Грозный лик Иосифа Сталина, вновь вырвавшийся на божий свет из-за облупления штукатурки в московском метро, — из миллиона российских первоапрельских розыгрышей-2016 именно эта «шутка» оказалась, на мой взгляд, наиболее яркой и громкой. И причина такого успеха — не только в богатой фантазии авторов розыгрыша. Причина в том, что «шутка» с вновь проступающим ликом «отца народов» идеально попала в такт с реальными современными российскими общественными тенденциями.
В 1956 году на ХХ съезде КПСС Иосиф Сталин был свергнут с пьедестала всеобщего почета и почитания. В 2016 году процесс ползучего возвращения генералиссимуса на этот пьедестал уже невозможно игнорировать. Согласно данным опроса «Левада-центра», этой весной доля тех, кто или безусловно положительно, или скорее положительно относится к Сталину, составила 54% населения страны. В современной истории России это абсолютный максимум. При этом число тех, кто считает, что сталинские репрессии были политическим преступлением, у которого нет оправдания, напротив, ощутимо сократилось. В августе 2007 года так думали 72% граждан РФ. В марте 2016 года аналогичный показатель составил всего 45%.
Сталин возвращается в нашу жизнь. Возвращается в виде новых памятников и лица на огромных рекламных щитах. Возвращается в виде «политического талисмана» ведущей оппозиционной партии страны КПРФ и в виде символа желательной траектории развития России. Что стоит за этим процессом? И несет ли он в себе угрозу для государства и общества?
О сталинизме без истерики
«Иногда Болдуин случайно натыкался на истину. Но он очень быстро брал себя в руки и убегал прочь, как будто ничего и не случилось» — так великий британский политик Уинстон Черчилль охарактеризовал одного из своих предшественников на посту премьер-министра Стэнли Болдуина. Мне кажется, что отношение очень многих нынешних граждан РФ к Иосифу Сталину сильно смахивает на повадки этого лондонского государственного деятеля.
«Я под впечатлением смерти великого человека. Думаю о его человечности» — так будущий академик и моральный лидер советского демократического движения Андрей Дмитриевич Сахаров описал в марте 1953 года в письме жене Клавдии свою реакцию на смерть Сталина. Как наглядно показывает этот пример, у миллионов людей, впавших в тот момент в состояние глубокого психологического шока, не было никакой возможности составить объективное представление о Сталине и сталинизме.
Конечно, все тогдашние граждане СССР варились в совсем не сладкой сталинской действительности. Но они в течение многих лет подвергались ежедневному, ежеминутному и ежесекундному «облучению» со стороны аппарата тоталитарной пропаганды. Они не очень представляли себе, что действительность может и должна быть совсем другой. Разумеется, и в то время были люди, которые все видели и все понимали. Но эти люди либо благоразумно держали рот на замке, либо отправлялись в места не столь отдаленные — и это в самом лучшем случае.
Как напомнил мне член правления международного правозащитного фонда «Мемориал» Ян Рачинский, в современной России проблема дефицита объективной информации о временах правления «отца народов» тоже еще далеко не изжита: «У нашего общества по-прежнему нет адекватного представления о сталинских преступлениях. Многим ли, например, известен такой факт: как минимум 670 тысяч человек было расстреляно при Сталине просто так — даже без чисто формального решения суда, по заочным постановлениям внесудебных органов?»
Но у жителей современной России есть все возможности, ничем не рискуя, составить объективное представление о Сталине. Один клик компьютерной мыши, и в твоем распоряжении неопровержимые данные о чудовищных злодеяниях «отца народов». Как мы должны относиться к тому, что свободный доступ к информации о сталинских преступлениях, похоже, никак не влияет на его «рейтинг»? Для меня этот факт является источником очень большого огорчения. Но мое огорчение не смешано с возмущением или даже с удивлением. Я не считаю, что нынешний высокий уровень популярности Сталина является следствием некоего «странного дефекта» нашего национального сознания или доказательством «врожденной склонности» российского населения к тоталитаризму.
