывать рублем мы тем не менее не можем.
Автор: Татьяна Антонова
