Он сыграл в кино около трехсот ролей, обогнав Марлона Брандо и Алена Делона. И хотя эффектной внешностью в отличие от этих двух ловеласов Армен Джигарханян никогда не отличался, женщины обожали его не меньше
Есть в Армене Борисовиче мужское обаяние. Неудивительно, что наш разговор, каких бы жизненно важных вопросов мы ни касались, неизбежно сворачивал на тему взаимоотношений полов.
Его образы на экране — запоминающиеся, яркие и при этом разноплановые: белогвардейский капитан Овечкин в «Приключениях неуловимых», неизлечимо больной пенсионер Левон Погосян в лирической киноленте «Когда наступает сентябрь», угрюмый горбатый главарь банды «Черная кошка» в фильме «Место встречи изменить нельзя», почти водевильный судья Кригс в комедии «Здравствуйте, я ваша тетя!»... Конечно, всем хотелось узнать, а что же за человек скрывается под всеми этими масками. Но Армен Борисович на личные вопросы отвечать не спешит. «Всем людям знать о моей семье, о моем детстве, о моей юности и так далее — необязательно. Выносить свою жизнь на суд миллионов я не хочу, можно найти более интересные темы для беседы», — обрывал он всегда ретивых журналистов. Вот скупые факты его биографии.
Родился Армен Джигарханян почти семьдесят пять лет назад в жарком и солнечном Ереване. Происходит из старинного рода тбилисских армян. Своего родного отца не знал: тот ушел из семьи, когда мальчику едва исполнилось два месяца. Воспитывали его отчим и мама, Елена Васильевна. Она привила сыну любовь к театру, поскольку сама была заядлой театралкой, не пропускавшей ни одного спектакля. Елена Васильевна в совершенстве знала русский язык и отвела сына учиться в русскую школу. Поэтому ему легко было освоиться здесь, в Москве, и стать актером русского театра. В его жизни были еще два очень близких человека — жена Татьяна и дочь Лена. Дочь погибла в автомобильной аварии в 1987 году, ей было всего двадцать три года. Жена... По одной легенде, он украл ее согласно восточному обычаю, как крадут невест. Увел у другого мужчины. По другой — она соблазнила его сама. Татьяна руководила литчастью в Ереванском театре, была образованна, умна. Одевалась со вкусом, носила короткую стрижку и черные чулки, курила сигареты с тонким длинным дамским мундштуком. Она смотрела на него с явным интересом и однажды призналась, что ей «отчего-то грустно». Он посоветовал ей влюбиться... Они поженились уже в Москве, куда Джигарханяна пригласил работать известный режиссер Анатолий Эфрос. Армен надел на палец избранницы старинное кольцо, которое носила его бабушка. Их браку уже сорок пять лет. Они очень близкие люди, несмотря на то что довольно давно живут в разных странах. Он — здесь, в России, она — в США.
Армен Борисович, вас занесли в Книгу рекордов Гиннесса как самого снимающегося актера. Какие эмоции у вас это вызывает?
Армен ДЖИГАРХАНЯН: «Никаких абсолютно. Мы же с вами понимаем, что количество не значит качество. Кто-то снялся в одном фильме, но это шедевр. А у меня триста картин, и, возможно, кто-то скажет, что это пустой звук. Я не занимаюсь само-уничижением. Это моя работа, я всю жизнь играю, больше ничего не умею. Многие говорят, что хорошо снимался, молодец... Знаешь, я очень долго привыкал к тому, что мне семьдесят. А тут через несколько месяцев уже стукнет семьдесят пять. Иногда голова кружится и думаю: „Дай-ка я присяду“. Но так чтобы я горевал по поводу того, что я старый, — нет. Тем более у меня такая поразительная профессия — мы, актеры, можем проживать по нескольку жизней. Я, например, себя считаю счастливым: я любил, расставался, терял, ненавидел. Это же все делает человека объемным».
Но разве это были настоящие эмоции? Это же роли!
Армен: «Эмоции не могут быть ненастоящими. Хочешь того или нет, ты их в роль вкладываешь. Если они ненастоящие, то через три дня ты ко мне на разговор не поедешь. Скажешь: ну, это дешевка, декорация, это КВН. Я к КВН хорошо отношусь, не пойми неправильно. Я даже не знаю, перед кем мне оправдываться и отчитываться. В Бога я не верю».
