Владимир Скворцов знает, что конкуренция на рынке театров Москвы настолько велика, что заявить о себе очень сложно. Он не рассчитывает на крутой «сарафан», заявляя звезд в афише. А также пробует новые средства коммуникации со зрителем и уверен, что артисты должны проходить школу в спектаклях разных режиссеров. Об этом главный режиссер театра «Человек» рассказал в интервью «Известиям», готовя свой коллектив к выходу из карантина.
— 45 лет назад Людмила Рошкован основала театр «Человек». Здесь работали Александр Феклистов, Игорь Золотовицкий и Ирина Розанова, свои первые постановки делали Виктор Шамиров и Роман Козак. Театр считался андеграундным, а его спектакли становились легендами. Сейчас коллектив в силе?
— Несомненно, «Панночка» в постановке Женовача, «Эмигранты» Макеева, «Чинзано» Козака, да и все спектакли Рошкован были тогда прорывом в мире русского театра. К тому же Людмила Романовна развивала целое направление — театр абсурда. Ставились тексты, которые невозможно было увидеть где-нибудь еще. Не знаю, были ли еще в то время в России подобные эксперименты.
Людмила Романовна была против постоянной труппы. Любила эту «безответственную ответственность»: артисты, служившие в других театрах, приходили в «Человек» заниматься поисками, экспериментами, практически бесплатным творчеством. Но это было тогда. «Человек» давно уже не театр-студия. Это столичный драматический театр, находящийся в подчинении департамента по культуре. У нас есть труппа, которую в свое время собрала Рошкован. И мое дело — вести ее дальше.
— Чего не хватает для того, чтобы билеты расходились в первый день продаж, а сарафанное радио трубило: «Бегите скорее в «Человек»?
— Были времена, когда купить билеты в «Человек» было невозможно. В театр попадали по записи. В какой-то момент этот ажиотаж прекратился. Театр вообще выпал из зоны видимости критиков и зрителей. Спектакли игрались, чтобы выживать. Длилось это лет восемь или даже больше. В театре хотели, чтобы зритель думал и развивался, а не просто уходил без впечатлений. А зритель не хотел принимать участия в подобных экспериментах. Видимо, поэтому и случилась эта странная несправедливость.
Сейчас мы выстраиваем наш репертуар по-иному. Наше направление — эксклюзивность. Кроме артистов труппы, в «Человеке» играют Евгения Крюкова, Анатолий Кот, Кирилл Кяро, Дарья Михайлова, Владимир Майзингер. Я сам выхожу на сцену. Заявляя звезд в афише, мы не сразу рассчитывали на какой-то крутой «сарафан». Всё же отзывы на спектакль пятидесяти зрителей — это не реакция тысячного зала. Отклик на новые постановки к нам пришел только через полгода. Стали продаваться все билеты. А ведь цены у нас не низкие. Так что жизнь в театре не замерла. Работаем, развиваемся, пробуем новые варианты коммуникации со зрителем.
— Пандемия стала стимулом для появления YouTube-канала «Человек ТВ»?
— У театра еще до пандемии появился канал на YouTube. Но он был не очень освоен. Когда начался карантин, нужно было каким-то образом приспосабливаться к обстоятельствам. Мы решили идти наперекор всеобщему унынию, начали регулярно вещать в Instagram. По реакции зрителей поняли, что эфиры нравятся, более того — нужны. Артисты стали сами креативить — почти все, готовя авторские программы, проявили себя как личности, умные подготовленные творцы. Не хотелось, чтобы это было одноразовой акцией, и мы стали всё архивировать. А 9 мая открыли новый официальный YouTube-канал театра. С этого же числа регулярно выпускаем спектакли, созданные «Человеком» специально в рамках нового формата.
— 20 мая Людмила Рошкован скончалась. У вас не было мысли присвоить театру ее имя?
— Нет. Думаю, Людмила Романовна как истинный демократ и бунтарь была бы против.
— Вы уже два года главный режиссер Театра «Человек». С какими неприятными моментами на посту руководителя столкнулись?
— Например, проблемы с пожарными инспекторами. Недалеко от театра сгорела квартира, погибли люди. После этого нас закрыли из-за некоторых несоответствий нормативам безопасности. Они были некритичными. Все решалось элементарно, но театр закрыли на три месяца. Мы оказались «обесточены» после премьерных показов «Биографии» Макса Фриша, когда были проданы все билеты. Когда-то спектакли «Человека» запрещали, закрывали театр. Людмила Романовна всячески отстаивала свое детище. Так что нас подобными сюрпризами не удивишь. Но рано или поздно периодически закрываться надоедает.
— Считаете, у театра есть враги?
— Надеюсь, нет. У нас театр интеллигентный, умный, веселый и без вечерних запоев и криков. Конкуренция на рынке театров Москвы настолько велика, что сложно громко заявить о себе. Еще сложнее удержать внимание, и неважно, кто пришел — Скворцов или более известный человек. К истинному положению дел имя редко имеет отношение. Но все же я человек амбициозный. Как и все творческие люди.
— Вы строгий руководитель?
— Объективный. С артистами у меня уважительные отношения. Театр строится на этом. Он не может нормально развиваться в режиме ненавистной диктатуры. Мы уже знаем слабые и сильные места друг друга. И да, мы именно уважаем друг друга. Артисты не получают у нас заоблачные гонорары, ради которых можно терпеть выходки руководства. Здесь мы занимаемся исключительно поиском. Рядом со зрителем. Близость к нему — в этом и есть наша фишка.
— К помещению в центре Москвы наверняка давно присматриваются. Вам не предлагали в обмен на него более просторное, но подальше? Вы бы «махнулись»?
— Нет. Я бы попросил вторую сцену, например, на Садовом кольце.
