Воры архивные

Эта новость, привлекшая недавно внимание многих СМИ, напомнила о проблеме краденых артефактов. Насколько уникален случай с найденными ныне царскими записями, часто ли происходят пропажи в наших архивах, как пытаются бороться с такой бедой? Чтобы узнать это, корреспондент «МК» встретился с зам. руководителя Федерального архивного агентства Владимиром Тарасовым.

Банда антиквара

— Цитируя знаменитого киногероя Юрия Деточкина, «ведь воруют, много воруют». Сильно ли ваше ведомство страдает от такой эпидемии?

— За период с 2006 года и по настоящее время новых похищений из наших архивов не выявлено, — подчеркнул Владимир Петрович. — Я не могу утверждать, что их вообще не было за эти почти 10 лет, но нам о таких фактах неизвестно. А те кражи, с которыми мы сейчас сталкиваемся, — это события прошлого.

— Расскажите о самых «выдающихся» случаях.

— 20 лет назад в одном из наших крупнейших архивов — Российском государственном историческом архиве, находящемся в Петербурге, случились масштабные хищения документов, организованные Файнбергом — владельцем антикварного магазина. Он часто работал в читальном зале РГИА, втерся в доверие к некоторым из сотрудников... Антиквар создал целую преступную группу и сумел договориться с одним из сотрудников милиции, который охранял архив. Этот милиционер неоднократно во время своих ночных дежурств пропускал Файнберга и его подельников внутрь, предварительно отключив сигнализацию. В результате преступники могли спокойно ходить по хранилищам и забирать те документы, которые им приглянулись, — в основном предпочтение отдавали императорским указам с автографами российских государей. Ценнейшие бумаги они выносили целыми рюкзаками! В общей сложности в 1994–1995 гг. группой Файнберга было похищено из архива около 5000 документов.

Эта кража выявилась позднее благодаря случаю. Милиция расследовала совсем другое дело — о махинациях с перепродажей редких марок и конвертов. Под видом коллекционеров оперативники вышли на махинаторов, в их домах были проведены обыски. При этом нашли помимо филателистических раритетов еще и подлинник императорского указа. Потянув за эту ниточку, в итоге вышли на гораздо более масштабные преступления. В результате следственных мероприятий по делу группы Файнберга удалось обнаружить и вернуть в архив значительную часть похищенного, но многие из пропавших тогда документов до сих пор не найдены.

Некоторых из участников группировки смогли задержать. Однако из-за какой-то непонятной безалаберности тюремный срок дали лишь двоим — в том числе и милиционеру, помогавшему проникать в архив. Сам Файнберг избежал наказания. Хотя его поначалу арестовали, но вместо того, чтобы отправить за решетку, выпустили под подписку о невыезде. Оказавшись на свободе, ворюга сразу же через Украину уехал в Израиль, где и живет по сей день.

Данный случай — лишь один из примеров мягкости, проявляемой к похитителям архивных раритетов. На мой взгляд, наши правоохранительные органы по-настоящему не представляют себе ценности тех документов, которые хранятся в архивах, а потому нет и должной реакции на преступления в этой сфере. Бывают случаи, когда по заявлениям, поданным архивистами в связи с выявленными фактами кражи, уголовные дела заводятся, скажем так, не очень охотно. А если и заводятся, то далеко не всегда их доводят до суда.

 