Вы в одном интервью говорили, что актер — профессия грешная. Чтобы выразить боль, он представляет себе смерть близких, например.
Армен: «Знаешь, как армяне говорят: „Это тоже для человека“. То есть смерть — тоже для человека, мы же теряем кого-то. Я должен знать запах крови, иначе буду все время в сказочном мире жить. Это мои дела, как я себя к этому готовлю... Знаешь, я так и не видел мою маму умершей. Она была — и вот ушла из жизни. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что ее нет. И что остается? Придумали какой-то другой мир, куда попадают умершие люди. Я знаю, читал про это. Но думаю я о продолжении рода. На этом основано все. На самом деле мы все очень одинаковые. Понимаешь? Мы можем поменять кофточку или прическу, но сам половой акт делаем примитивно одинаково. Мы двигаемся в ту или иную сторону, что-то ищем, но природа все равно ведет нас к этому. И самое непростое — осознать, что мы ради этого и существуем».
А как же наши тщеславие, амбиции, стремление к успеху?
Армен: «Все это туда же входит».
Вы стали актером ради славы, чтобы нравиться женщинам?
Армен: «Нет, я не думаю. Я до сих пор не знаю, что такое слава. В лучшем случае в магазине после выхода удачного фильма мне давали без очереди взять колбасу или арбуз. Все остальное — гораздо сложнее. Вот я намазал лицо гуталином и представил, что я Отелло. Но дальше передо мной возникает масса вопросов: люблю я эту женщину или нет? Или, может, я вообще не люблю женщин, потому что они продажные существа? Я счастлив еще и потому, что могу все эти утверждения проверить. Когда я преподавал во ВГИКе, был более-менее молодым, я вдруг впервые увидел, как актеры целуются. Не на сцене, а за кулисами во время репетиций. Вот в чем наша профессия гениальная: кроме гуталина, которым он намазал лицо, он еще и поверил в то, что он арап».
А вы влюблялись?
Армен: «Я бы иначе не был актером. Заводить романы — это входит в „обязательную программу“. Нас за это строго не судят. Не говорят: „Какой он аморальный! За короткое время поменял такое количество женщин!“ (У Джигарханяна была масса поклонниц. Одна из них стала другом дома. Другая на протяжении нескольких лет писала стихи-посвящения и сняла квартиру напротив той, где жил кумир. Третья присылала безумные письма: „Мне ничего от вас не нужно, кроме ребенка“. Жена Татьяна с поклонницами никогда не боролась — считала, что артисту они нужны как воздух. — Прим. авт.) Как своей подруге я тебе скажу: человек очень уязвим. Вроде бы у нас много возможностей, но осуществить их природа не дает. У меня есть хороший товарищ, он не может пить. Через пятьдесят граммов становится нечеловеком, просто сходит с ума. Другого приятеля мучают дикие головные боли. Оказалось — у него обоняние сильнее, чем у обычного человека. Кто-то понюхал красивые цветы — и ничего, а он страдает. Я люблю шоколадки, но врачи говорят: съешь одну — и хватит, сахар подскочит. К чему я привожу такие грустные примеры? Есть вещи, которые мы не можем контролировать. Грубо говоря, я не могу от любой женщины, которую встретил и полюбил, родить ребенка. И мы стареем, начинаем злиться. Что вот есть задача — продолжение рода, а уже и не могу, и почки что-то побаливают».
Ваша единственная дочь погибла в автокатастрофе. Жалеете теперь, что у вас не было больше детей?
Армен: «Котя моя, не задавай мне этого вопроса. Я все равно на него не отвечу. Это моя боль, она живет во мне. Моей мамы больше нет, и дочки нет... Это люди, которые были частью меня. Но годы проходят, что-то стирается. Не будем про это говорить, иначе у нас с тобой получится очень печальная история».
Многие в вашем возрасте заводят молодых любовниц...