Я убежден, что завидный уровень поддержки Сталина — это очень сложное и внутренне неоднородное явление, частично вызванное абсолютно объективными причинами. До сути этого явления нужно обязательно докопаться — без истерики и поспешного навешивания ярлыков. А стартовой точкой этих «раскопок» должна, на мой взгляд, стать попытка ответить на следующий вопрос: стоит ли за высокой популярностью Сталина реальное желание российского населения вернуть в нашу жизнь порядки сталинского времени?
У отдельных фанатиков из числа фанатов генералиссимуса такое желание точно есть. Но если говорить об основной массе тех, кто заявляет в современной России о своем положительном отношении к Иосифу Сталину, то на этот вопрос можно ответить только отрицательно. «Искренним сталинистом может считаться лишь тот, кто готов в любой момент превратиться в лагерную пыль — превратиться ни за что, за просто так. Все остальное — дешевая и бессовестная демагогия», — сказал мне российский политолог Олег Солодухин.
Уверен, что на уровне логики этот тезис вызовет у современных российских поклонников Сталина яростное несогласие. Но на уровне инстинктов с подобной точкой зрения Олега Солодухина, похоже, солидарна очень значительная часть нынешних российских «сталинистов». Иначе как еще можно объяснить, например, такой любопытный социологический феномен: на заданный «Левада-центром» весной этого года вопрос: «Вы лично хотели бы жить и работать при таком руководителе страны, как Сталин?» — положительно или скорее положительно ответили всего лишь 23% опрошенных.
Несовпадение получается, вам не кажется? В принципе к Сталину положительно относятся свыше половины граждан России. Но жить и работать при таком лидере, как он, стремится на целых 30% меньше. О чем же свидетельствует такая «сумасшедшая арифметика»? Мне кажется, что ключ к пониманию ситуации можно найти в следующих словах Олега Солодухина: «Люди стремятся не в сталинскую эпоху, а в тот удобный и комфортный миф, которым сегодня окружены период социализма вообще и сталинская эпоха в частности. В принципе, иногда складывается впечатление, что в сознании людей мы сегодня снова живем в социалистическом СССР, а не в демократической рыночной России».
Подобное поведение российского населения может показаться глубоко инфантильным. Но если копнуть еще глубже, то картина изменится самым радикальным образом. Частичное размывание грани между реальной историей и мифом — это вовсе не наша исключительная российская особенность, а феномен общемирового масштаба.
Особенность современной китайской массовой культуры — это вездесущность образа «великого кормчего» Мао Цзэдуна. В Поднебесной лик покойного вождя присутствует везде: на чайных кружках, на футболках, в песнях популярных поп-исполнителей, на магазинных вывесках... И причина такого положения дел кроется вовсе не в какой-нибудь секретной директиве современных лидеров страны из ЦК компартии. Причина — в том, что образ Мао реально затребован и бизнесом, и населением. Но означает ли это, что многие в современном Китае реально хотят вернуться во времена правления «великого кормчего»: во времена искусственно созданного голода, провальных экономических экспериментов, жестокой диктатуры и массового уничтожения населения? Да ни в жизни!
Допустим, что кто-то сочтет Китай плохим примером. Мол, эта страна обладает сходным с Советским Союзом негативным политическим опытом и по-прежнему является однопартийной диктатурой. Хорошо, приведу тогда пример из опыта страны, которая в главах многих является образцом демократии, — США. Особенностью американского Юга уже давно является обилие флагов Конфедерации: объединения 11 южных американских штатов, которые в 1861 году отделились от США и повели против Вашингтона войну с целью защиты рабовладения.