— Однако аппетит у вас.
— С удовольствием расширились бы, но только по тому же адресу. Скатертный переулок, 23А, строение 3 — знаковое место для столичных театралов. Да, у нас маленький театр, но в самом центре. И в том, что у нас камерное пространство, тоже свое преимущество. Зритель находится фактически на сцене. Ты чувствуешь артиста, вы дышите в унисон… Круто ведь!
— Вы ставили в Нижнем Тагиле, Норильске, Твери. В провинции ощущается нехватка кадров? Почему именно столичного режиссера приглашают театры?
— Любой регион, воспитавший мастера, дорожит им, гордится и оказывает всяческую поддержку. Это модно — иметь своих регулярно ставящих режиссеров. Но почти в каждом театре, где я работал, во главе коллектива лидер из столицы. Да, в регионы часто приезжают ставить режиссеры из Москвы. Это престижно. К тому же руководство понимает, что артисты должны проходить школу, играя в спектаклях разных режиссеров. Известное имя — несомненный плюс в выборе. Вероятность, что предпочтут человека, известного по кино, театральным работам — больше.
Почти все режиссеры обучаются либо в Москве, либо в Санкт-Петербурге. Они могут позволить себе возглавить коллектив в провинции. Другое дело, чт,о будучи главным режиссером регионального театра, попасть на аналогичный пост в столице очень сложно.
— Мне кажется, ближайший регион, из которого могут приехать и возглавить столичный театр, это Санкт-Петербург.
— Отчего же? К примеру, Евгений Марчелли, до недавнего времени руководивший Волковским театром в Ярославле, — режиссер, успешно работающий и в столице. Думаю, в скором времени он возглавит один из московских театров.
— Вы окончили Школу-студию МХАТ, курс народной артистки Аллы Борисовны Покровской. Почему после окончания не попали во МХАТ?
— Олег Ефремов знал, кого он берет в театр из выпускников. Я не был в этих списках, но, честно, не особо и хотел. Никогда не мог быть «одним из», всегда что-то доказывал себе и окружающими. Я пошёл в театр Станиславского. Владимир Мирзоев пригласил меня в свою постановку «Хлестаков». Молодому студенту попасть в спектакль с такими актерами, как Максим Суханов, Владимир Симонов и Юлия Рутберг — это же грандиозный подарок судьбы! Особенно учитывая ажиотаж, что творился после премьеры. Я выходил с ними на одну сцену и говорил себе: «Вот оно — счастье».
Но театр Станиславского меня не устроил в силу разных обстоятельств, и надо было искать что-то еще. Попросил устроить мне показ в театре Александра Калягина. Мне казалось, это новый театр, с маленькой труппой, что гораздо важнее, интереснее и правильнее, чем сложный сформировавшийся организм. Теперь, я уверен, что поступил правильно.
— Почему именно к Калягину хотелось?
— К Александру Александровичу у меня был долгий путь. В Школу-студию МХАТ я поступал четыре года. Делая четвертую попытку, знал, что курс должен набирать Калягин. По какому-то стечению обстоятельств вместо него это сделала Алла Борисовна Покровская. То, что я попал к ней,— также подарок судьбы. Курс был замечательный. Алла Борисовна научила нас быть собой, не ломала, выращивала личности. Но с Александром Калягиным судьба меня все же связала.
— Как он относился к тому, что у вас была работа на стороне?
— Понимал, что удержать меня на одном месте невозможно. Александр Александрович всегда уважительно относится к неспокойным людям.
— Вам не хватало работы в Et Cetera?
— Мне вообще не хватало работы. Хотелось большего. И, конечно, никто не мог усмирить мое желание играть главные роли. Но даже когда я начал активно сниматься в кино, в контракте всегда был пункт: «Артист работает в Et Cetera. Просьба учитывать факт, что театр в приоритете».
Александр Калягин в этом отношении меня научил многому. Без железной дисциплины и без относительного диктата в театре ничего не сделать. Вообще, любые принципы и правила нужно проверять на себе. Калягин предоставлял такую возможность. Он сложный человек, но то, что он дает, бесценно. Мне повезло. Я по сей день выхожу на сцену с великим артистом, являюсь его партнером. Немногие могут этим похвастаться.
— Приняв театр, вы попрощались с кино?
— Как-то получилось, что кино попрощалось со мной чуть раньше. Хотя вот недавно снялся в одной из главных ролей в интересном проекте «Капкан для монстра». Первый фильм после четырехлетнего перерыва.
— У вас есть любимый драматург?
— Михаил Угаров — мой друг и любимый драматург. Я играл в трех спектаклях по его пьесам, два из которых поставил сам автор. Несомненно, классиком Миша стал еще при жизни. Ну и, конечно, Шекспир, который очень востребован как идеальный автор для режиссеров-интерпретаторов.
— Не кажется ли вам, что многих авторов режиссеры «затаскали» своими интерпретациями?
— Вы предлагаете просто прочитать пьесу? Ну, можно. Какие-то произведения со временем становятся просто текстами для чтения, но не все. В свое время мне казалось, что Владимир Мирзоев поставил точку на теме «Ревизора». Три года назад Роберт Стуруа попробовал с другой стороны подойти к Гоголю. Выпустил в Et Cetera «Ревизор. Версия». Роль Хлестакова отдал Александру Калягину. Тем не менее Гоголь остался Гоголем. Без креативного правильного месседжа такие тексты ставить бесполезно. А если вам нечего сказать, следует просто посидеть дома, почитать книгу. Наверное, это будет полезнее.
— Когда вы планируете начать новый сезон в Театре «Человек»?
— Думаю, что в середине октября. Планируем устроить что-то совсем необычное. Посмотрим.
Зоя Игумнова
