Нонка колотилась в истеричных судорогах. Потоки интеллигентной брани перемежались неубедительными угрозами расправы и сведения счётов с никчёмной жизнью.
—
— Да уж, паразитик! — не удержалась я — ещё шалунишкой и негодником назови!
— За что?! Ну скажи, чем я не хороша?! — всхлипывала подруга, тряся меня за грудки.
— Ну, что ты, брось! Всем хороша! — поспешила утешить я, солгав во благо. Видок у признанной умницы и писанной красавицы Нонны Аристарховны был определённо забулдыжнический — от свежеразбитой переносицы аристократичного носика симметрично расплылись лиловые тени, всклокоченные волосы, бычок в мятущейся руке. На вопрос о природе происхождения гжельской росписи на лице, горемычная проскулила о плачевной развязке попытки добиться истины. С её слов, намедни Нонка «докучала супругу смутными сомнениями», а тот самым неопровержимым аргументом, неожиданно счёл силовую меру (замечу, что размер кулака агрессора идентичен размеру головы пострадавшей). После чего бросил через порог «остудись!», смачно чертыхнулся и исчез в неизвестном направлении.
Хотя раньше Гарик рукоприкладством не занимался, удивило меня это не больше, чем сам факт семилетнего гражданского брака преуспевающей во всех отношениях барышни с махровым быдло. Причём, принадлежность к классической модели первосортных прохиндеев запечатлена на его челе гнутым, искрящимся неоном. Но влюблённая Нонка на заре их романа, приняла это свечение за нимб и до сих пор никак не желала прозреть. Волевая и самодостаточная, она покорно сносила выходки и уничижения бедового мужа, спасала из всевозможных переделок и неприятностей, прощала бесконечные блуд и ложь. За что?! — недоумевали родственники, подруги, бывшие ухажёры, коллеги с престижной работы. Хамоватый, прижимистый, с вороватыми повадками, мужлан! Определённо, нужно быть мазохисткой или блаженной идиоткой, дабы не просто терпеть, а любить такого типа. Однако, всему наступает предел. И, похоже, в этот раз она решится-таки поставить жирную точку затянувшемуся недоразумению.
Но, пока я выступала в роли психиатра-оратора, понося из чувства солидарности всё мужское поголовье, раздался звонок. По тому, как невозмутимо заворковала, причитающая минутой раньше Нонка, немыслимо было даже предположить, что на другом конце провода просится домой опальный Гарик. Враз от драмы не осталось и следа: мгновенно иссушились слёзы, а из недр загашника спешно был извлечён припасённый для «особых случаев», пеньюар.
— «Гарик возвращается!» — восторженно залопотала она, расстилая нарядную скатерть — Он всё осознал! Просто, семь лет — критический срок для отношений. И вообще, бьёт — значит любит, правда же?
— Клинический случай! — буквально опешила я и с досадой отшутилась:- Любовь зла. Не верите? Спросите у зоофилов. А группе «девочек-болельщиц» пора ретироваться.
Мда, в очередной раз получил жизненное подтверждение популярный мужской каламбур «чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас».
— Вот, размазня! — размышляла я по дороге домой. Да, что это за любовь такая?! Целовать ноги, которые об тебя же и вытирают! А где воспетая женская гордость, покоробленное чувство собственного достоинства?! Хотя, бы показушные, чтобы неповадно, чтоб впредь злыдню наука. И, ведь, Нонка — далеко не единственная гражданка, погребённая своими не признанными чувствами. За что же тётки так падки на негодяев? Чем обусловлена извращённая тяга к тем, кого
…ох, истина
Ваша Олеся Александровна Китаева
