Футбол, сделавшись могучей отраслью мировой экономики, во многом подчиняется ее законам. Однако это явление замешано на эмоциях, и отдельные свершения на поле футбола по-прежнему приводят к непредсказуемым масштабным последствиям. Одно слово — «игра».
СЕРГЕЙ МИНАЕВ
17 июля 1994 года состоялся знаменитый финальный матч чемпионата мира в США — играли сборные Бразилии и Италии. Основное и дополнительное время закончилось вничью, и впервые обладатель Кубка мира определялся серией пенальти. Дело кончилось тем, что Роберто Баджо запустил мяч на пять метров выше ворот, и Бразилия впервые с 1970 года стала чемпионом мира.
Имелся в виду Айртон Сенна, национальный герой, трехкратный чемпион «Формулы-1», погибший в мае в аварии, что погрузило страну в траур. В связи с футбольным триумфом траур сменился всеобщим восторгом, и это сказалось на экономике.
К сентябрю инфляция в Бразилии снизилась с 45% до 20% годовых (в 1993 году, до чемпионата, было вообще 2000%). Таким образом, можно сказать, что футбол оказался сильнее инфляции. Экономический рост составил по итогам года 5%. Власти снизили тарифы на 13 тыс. наименований товаров, включая лекарства и бытовую технику. Бразильцы едва ли не впервые столкнулись с изобилием импорта, одновременно резко вырос экспорт в США.
В атмосфере футбольного энтузиазма улучшился экономический прогноз, что вызвало небывалый приток иностранных инвестиций — вести бизнес в Бразилии стало модно, особенно у североамериканских компаний. Граждане познакомились с иностранными сетями фастфуда и розничной торговли. Ну и конечно, наращивали вложения «старые» инвесторы вроде Fiat и IBM. В итоге Бразилия договорилась с иностранными банками о реструктуризации внешнего долга на $50 млрд. Так проявилась волшебная сила футбола и четвертого по счету чемпионского титула.
Роковые встречи
Иногда пара-тройка футбольных встреч имеют трагические последствия для целых государств. 8 июня 1969 года в матче за выход в финальную стадию чемпионата мира (он прошел в 1970 году в Мексике), состоявшемся в столице Гондураса Тегусигальпе, местная сборная выиграла у команды Сальвадора 1:0. Последовали массовые столкновения болельщиков. В ответном матче 15 июня сборная Сальвадора победила 3:0. Снова произошли столкновения, еще более ожесточенные. После этого Сальвадор разорвал дипломатические отношение с соседом, заявив, что 11 тыс. сальвадорцев были вынуждены покинуть Гондурас из-за волны насилия против них при полном попустительстве властей.
В результате десятки тысяч беженцев ринулись в Сан-Сальвадор, где их вовсе не ждали и никакой финансовой помощи не оказали. Беженцы были вынуждены переместиться в сельскую местность, где влачили жалкое существование по причине нехватки земли.
Социально-экономическая ситуация в Сальвадоре резко ухудшилась, государство оказалось неспособно обеспечить базовые потребности населения, что в конце концов привело к гражданской войне. В Гондурасе по ходу конфликта экономика пострадала не менее серьезно — рост полностью прекратился. Сельское хозяйство и вовсе пришло в упадок, фермеры были вынуждены эвакуироваться.
Свингующий футбол
Знаменательным с экономической и социальной точки зрения можно считать финал чемпионата мира в Англии — матч состоялся 30 июля 1966 года на стадионе Уэмбли в присутствии королевы Елизаветы II. В дополнительное время Англия победила ФРГ со счетом 4:2 и впервые получила титул чемпиона мира. Одной из ключевых фигур финала стал боковой арбитр из СССР, который засчитал спорный гол Джеффа Хёрста.
Знаменательным матч стал по двум причинам. Во-первых, в Англии мало кто верил в победу. Во-вторых, 20 июля в Великобритании разразился финансовый кризис, на который власти ответили повышением процентной ставки, сокращением госрасходов и объявлением о возможном контроле зарплат и цен. Все для того, чтобы удержать курс фунта при огромном дефиците текущего платежного баланса.
В преддверии кризиса британские власти только и думали, какие бы еще налоги и сборы ввести, чтобы сократить внутренний спрос и не допустить слишком большой инфляции. Наиболее оригинальным предложением было обложить налогом ставки на футбольные матчи.
Таким образом, предполагалось, что футбол может помочь в деле укрепления национальной валюты и в борьбе с ростом потребительских цен.
Победа в таких экономических условиях, да еще над ФРГ, создала у населения впечатление, что все не так уж и плохо, вселила некоторый оптимизм. Так что в данном случае футбол уберег страну от финансового краха.
Футбольная победа определенно способствовала окончательному превращению британской столицы в «свингующий город», полный молодежного задора и мини-юбок. Многие иностранцы стали считать Лондон самым духоподъемным городом в мире.
Иные, впрочем, высказывались с некоторой долей скепсиса. К примеру, лондонский корреспондент New York Times тогда писал, что все происходящее напоминает ему «декаданс имперского Рима; это коллективное валяние дурака и бесконечный праздник, в то время как горит платежный баланс».