В период Второй мировой войны некоторые укомплектованные уроженцами Юга армейские и флотские подразделения вели боевые действия под флагом Конфедерации. В 1961 году флаг Конфедерации был официально поднят над зданием органов власти штата Южная Каролина. Решение о его снятии было принято лишь 39 лет спустя. Элементы флага Конфедерации стали составными частями флагов некоторых южных штатов. Даже сегодня автовладельцы в штатах Алабама, Джорджия, Луизиана, Миссисипи и некоторых других имеют право потребовать, чтобы на номерных знаках их машин красовалось изображение флага Конфедерации. Следует ли из всего этого делать вывод, что американский Юг вновь не прочь отделиться от США и ввести у себя рабовладение? Думаю, что подобный вопрос даже не заслуживает серьезного ответа.
В чем же природа феномена, который, как мы могли убедиться, наблюдается и в России, и в Китае, и в США? Я думаю в том, что человек — это создание изначально несовершенное. И частью этого нашего несовершенства является склонность к черно-белому и однозначному восприятию окружающего мира. Готовность понять и принять все нюансы и оттенки прошедшей исторической эпохи, всю ее неизбежную противоречивость и сложность — это удел либо тех, кто жил в эту эпоху, либо глубоких специалистов. Когда в силу естественного процесса смены поколений люди, жившие в ту или иную эпоху, уходят со сцены, в глазах остальных эта историческая эпоха превращается в своего рода абстракцию.
Что-то подобное, с моей точки зрения, и произошло в современной России в отношении сталинской эпохи. Людей, чья сознательная взрослая жизнь пришлась на времена правления «отца народов», к сожалению, осталось уже не очень много. А там, где нет знания и опыта, обязательно есть миф. Но вот почему этот миф оказался настолько просталинским? Почему времена правления жестокого диктатора воспринимаются сейчас как некий эталон «золотого века»?
Анатомия мифа
«Вы когда-нибудь слышали о человеке, который, избавившись от фурункула на шее, хочет вернуть его обратно?» — так британский премьер-министр начала ХХ века лорд Солсберри однажды ответил на вопрос о том, есть ли у него желание вернуть в свое правительство экстравагантного экс-министра финансов лорда Рэндольфа Черчилля (отца знаменитого Уинстона). Как мы уже установили, российское общество в реальности вовсе не хочет вернуть в свою жизнь «фурункул сталинизма». Но в чем причина увлеченности российской публики этим «фурункулом»? Почему к нему относятся с такой теплотой? Давайте начнем наше путешествие по лабиринтам российского общественного массового сознания или, может быть, даже подсознания.
Главная историческая заслуга нашей страны в ХХ веке — это победа в Великой Отечественной войне, разгром нацизма. По моему глубокому убеждению, в войне наша страна победила не благодаря, а вопреки Сталину. Но, увы, разорвать в массовом сознании формальную логическую связку между Сталиным и Победой не получится, скорее всего, никогда. 9 мая 1945 года именно Иосиф Сталин был Верховным главнокомандующим нашими вооруженными силами. Этот факт, который останется в истории навсегда, сегодня объективно работает на рейтинг «отца народов».
Все уже свыклись с тем, что мы живем в эпоху новой холодной войны. А когда началась «старая» холодная война? Правильно, в период правления Сталина. Конечно, различий между двумя холодными войнами ничуть не меньше, чем сходных черт. Например, в нынешней холодной войне напрочь отсутствует такой «стержень» предыдущей схватки, как смертельное соревнование между двумя жизненными укладами — капитализмом и коммунизмом. И это кардинальным образом меняет суть конфликта, делает его похожим не столько на холодную войну сталинского образца, сколько на традиционную «старомодную» борьбу за раздел зон влияния. Но внешне вторая холодная война все равно очень сильно смахивает на первую. Это обстоятельство тоже объективно повышает рейтинг Сталина.
«Послушайте! Ведь если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно? Значит, кто-то хочет, чтобы они были? Значит, кто-то называет эти плевочки жемчужиной?» — написал в 1914 году будущий великий поэт ленинской и сталинской эпох Владимир Маяковский. В современной российской реальности у всемерного «зажигания сталинской звезды» есть вполне конкретный политический интересант. Этот интересант — главная системная оппозиционная партия страны — КПРФ.
