Владимир Винокур: "Мама сказала Путину - Вовочка, хватит валять дурака"

Винокуры бывают разные. Есть тот, молодой да ранний, который встал у рояля на новогоднем «Голубом огоньке», на ногах какие-то огромные платформы, и объяснял Льву Оганезову на голубом глазу: «Здесь играем, здесь не играем, здесь рыбу заворачивали». Или его пафосное: «Попутная песня. Исполняется впервые. Мною». Это был Винокур свежий, легкий, незаезженный и очень, очень талантливый. Теперь есть Винокур нынешний. Мастер, сэнсэй, тяжеловес русской пародии, который иногда отвлекается на высоколобый юмор про любимую тещу. Мне дороже первый, что скрывать.

Но вот он весь передо мной, как лист перед тобой, Винокур Владимир Натанович, добрейшей души человек. Ну и как нам его не любить, скажите на милость? Сегодня заслуженному юмористу всея Руси исполняется 70. Наши поздравления.

фото: Лилия Шарловская

«Говорят, в жизни я намного веселее, чем на сцене»

— Юмор — дело серьезное?

— Очень серьезное. Но, говорят, в жизни я намного веселее, чем на сцене.

— Обычно бывает наоборот.

— Да, кстати, эта легенда про угрюмых юмористов в какой-то степени правдивая.

— Аркадий Исаакович Райкин был довольно замкнутый человек.

— Он был такой собранный, серьезный. Перед тем как выйти на сцену, особенно в последнее время, он сидел, запивал таблеточку, ни с кем не разговаривал, повторял тексты… И вдруг: «Народный артист Советского Союза Аркадий Райкин!»… и он выскакивал, выпархивал к своим зрителям. Вот это волшебство я видел своими глазами. И ему же я благодарен после одного нашего разговора. Я пришел к Райкину на концерт в Олимпийскую деревню, познакомил его со своим отцом, и у них нашлась общая тема — Ленинград довоенный — оба учились в Ленинграде до войны. Обо мне напрочь забыли, через 15 минут они уже были на «ты», и потом он сказал отцу: «Вы сына все-таки убедите в том, что я прав. Я считаю, что поющих юмористов очень мало, а поющих профессионально вообще нет. Если он это использует, то станет тем, кем он хочет». И я стал, кем хотел Аркадий Исаакович и мой отец.

— До этого вы в оперетте пели два года.

— Меня пригласил худрук нашего курса, он же был главным режиссером Театра оперетты. Он нас, несколько человек с курса, взял на стажировку. Да, я был стажером два года, там и женился.

— С вашим уходом из оперетты она много потеряла?

— Я не знаю, во всяком случае, Георгий Павлович Ансимов, наш главный режиссер, всячески меня уговаривал: «Куда ты идешь, какие «Самоцветы», ты работаешь в государственном театре, у тебя полно ролей, ты востребован. Зачем тебе это? Ты пойдешь туда, где есть бог — Аркадий Райкин, где уже работают молодые Хазанов и Петросян, тебе не светит ничего». Я говорю: «Я пойду поборюсь, постараюсь сделать свое дело и прославить московскую оперетту».

— Ну, в «Самоцветах», насколько я знаю, вы не столько пели, сколько читали монолог Якубовича про слесаря Ковальчука.

— Это последний год перед уходом. А так я пел, делал пародии, ниша-то была свободна. Это сегодня только ленивый не делает пародии, а в то время… Витя Чистяков погиб в авиационной катастрофе, и особо никого на эстраде не было, кто бы делал пародии музыкальные. Гена Хазанов делал, но речевые.

— Как вы думаете, юмор по сравнению с советским временем сильно изменился сейчас?

— Понимаю, о чем вы. Сегодня появилась ненормативная лексика в юморе…

— Я не об этом. О глубине юмора.

— Мой автор, который написал все лучшее и Геннадию Хазанову, и Евгению Петросяну, — Аркадий Хайт — всегда говорил: «Слушай, давай поострее что-нибудь напишем». А я ему: «Аркаш, я не занимаюсь сатирой. У меня юмор добрый, пародии музыкальные, и люди, приходя вечером в зал, — то, что несут им сатирики, они это читают в газетах и слушают по «Голосу Америки».

Армейское счастье Владимира Винокура.

— В советских газетах они не все могли прочитать.