Армен: «А другие крыс заводят и в доме держат. Солнце мое, это одно и то же. Я снимался во Вьетнаме в одной картине. Местные говорили, что в гостиничных номерах водятся крысы. Это святое животное для вьетнамцев. И появилась у меня „подружка“, которая ко мне приходила. Во-о-от такая огромная крыса, с очень умными красивыми глазами. Я кормил ее ужином и никак не мог уговорить, чтобы она осталась поспать». (Джигарханян был очень привязан к своему коту Филу, разговаривал с ним как с человеком. Кот умер от старости, прожив в доме почти двадцать лет. — Прим. авт.)
Любви на свете нет?
Армен: «Есть. Полно. Просто называй вещи своими именами. Посмотри, как собаки подходят друг к другу, принюхиваются и вместе идут дальше либо расходятся. А люди придумали „чуйства“, поэзию, литературу. И слава богу! Есть чем заняться. Но мы-то с тобой понимаем, что это все не про то. Мы не затем здесь собрались. Проблема любви была во мне заявлена изначально: в силу того что профессия такая, мне хотелось ее узнать. И я влюблялся и говорил то же, что и Дон Кихот Ламанчский про свою Дульсинею, — что это самая прекрасная женщина в мире. И заставлял себя так думать. А дальше что? Один раз упал, в другой раз разбил морду. Пришло разочарование. Нет, если кто-то тебе не подходит — хоть к Богу, хоть к черту обращайся, ничего не поможет. Есть законы природы».
Но тем не менее вы с женой Татьяной вместе сорок пять лет. Хотя она живет в Америке, а вы — здесь.
Армен: «Я приезжаю погостить».
Вам так нравится?
Армен: «У меня нет выбора. Я думаю, что Америка — самая совершенная, удивительная страна в мире для жизни, для культуры. Но я не американец и языка не знаю. Это большая проблема. По словарю язык выучить — это все ерунда. В любви, например, я должен тебя уговорить отдаться мне. Сам, а не через словарь. У меня был вариант: я мог поставить в Америке спектакль. Я сказал: как же я объясню артистке, чтобы она влюбленно смотрела на меня? Мне говорят: у нас есть переводчик. Нет, ни фига не выйдет. Великий режиссер Милош Форман, который снял „Полет над гнездом кукушки“, и тот все время писал в своих мемуарах, что чувствует себя чужим, эмигрантом».
А ваша супруга там освоилась, русский язык преподает...
Армен: «Котя моя, глупостей не говори. Два-три века нужно, чтобы там освоиться и стать своим. Америка — очень сложная страна. Пойми: есть американцы, и есть огромный пласт эмиграции. Я спрашивал у великих эмигрантов, у Ростроповича, например: „Слава, ты чувствуешь себя американцем?“ Он отвечал: „Нет, я русский виолончелист, живущий в Америке“. Я дружил с балетмейстером Мишей Барышниковым. Встретив в Америке, спросил: „Ну тебя-то барьер не касается?“ — „Нет, — говорит, — я русский танцовщик, живущий в Америке“. Там как через сито люди процеживаются. Чтобы создать такое государство, нужны крепкие яйца».
Жену сюда забрать не хотите? Что ж вы совсем один...
Армен: «Солнце мое, это ты про своего мужа решай — куда его забирать. Она язык учила, готовилась... Там хорошо жить, пусть остается. Америка — удивительная страна. Как-то мы ехали мимо Бостона, и мне говорят: вот это знаменитые болота, охраняются государством. Почему? Оказывается, заметили, что там останавливаются перелетные птицы, чтобы передохнуть, а потом лететь дальше. То есть специально для птиц создали условия. Представляешь?!»
У вас ведь в Далласе есть дом?
Армен: «Да, есть. Даллас очаровательный, очень напоминает Ереван, где я родился. Я действительно чувствую себя там как дома. Климат хороший, и люди мягкие. Очень расстраиваются, если ты что-то спросил, а они не смогли тебе помочь. Я бы остался там, нашел работу, но есть два момента очень важных: во-первых, как я тебе говорил, проблема с языком, а во-вторых, мне уже много лет. Я нашел преподавателя по английскому, эта женщина учила дипломатов. Она мне — то-се, аудиозаписи, книги, но я понял: голова уже не варит. Старый я. Мне уже через полчаса хочется прилечь отдохнуть».
Но вы ведь и в России — эмигрант.
Армен: «Детка! Я актер русского театра! Живу в Москве сорок четыре года. Говорю и думаю на русском. Я армянский язык уже и забыл почти».