Если проштудировать речи, статьи и книги Геннадия Зюганова, то невозможно не заметить: об «отце народов» он высказывается исключительно в восторженных тонах: «Сталин был великим революционером потому, что он был великим патриотом, ровно как и наоборот... Его кредо было глубоко марксистским и патриотическим, отвечающим судьбе и духу России». Такая позиция позволяет Зюганову сохранять поддержку ядра своего электората: тех 10–15% населения России, для которых Сталин — это самое святое и самое дорогое.
Одновременно подобное отношение к лидеру, который утопил нашу страну в крови, не позволяет КПРФ приобрести новых избирателей, прорваться в принципиально иное политическое пространство, избавиться от имиджа архаичной политической силы. Но думается, что подобный баланс плюсов и минусов Зюганова вполне устраивает. Начиная с 1996 года КПРФ на деле борется не за власть, а за право оставаться «вечно вторым» — главным официальным спарринг-партнером власти.
Вот они, три главных источника популярности Сталина в современной России, три главных элемента сталинского мифа. Но что это? Вас не покидает чувство легкой неудовлетворенности? Вам кажется, что мы упустили нечто важное — еще одну ключевую составляющую сталинского мифа? Если дело обстоит таким образом, то вы абсолютно правы. У сталинского мифа есть еще и четвертый элемент — элемент, без которого три его «коллеги» не смогли бы оказать столь мощного воздействия на наше массовое сознание.
Суть этого элемента я для себя сформулировал так: острейший морально-идейный кризис главного носителя антисталинских настроений в обществе — демократических сил России. «У меня не от вас мандат, у меня более высокий мандат — от народа» — когда в 1989 году академик Андрей Сахаров бросил на съезде народных депутатов СССР эту хлесткую фразу в лицо Горбачеву, у него были все основания для подобного заявления. Демократы в тот момент однозначно владели в нашей стране политической инициативой.
У демократов были привлекательные идеи и лозунги — манящий «образ желаемого завтра», как модно выражаться сейчас. У них были фигуры общенационального масштаба, чей моральный авторитет мало кто рисковал подвергать сомнению: тот же Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев... У них был опытный политик, который казался идеальным кандидатом на высшие должности в стране: Борис Ельцин. У них была мощная поддержка населения.
А что мы в этом плане имеем сейчас? С моей точки зрения, мы имеем даже не просто полный ноль, а отрицательную величину. Какими, например, «привлекательными идеями» кроме «долой Путина!» располагают в данный момент российские демократические силы: «Крым — не наш?» России пора отказываться от своего национального суверенитета и переходить на внешнее управление международных структур? Неужели кто-то всерьез считает, что с помощью подобных идей можно завоевать поддержку общества?
В 1983 году британская лейбористская партия опубликовала свою предвыборную программу, которая предусматривала односторонний отказ от ядерного оружия, повторную приватизацию промышленных отраслей, которые пришли в упадок под управлением государства, и иные крайне непопулярные в обществе меры. Член парламента от лейбористов Джеральд Кауфман охарактеризовал тогда программу своей собственной партии так: «Самая длинная предсмертная записка в истории!» И действительно, лейбористы четыре раза подряд проиграли выборы и целых 18 лет не могли вернуться во власть.
Сегодня Джеральд Кауфман по-прежнему заседает в британском парламенте. И я хочу его то ли обрадовать, то ли огорчить: «рекорд», о котором он объявил 33 года тому назад, побит. Побит российскими демократами, которые заплутали во времени и пространстве и создали, таким образом, идеальную питательную среду для возрождения просталинских настроений в стране.
Как заметил еще великий древнегреческий философ Аристотель в четвертом веке до нашей эры, «природа не терпит пустоты». Вакуум, который образовался в идеологической сфере России из-за интеллектуального ступора российских демократических сил, был стремительно заполнен просталинскими мифами. И обвинить в подобном положении дел кого-то другого — например, власть, которая якобы скрыто потворствует возрождению просталинских настроений, — с моей точки зрения, не получится.