— Ну, я имел в виду, что они и так об этом знают, на кухнях друг с другом говорят. А вечером люди хотят расслабиться. Особенно сегодня, когда, наоборот, полно информации. Войдя в Интернет, ты можешь увидеть все, что не прочитал в газетах, да и те же телепрограммы тоже. Это перебор, конечно. У меня нет ностальгии по коммунистическому времени, но очень дозированна была информация о бедах, о катастрофах, об уголовных преступлениях. Сегодня включаешь телевизор, и ты участвуешь в расследовании убийств, бандитизма, воровства, террористических актов… А все-таки то, чем занимались компетентные органы, коммунисты старались не доносить до народа.

— Ну да, чтобы лишний раз не расстраивать.

— Сегодня такая волна информации, что уже дети играют в бандитов. А в принципе все должно быть очень дозированно, потому что люди не должны целыми днями слушать это и дрожать, выходя из дома, идя домой…

— Вот вас послушали, может быть, и когда в трех школах в разных концах России дети приходили убивать своих одноклассников, об этом по ящику почти ничего не говорили.

— Но в Интернете это все было. Я за Интернет, то есть я продвинутый дедушка: обязательно даю информацию в You Tube о всех своих концертах, в Инстаграме информирую о своих передвижениях на гастролях, ну сегодня такое время, понятно. А что касается юмора… Там у меня всегда проблема была одна — мужчина и женщина, это вечно, независимо от того, кто у власти, и музыкальные пародии. Главное, чтобы появлялись чаще звезды, потому что найти новую звезду, на которую можно сделать пародию, очень сложно. Ведь для того, чтобы человек стал супер и звездой, должно пройти время, и народ должен узнать этого человека.

— Но сегодня время очень поверхностное в отличие от советского. Мы как-то говорили с Леоном Измайловым на важные болевые темы, а он мне потом: «А не слишком ли это серьезно?». Имелось в виду, что народ не поймет и нужно быть проще, только тогда люди за тобой потянутся.

— Нет, не согласен. Сегодня, сидя дома, человек может присутствовать на концерте самой яркой звезды мира, как поп-звезды так и классики. Он может попасть на концерт Башмета или Спивакова, послушать Мацуева, посмотреть лучшие балетные спектакли мирового уровня. Прочитать любую книжку самого лучшего писателя и в переводе, и в оригинале…

— Для этого нужно некое желание, усилие, а этого усилия люди как раз делать не хотят. Он сел в кресло — веселите меня!

— У меня нет отдельной программы для рабочего класса, крестьян и интеллигенции. Я делаю так, чтобы все было понятно всем. Должен быть артист, который понятен любому слою населения. Я этим занимаюсь и этому учу своих ребят.

«Даже когда на Серова делаю пародию, Саша на меня не обижается»

— Было ли так, что кто-то очень сильно обиделся на вашу пародию? Есть же известный факт, как Высоцкий не принял пародию Хазанова на себя. Понятно почему: он же рвал сердце у всех на глазах, а тут выходит пародист и просто имитирует хрипатый голос. Высоцкий вообще пародию считал мелким, ничтожным делом.

— Я помню, как отреагировал Владимир Семенович. А чуть попозже, в 1979-м, мне сказал его друг Леша Штурмин, который был мой учитель, сэнсэй по карате: «Высоцкий про тебя сказал, что должен увидеть, как ты это делаешь, и оценить». Потом уж я объяснил и Высоцкому, и его другу Станиславу Говорухину, что делаю пародию на Владимира Семеновича, но ее во всех телепередачах вырезают. И тут, на мое счастье, в 79-м выходит пластинка, посвященная будущим Олимпийским играм в Москве, она называлась «Пародия-80». Вот там ничего не вырезали. Я подарил Высоцкому пластинку, но… через год Владимир Семенович ушел из жизни, и я перестал делать эту пародию. Я с огромным уважением относился к Высоцкому. Он был человеком протеста, его не жаловали власти, и в то же время они приглашали его на правительственные дачи и на концерты в прокуратуру… Он был и желанным, и изгоем — сложнейшая жизнь.

— Так на вас кто-нибудь обижался?