В качестве примера могу привести еще один случай воровства. На сей раз речь о другом нашем гиганте — Российском государственном архиве литературы и искусства. В 2006-м там были обнаружены хищения из фонда художника и архитектора Я.Чернихова. Выявить их помогла публикация в Интернете, где предлагались к продаже несколько работ этого мастера. Их увидел внук автора, который и поднял тревогу, поскольку знал, что рисунки деда много лет назад переданы были в РГАЛИ. В результате проверки, проведенной архивом, оказалось, что в хранилище находятся подделки. При дальнейшем расследовании, которым занимались правоохранительные органы, выяснилось, что похитительницей была одна из сотрудниц архива, которая, имея доступ к фонду Чернихова, потихоньку подменяла его рисунки копиями, а подлинники уносила с собой. Преступление выявили, пресекли, но дальнейшее следствие оказалось в подвешенном состоянии. Прошло уже почти 10 лет, а это уголовное дело так и не доведено до конца. Между тем сама виновница каким-то образом смогла уехать в Казахстан, возможно, прихватив с собой и часть похищенного из архива. Во всяком случае, рисунки Чернихова — из числа уворованных — после ее торопливого отъезда стали время от времени всплывать за рубежом...

Подобные преступления случаются во всех государствах. Вот, скажем, побывав в Канаде, я выяснил, что там возможностей для хищения документов значительно больше, чем в России. У нас все архивные дела в обязательном порядке нумеруются — порядковый номер проставлен на каждом имеющемся в нем листе, и в конце любого дела есть заверительная запись, где указано общее количество листов. А у канадцев подобная практика отсутствует. Они считают, что это слишком большой дополнительный труд: мы, говорят, не располагаем таким штатом сотрудников в архивах, которые были бы в состоянии пронумеровать все имеющиеся в хранилищах документы. Поэтому они выдают исследователю в читальном зале папку, где лежит множество листов — даже не подшитых! Сколько их было при выдаче, сколько оказалось при возврате папки посетителем читального зала — никто не проверяет. Злоумышленник может прихватить с собой несколько листов — архив об этом даже не будет знать.

Подобная система принята и во многих других западных странах. Там весь расчет на полное доверие к посетителям. А в читальных залах наших архивов при выдаче исследователю документов для работы и при их возвращении сотрудником читального зала проверяется содержимое дела: что выдано и что возвращено.

Чип спешит на помощь

— Бдительность сотрудников — это, конечно, хорошо. А как насчет использования современных достижений техники?

— Борьба с кражами становится все более эффективной благодаря техническому оснащению архивов. Читальные залы оборудуются системами видеонаблюдения. Такая аппаратура уже установлена во всех федеральных архивах, а также во многих государственных архивах субъектов РФ, а в перспективе надеемся достичь стопроцентного уровня обеспечения такими системами.

Помимо установки современных систем видеонаблюдения, пожарно-охранной сигнализации, много средств расходуется на так называемое страховое копирование — то есть изготовление копий документов на пленочных и электронных носителях. Предпочтение мы по-прежнему отдаем микрофильмам, поскольку срок их гарантированной сохранности по крайней мере 500 лет, в то время как по электронным носителям подтверждений об их долговечности от специалистов у нас пока нет. Каждый документ копируется для страхового фонда и фонда пользования. Одну копию отправляем в специальный центр хранения страхового фонда, а другая выдается из фонда пользования для работы исследователей в читальном зале архива — вместо подлинника документа.

Создание страхового фонда началось еще в 1950‑е гг. По данным последней паспортизации — она проводится раз в три года — на 1 января 2013-го объем страхового фонда у нас составил свыше 623 миллионов кадров. Однако работа предстоит еще огромная: страховые копии созданы пока лишь для 46% особо ценных документов, хранящихся в государственных архивах, а по федеральным архивам этот показатель еще ниже — 33%. Впрочем, к сегодняшнему дню названные цифры уже выросли: ведь ежегодно только федеральные архивы для пополнения страхового фонда делают свыше 1,5 миллиона кадров.

Сейчас в двух наших «федералах» — ГАРФ и РГАЛИ — проходит «обкатку» новая автоматизированная система технологического процесса учета и контроля движения дел. Каждое архивное дело, которое задействовано в данном экспериментальном проекте, снабжено микрочипом, благодаря этому при помощи специальной аппаратуры можно в любой момент определить, где оно находится: в хранилище, на стеллаже в читальном зале, на столе у исследователя...

— Это напоминает систему контроля над передвижением общественного транспорта или уборочной техники, внедренную в столице...