Но в чем-то вы чувствуете себя армянином?
Армен: «Не знаю. Если армянский футболист забивает гол, не могу сказать, что ощущаю себя счастливым. Шашлыки готовить не умею. В Москве есть один ресторан, где можно покушать хороший армянский кебаб. Но с таким же удовольствием я поем и русские пельмени».
Никогда не возникало у вас потребности приехать на малую родину?
Армен: «Никогда! Если эта конфетка лучше, я съем ее. А как она называется, мне неинтересно. Если человек хороший, я с ним дружу. Один мой друг — бывший посол Армении в СССР. Ты скажешь: вот она, армянская кровь! Не буду спорить, но отвечу, что другой мой приятель, тоже очень хороший, — еврей. То есть главное — то, куда я направлю свой темперамент».
Ну а темперамент армянский у вас в чем-то проявляется?
Армен: «Солнце мое, это все придумали писатели: когда армяне дерутся, они нож вставляют прямо в задницу. Это, мол, армянский темперамент. Нету такого. Я громко разговариваю, когда мне надо кому-то доказать, что я прав. Но думаю, это просто моя вспыльчивость».
А театр вас радует?
Армен: «Сейчас уже нет. Плохие времена для театра. У меня ощущение, что вот-вот скажут: ребята, идите окупайте себя сами, играйте что хотите. Денег не дают, а как жить? Государство должно кормить искусство. Искусство — это интимная вещь. Ты не заполнишь стадион, чтобы продать побольше билетов на выступления симфонического оркестра.
Он должен играть в консерватории, там хорошая акустика. Так же и театр — тут нужен контакт со зрителем. Между прочим, есть правило: зритель должен видеть лицо человека, который творит на сцене, который плачет».
Бинокль не поможет?
Армен: «Радость моя, театр — это совокупление. Как ты думаешь, можно совокупляться через бинокль?! Что ты еще хотела спросить? Давай съешь конфетку, и будем по домам расходиться. Целый час сидим».
Вы снялись в «Самом лучшем фильме» — проекте «Комеди Клаб». Зачем? Вы понимали, что просто используют ваше лицо?
Армен: «Это моя профессия. И если я буду долго выкобениваться, меня вообще перестанут снимать. А моя зарплата в театре намного меньше, чем гонорары за фильм. Более того, многие мои знакомые говорили: „Молодец! Хорошо, что попал в это кино!“ В отличие от тебя им понравилось. Как же я буду строить свою жизнь: им нравится, тебе — нет?!»
Вы сами-то этот фильм видели?
Армен: «Не смотрел и не буду. Но тот зритель, который мне „заплатил“, сказал: здорово! А ты будешь мне по каким-то сомнительным моралям говорить, хорошо это или плохо. Я снялся в трехстах фильмах, но если мы начнем их разбирать, окажется, что все триста никуда не годятся!»
Ну нет...
Армен: «Это так! Потому что ты вспомнишь про судью Кригса, а я про Тристана. Мой учитель говорил: иди сам снимись, тогда и будешь рассуждать. Все проверяется временем. Одно из моих самых больших потрясений — спектакль „Милый лжец“ про Бернарда Шоу и влюбленную в него актрису Патрик Кэмпбелл. Играли Кторов и Степанова — они только читали письма. (Спектакль шел на сцене МХАТа четырнадцать лет. Он стал вершиной творческой карьеры артистов Ангелины Степановой и Анатолия Кторова. — Прим. авт.) „Я вас люблю“ — и пауза, как говорится, только ресницами играют. Прошли годы, я переехал в Москву жить. И вдруг вижу — на афише „Милый лжец“. Я бросился смотреть. Что я увидел? Двух сильно постаревших людей, которые играли страсть. Вне времени и пространства искусство не существует. Это так, поверь мне. Что, тяжело с нами, актерами, разговаривать? Был бы я в хорошей форме, так бы тебя не отпустил. Знаешь, почему на роли героев-любовников берут именно теноров?»
Почему?
Армен: «Потому что этот тембр голоса определенным образом воздействует на женскую биологическую природу».
А мне больше нравятся такие бархатные баритоны...
Армен: «Это у тебя какой-то извращенный вкус. Иди уже, деточка. Устал я от тебя...»
материал: Инна Локтева
