Ну, вот и все. Ушел грустный веселый человек. Может быть, самый грустный и самый веселый во всем бывшем СССР. Наверное, от этого и получаются такие фильмы, от такой грусти и от такого неунывающего легкого философского взгляда на жизнь. Это называется лирическая комедия. Или трагикомедия, иногда бывает и такое.
Так много фильмов, но есть особенные. Я всегда говорю: если вы хотите знать суть и смысл того, что называлось Советский Союз, смотрите «Мимино». И только «Мимино».
Что такое «Мимино», знаете? Это взгляд грузина московского разлива, то есть самого Данелии, на эту чудесную жизнь. Жизнь как сказка, жизнь как театр. Он, Данелия, видит этот быт, эту Москву и все эти отношения мифологические, блатные и не очень, как бы со стороны, из космоса. Да, это истинный взгляд горца. Он смотрит вниз, обозревает советскую реальность, действительность и посмеивается над нами. И любит всех нас. И жалеет.
А потом Гия Данелия вообще уже поднялся на Эверест, к звездам, опять посмотрел вниз на то, что мы строили, строили, и наконец построили, и получилась «Кин-дза-дза». Недооцененная тогда, в начале перестройки, непонятая. Но этот грузинский философ московского разлива, мудрец только улыбался так хитро и невинно на все это непонимание, на критику. Ему эта критика вообще была по барабану. Просто он знал, что делал, а дальше будь что будет. Да, он был философ.
И лишь однажды он позволили себе быть оптимистом, романтиком без слова «если». В «Я шагаю по Москве» Данелия именно такой: верящий во что-то необыкновенно доброе, что все будет хорошо, очень хорошо. И опять ему досталось на орехи от смурных, все понимающих яйцеголовых бедолаг: мол, как можно так радужно веселиться, это же обман зрения. Но Данелия тогда, в 1963-м, когда еще не закончилась оттепель, был сам обманываться рад и не скрывал этого.
Художник практически все берет из себя, даже более точно — из своей личной жизни. Вот что такое «Осенний марафон»? Да, это Бузыкин, великолепный Бузыкин, мятущийся, непоседливый, разрывающийся между двух женщин. Но Данелия неслучайно выбрал именно эту пьесу Володина: и у него в жизни было ровно такое. Ну, почти… И вот из этого «почти» получается шедевр или двойная жизнь хорошего, но слабого человека. А он хороший, потому что слабый, и наоборот.
А вот еще «Афоня», совсем слабый, да просто никудышный. Только вот здесь и проявилась самая настоящая любовь Георгия Данелии к так называемому простому человеку. Нет простых на самом деле, они все такие мятущиеся, сами над собой измывающиеся, но трагические герои. И опять от противного: в них и легкость эта, и перекати-поле без руля и ветрил, но при этом надо будет — выручат, помогут и родину спасут. Вот так думал, наверное, Георгий Николаевич, режиссер своей жизни и наш любимый режиссер о русском народе.
Он любил всех нас. Он жалел всех нас. Он по-доброму смеялся над нами, но прежде всего, конечно, над собой. Он был гением, но только никогда об этом не говорил вслух, потому что просто так не думал. Он жил и творил. И помогал жить нам, грешным. Поэтому в каждом из нас есть что-то от героев «Мимино», «Осеннего марафона», «Афони».
Он, Данелия, для нас, а мы — для него, вот и весь сказ. Спасибо, Георгий Николаевич.
Александр Мельман