— Да, очень похоже. Пока микрочипами снабжена лишь небольшая часть фондов. Если результаты испытаний окажутся удачными, то мы будем использовать такую систему более широко, может быть, даже сделаем типовой. Хотя внедрение ее — весьма затратное дело.

— Поможет ли микрофильмирование документов и внедрение упомянутой вами новой техники в конечном итоге полностью исключить возможность кражи архивных документов?

— Технический фактор, конечно, многое значит. Но поскольку мы при работе в архивах имеем дело с людьми, а человеку свойственны слабости, то полностью исключить подобные случаи, думаю, в любом случае не удастся. Хотя мы делаем все, чтобы свести саму возможность таких ЧП к нулю.

Аукционный след

— Как я понял, виновников у этой беды может быть двое: сотрудник архива и посетитель. Кто из них «виноватее»?

— Кражу может осуществить пользователь, изучающий документы в читальном зале. Но такие случаи бывают и по вине кого-то из сотрудников архива. И это самая сложная для нас ситуация, когда работники — твои товарищи, которым ты доверяешь, оказываются ворами.

Были «неспокойные» 1990-е, тогда у нас в архивном ведомстве, как и во многих других областях, многое складывалось не так. В частности, возникли серьезные проблемы с уровнем оплаты труда сотрудников архивов. Оказавшись со своими нищенскими зарплатами в трудном положении, некоторые из архивистов искали возможность поправить финансовые дела — в том числе порой и противозаконным образом: кражами раритетных документов, которые можно потом выгодно продать. По причине низкой зарплаты значительно уменьшилось количество желающих идти работать в нашу систему, и потому вынужденно снизились требования, предъявляемые при приеме новых сотрудников. В советский период, прежде чем быть зачисленным к нам на работу, человек проходил тщательную проверку, поэтому вероятность того, что кто-то из сотрудников пришел сюда, имея некие корыстные помыслы, была гораздо меньше. Увы, в постсоветские годы подобные жесткие правила уже не соблюдали.

— Но, судя по услышанному от вас, даже при самом строгом кадровом отборе хищения все-таки случались... Когда чаще покушались на архивные ценности — при советской власти или в наше время?

— Не берусь сравнивать. Скажу лишь, что раньше кражи из архивов являлись отнюдь не редкостью. Были в те «коммунистические» годы достаточно «громкие» хищения. Например, из Центрального государственного архива древних актов.

Ситуация с такими ЧП усугубляется тем, что чаще всего преступление удается выявить уже «задним числом», по прошествии долгого времени с момента похищения. Как правило, лишь когда раритеты появляются на антикварно-букинистическом рынке и мы об этом узнаем, — лишь тогда проводится проверка соответствующих архивных фондов. Если в результате убеждаемся, что речь идет действительно о наших реликвиях, то начинаем срочно принимать меры, пытаясь их вернуть: обращаемся в правоохранительные органы; а если документы предложены на аукционные торги, то отправляем соответствующую информацию их организаторам.

Аукционные дома очень дорожат своей репутацией. Если есть даже небольшое сомнение, а уж тем более подтверждение, что речь идет о ворованных вещах, то их, скорее всего, не станут выставлять на продажу. Во многих случаях вслед за этим следует передача исторических ценностей их законному владельцу — архиву. Так что здесь для нас главное не опоздать с официальным обращением.

Помогает хорошее взаимодействие с Департаментом охраны культурного наследия Минкультуры России. Как только там узнают, что на очередной аукцион предлагается «подозрительный» документ, который может на самом деле оказаться украденным из архивных фондов, обязательно нас извещают.