Форвард-герой
Герой упомянутого выше матча Джефф Хёрст (забил три гола в немецкие ворота) написал довольно подробные воспоминания, которые свидетельствуют о позитивном влиянии футбольного чемпионата на экономическое положение его участников. Во всяком случае на благосостояние самого Хёрста он повлиял существенно:
«До того как попал в сборную, в своем клубе “Вест-Хэм” я получал 45 фунтов в неделю — в два раза большую зарплату, чем в среднем по стране. Когда Альф Рамсей в феврале пригласил меня в сборную, клуб удвоил мне зарплату. После Кубка мира “Вест-Хэм” понял, что должен платить мне не меньше, чем Бобби Муру. Я подписал шестилетний контракт на 140 фунтов в неделю — целое состояние по тем временам. Были и другие финансовые выгоды. После финального матча футбольная ассоциация выдала нам 1 тыс. фунтов вдобавок к тем 60 фунтам, которые мы получали за каждый матч в ходе турнира.
Согласно Хёрсту, именно в тот период футбол превращался в весомый фактор экономики. В частности, это выразилось в живом интересе к игре со стороны компаний, казалось бы, от футбола бесконечно далеких. Сам Хёрст — один из первых футболистов, которые стали рекламировать непрофильные товары по телевидению (в его случае это был дезодорант).
Дальше Джефф Хёрст лично связал футбол со сферой долгосрочных инвестиций — приобрел большой дом за €12 750.
Наконец, он понял, что имидж футболиста-героя может помочь ему заняться бизнесом непосредственно, чтобы поднимать экономику более эффективно: «Весной 1982 года случайная встреча в деревенском пабе в Эссексе открыла мне путь к тому, чтобы окончательно разорвать все связи с футболом. Это был Рон Плейдейл, глава компании Motor-Plan, которая занималась страхованием подержанных автомобилей и считала себя видным участником авторынка. Она хорошо закрепилась в Лондоне, но хотела развернуться в национальном масштабе. Когда я вошел в паб, Рон с его деловой хваткой решил, что я представляю собой возможность расширить бизнес. Он спросил, не хочу ли я стать сотрудником компании, ответственным за пиар. Я сразу заинтересовался и через несколько дней подписал годичный контракт. Тогда я понял, что пожинаю плоды имиджа, который зарабатывал годами.
И тут я подумал, что если хочу дать свое имя компании или товару, то должен знать, как это все работает. Я присоединился к группе продавцов и через шесть недель стал продавцом сам. Теперь я уже не связывал свое имя с футболом, полагая, что смогу зарабатывать в бизнесе».
Однако футбол Джеффа Хёрста не отпустил. Один из болельщиков «Вест-Хэма», занимавшийся инвестиционными проектами, поинтересовался, не хочет ли Хёрст пару лет поработать в Кувейте тренером в клубе Kuwait Sporting, принадлежавшем крупному тамошнему инвестору. Условия были такие: £50 тыс. в первый год, шикарные апартаменты для всей семьи, лимузин Chevrolet, медицинская страховка, оплата школы для трех дочерей и четыре месяца отпуска в году.
Хёрст отнесся к предложению скорее отрицательно, но жена Джудит его уговорила, указав, что от таких денег не отказываются, и вообще, это завидная судьба — участвовать в становлении кувейтского бизнеса в роли футбольного специалиста.
Игра в экономике
В 2012 году в Лондоне в финале олимпийского турнира сборная Мексики после 93 минут борьбы победила Бразилию со счетом 2:1. Это стало первым золотом Мексики на лондонской Олимпиаде. Страна (особенно Мехико) погрузилась в праздник.
Аналитики начали прикидывать, как футбольная победа скажется на соревновании Бразилии и Мексики в экономическом развитии. Бразилия несколько лет росла шикарными темпами — 6% в год, Мексика в этом отношении сильно отставала. В предолимпийском 2011 году картина изменилась: у Мексики — 4%, у Бразилии — 2,7%. А после футбольного поражения показатель роста последней не дотянул и до 2%. Мексика же держалась на достигнутом уровне.
Инвестиционный банк Nomura предсказал, что Мексика, экономика которой на тот момент была вдвое меньше бразильской, обойдет соперницу в обозримом будущем. Впрочем, аналитики, отдавая должное воодушевлению, порожденному футболом, сошлись во мнении, что оно наложилось на другие благоприятные обстоятельства.
Следует также упомянуть, что такой показатель, как отношение внешнего долга к ВВП, у Мексики втрое меньше бразильского. А еще у нее завидная демографическая ситуация, когда соотношение численности работающих и неработающих быстро растет в пользу первых.
Впрочем, в 1/8 финала нынешнего чемпионата мира Бразилия снова встретилась с Мексикой и на сей раз выиграла 2:0. Так что следует ждать очередных прогнозов экспертов относительно соревнования двух экономик.
Магия цифр
За короткий срок (вспоминаем цифры начала 1980-х, приведенные Джеффом Хёрстом) футбол стал привлекательным объектом для разного рода инвесторов и с некоторых пор сам по себе является отраслью мировой экономики с колоссальным оборотом.
Естественно, такая динамика не могла не привлечь внимания исследователей.
В своих работах эксперты любят упомянуть прошлогодний трансфер бразильца Неймара из «Барселоны» в ПСЖ, цена вопроса — рекордные €222 млн (сумма, которой по контракту обуславливался переход Неймара в другой клуб). Дело дошло почти до анекдота: «Барселона» выступила с жалобой, что переход Неймара был оплачен кошельком катарских владельцев ПСЖ, а не теми средствами, которые клуб заработал.
€222 млн, плюс ПСЖ предложил футболисту €30 млн в год после уплаты французских налогов, очень больших. Агент, представляющий интересы футболиста на переговорах, обычно получает 5–10% суммы трансфера. Так что речь идет о грандиозном заработке.
Однако еще больше получила команда представителей Неймара, функции которых ясны не вполне (к слову, в нее входит отец футболиста),— $38 млн. По любым меркам весомое экономическое достижение.