— Да, Вахтанг Кикабидзе. Его настроил против один человек. Показал мое интервью в одной газете (по-моему, даже в «МК»), где на вопрос: «обижаются люди на ваши пародии?» я ответил, что, во-первых, делаю пародии на людей известных, популярных, а они, как правило, люди умные. А потом пародия, как сказал Анатолий Дмитриевич Папанов, это популяризация для артиста. Буба на это обиделся. Приехал в Москву — мне не звонит. Я ему: «Буба, что с тобой?» — «Я просто хочу тебе сказать, что после «Мимино», после всего, что я спел, мне не нужна популяризация, — сказал он. — Меня знают и без этого». Я говорю: «Буба, но почему Муслим Магомаев никогда не обижается, Лева Лещенко, Иосиф Кобзон, тот же Папанов, Сличенко?» Вопрос решился очень просто. Кикабидзе оказался на гастролях в Курске. Он очень любил и уважал моих родителей, и когда был в гостях, отец его спросил: «Что-то мне Вова звонил, у вас испортились отношения?» — «Дядя Натан, — отвечает Кикабидзе, — я известный человек, ну зачем мне эти пародии?» — «Буба, но ты понимаешь, как Володя тебя любит, как мы тебя любим, ты у нас как член семьи. Это просто вам завидуют, что дружите столько лет». Буба посидел, подумал и сказал: «А вы правы, дядя Натан, я, наверное, сморозил глупость и перед Володей извинюсь». А больше никогда ничего подобного ни с кем и не было. Даже когда на Серова делаю пародию, Сашка на меня не обижается.

«Я вас тоже люблю, если вы настоящий»

— А на генеральных секретарей вы делали пародии?

— Никогда.

— Но как-то вы делали пародию на Штоколова, а некоторые подумали, что это поздний Леонид Ильич.

— У меня есть фотография, где я пародирую Штоколова, сидит Леонид Ильич и смеется. Он говорил: «Хорошо Штоколов поет». А дальше я делал Сличенко, Леонид Ильич спрашивает: «А это кто?» Ему говорят: «Сличенко». — «А, цыган, молодец!» А когда на Муслима (Брежнев Муслима очень любил), он говорит: «Ну это настоящий Муслим Магомаев». Леонид Ильич всегда спрашивал: «Магомаев участвует в концерте?» Ему говорят: «Да». И он тут же: «Хороший будет концерт».

— А Косыгин-то на том концерте, где вы давали Штоколова, говорят, напрягся, все понял. Умный был человек.

— Совершенно верно, но надо сказать, что в семье Косыгиных я появлялся не только на сцене. Мы дружили с его внуками. Когда собирались дома у Танечки, его внучки, пару раз присутствовал и Алексей Николаевич, который меня просил: «Начни застолье с речи Генерального секретаря». И я тут же голосом Брежнева: «Дорогие друзья, уважаемые гости…».

— Через семь лет после смерти Брежнева его не пародировал только ленивый… Вдруг все такие смелые стали.

— А я вот входил в подъезд, где жил Леонид Ильич, и из-за угла говорил голосом Брежнева: «Почему меня никто не встречает?» Охрана выбегала, хваталась за сердце: «Ну, Владимир, вы нас угробите когда-нибудь». Я же с его внуками тоже дружил — и с Леней, и с Викой.

— А говорите, никогда не пародировали.

— Но это же не на сцене. Один раз, когда был Горбачев, меня черт дернул. Тогда министром культуры был Николай Губенко. Коля ввел новшество — просто отменил цензуру, всем доверял. Спросил меня перед концертом: «Ты что делаешь?» — «Вначале моноложек маленький, потом пародию». — «Давай». Я выхожу на сцену и вижу в первом ряду Михаила Сергеевича и Раису Максимовну. Раньше-то Политбюро сидело в амфитеатре. И вдруг я говорю голосом Горбачева: «Дорогие друзья, уважаемые гости, хочу углубить этот вопрос, чтобы, как говорится, принять все и был полный консенсус». Я стою, боковым зрением вижу в кулисах застывшего Губенко, который не понимает, о чем речь, а в зале тишина. Вдруг Михаил Сергеевич начинает аплодировать, и весь зал взрывается. Немыслимый прием! Но никогда после этого я не делал пародии на первое лицо, потому что это линия наименьшего сопротивления. А потом этически, я считаю, что это неправильно.

— Ну а с Ельциным у вас что-то было?

— С Ельциным я тоже общался, даже на его дне рождения выступал. Делал там со своим партнером Ефимом Александровым знаменитый номер «У врача»: «Доктор, у меня это». Там был другой казус. Я решил Борису Николаевичу подарить какой-нибудь оригинальный сувенир и ничего лучше не нашел, чем литровую флягу в виде книги «Вечный зов». Мне ее таможенники в Афганистане подарили, когда я на войне был. Подарил, а Ельцин тут же дал попробовать Коржакову, начальнику своей охраны, и председателю госбезопасности Барсукову. Они попробовали, чтобы не отравить шефа, и я ему вручаю. «Редкий экземпляр», — радостно сказал Борис Николаевич. А Наина Иосифовна очень обиделась, ведь Ельцин был пьющий человек. Потом жена Павла Грачева ее успокоила: «Не обижайтесь, Володя и нам такую же бутыль из Афганистана привез».