Возвращению ворованных архивных артефактов способствует также сотрудничество, налаженное с другими странами. Один из самых положительных примеров — взаимодействие с американцами. Вот сравнительно недавний пример: в июле 2013 года в посольстве США состоялась официальная церемония передачи послом руководителю Росархива А.Н.Артизову восьми документов, которые были похищены из российских архивов еще в 1980‑е — начале 1990‑х гг. и вывезены за границу. Нам возвратили пять указов российских императоров с их личными подписями — это часть похищенного из РГИА группой Файнберга, рескрипты Екатерины II генералу М.В.Каховскому из РГВИА, а еще письмо композитора П.И.Чайковского из фондов РГАЛИ.

— Существуют ли еще какие-то варианты обнаружить исчезновение архивных раритетов помимо их «аукционного следа»?

— Иногда факт пропажи устанавливается при проверке наличия документов. Это плановая работа для всех архивов. Регулярность ее проведения зависит от категории документов: есть уникальные, есть особо ценные, есть ценные... Для уникальных документов в архивах установлена цикличность проверки наличия 1 раз в год. Особо ценные документы проверяются 1 раз в 10 лет, а все остальные — 1 раз в 25 лет. Речь идет о документах на бумажной основе, каких у нас подавляющее большинство.

— Раз в 25 лет — это все-таки очень большой интервал...

— Хотелось бы проводить контроль чаще, но это нереально. Такая периодичность определяется исходя из физических возможностей архивов. На сегодняшний день только в федеральных архивах России находится более 44 миллионов дел — это миллиарды и миллиарды листов. А общее число работников там — около 2500 человек. И нагрузка на них со временем лишь возрастает: наши штаты не увеличились, а за последнее время на хранение принято около миллиона новых дел, да и интенсивность пользования документами значительно повысилась — количество посетителей читальных залов увеличилось вдвое.

Еще в 2004 году Федеральное архивное агентство издало специальный приказ. Согласно ему информация о необнаруженных, предположительно по причине хищения, документах архивного фонда РФ, которые имеют коллекционную ценность, обязательно направляется руководству Росархива. На основании таких сведений мы ведем базу данных «Необнаруженные документы государственных архивов Российской Федерации, имеющие коллекционную ценность». В настоящее время в нее внесено 647 дел. Копия этой базы данных имеется в распоряжении Департамента охраны культурного наследия Минкульта России. Если вдруг эти исторические ценности всплывут где-нибудь, то будут предприняты меры по их возвращению.

Впрочем, бывает, что называется, ложная тревога. При проверке наличия дело не обнаружено не потому, что его похитили, а потому, что оно лежит не на своем месте. То есть, используя принятую у нас терминологию, кто-то из сотрудников осуществил неправильную подкладку дела.

— Про подкладку поясните, пожалуйста.

— Дело было выдано пользователю для работы с ним в читальном зале. Потом данная подборка документов возвращается обратно на место постоянного хранения. Иногда при этом бывает, что сотрудник из-за усталости или по рассеянности может положить дело «не на ту полку». А при огромном объеме документов, которые хранятся в архиве, такую ошибку трудно потом исправить. Чаще всего она обнаруживается при проведении плановой проверки наличия или каких-то иных внутриархивных работ.

— Безнадежные утраты в ваших фондах бывают?

— Увы! Я возглавляю комиссию Росархива по снятию с учета похищенных архивных дел, все возможности розыска которых исчерпаны. Мы принимаем решения о списании документов, о которых совершенно точно знаем, что они уже никогда не будут найдены. Это главным образом раритеты, бесследно сгинувшие много десятилетий назад. За последние 5 лет решением комиссии сняты с учета более 800 дел.

— Если продажу на аукционе похищенного из архива документа не удалось предотвратить и он оказался куплен кем-то, реально ли предъявить претензии к новому владельцу, добиваться возвращения им этой ценности в архив?

— Есть в законодательстве такое понятие — добросовестный приобретатель. Если суд признал человека добросовестным приобретателем, то отсудить у него эти раритеты мы не можем, остается только уповать на добровольное решение честного гражданина. Настоящий коллекционер наверняка не захочет иметь в своем собрании хотя и ценные, однако с криминальным «душком», краденые исторические документы.