Будучи очень искушенным и умелым политиком, Владимир Путин по максимуму использует советский период нашей истории для максимизации общественной поддержки своего внешнеполитического курса. Однако позиция ВВП по поводу сталинских репрессий всегда была очень четкой и совершенно определенной: «Сталин, безусловно, был тираном, многие говорят — преступником... Бесконтрольность, режим личной власти неизбежно развязывает руки для преступлений. В сталинскую эпоху их было предостаточно: это политические репрессии, депортации целых народов. Это заслуживает принципиальной оценки».
Ни при Хрущеве, ни при Горбачеве, ни при Ельцине государство так и не заботилось строительством в Москве масштабного памятника жертвам политических репрессий. При Путине такой памятник должен появиться. В 2014 году ВВП дал соответствующее указание. И в октябре 2017 года монумент должен быть установлен на пересечении Садового кольца и проспекта Академика Сахарова. Любопытная деталь: крупное денежное пожертвование в фонд сооружения этого памятника сделал в том числе и «король российской публичной политики» — первый замглавы кремлевской администрации Вячеслав Володин. Предки Володина тоже были среди тех, по кому прокатился каток сталинских репрессий...
Однако неспособность сыграть роль антисталинского «противовеса» — это, как мне кажется, еще не главное «прегрешение» российских демократических сил. Неспособность российских демократов заглянуть за кулисы феномена популярности Сталина в современной России, понять глубинный смысл проходящих в нашем государстве политических процессов — вот что я считаю их более серьезной и опасной для страны ошибкой.
Весной 1938 года молодой сотрудник британского посольства в Москве Фицрой Маклин сидел в Колонном зале Дома Союзов и наблюдал за проходящим там судебным процессом по делу «антисоветского правотроцкистского блока». Внезапно он поднял голову вверх и стал свидетелем изумительного по силе своего символизма зрелища. Неловко направленный луч прожектора осветил затемненное стекло маленького окна под потолком зала судебных заседаний. А за этим окном «самым драматичным образом явственно угадывались знакомые черты лица и тяжелые, свисающие вниз усы».
Со дня этого секретного визита Иосифа Сталина на место расправы с его бывшими соперниками в борьбе за власть в нашей стране прошло уже 78 лет. С момента смерти «отца народов» минуло 63 года. С момента крушения коммунистического режима и распада СССР — почти 25 лет. Но описанная Фицроем Маклином в его книге «Восточные подступы» сцена — ярко освещенный силуэт вождя за затемненным стеклом — по-прежнему может считаться символом особой, ни с чем не сравнимой роли Сталина в жизни современной России.
Миллионы фактов о сталинских злодействах, миллионы людей, досрочно ушедших из жизни по прямой воле «отца народов», — все это, похоже, отскакивает от сознания российской публики, словно горох от стенки. Как свидетельствуют данные социологических опросов, рейтинг популярности Сталина в нашей стране упорно растет и уже превысил отметку в 50%.
Почему Россия никак не может преодолеть наследие сталинизма? В первой части этого материала было рассказано о скрытых причинах ностальгии по Сталину среди широких масс простого российского населения. Теперь — о том, что не так в рядах российских антисталинистов.
Охота за корнем зла
«Я целиком и полностью за свободную прессу. Но вот газеты я просто терпеть не могу!» — с моей точки зрения, в этом шутливом замечании знаменитого современного британского драматурга Тома Стоппарда, словно в капле воды, отразилась суть глубокого интеллектуального кризиса, в котором сейчас оказались антисталинские силы нашего общества. Российские антисталинисты запутались в терминах: утратили отчетливое понимание того, что такое сталинизм, в чем его суть и опасность для страны и как с ним можно бороться.
Я привык думать, что главное проявление сталинизма в современной России — это сохраняющийся культ личности покойного вождя, восторженное почитание человека, который принес нашей стране неисчислимые бедствия. Я по-прежнему считаю, что в факте такого почитания нет ровным счетом ничего хорошего. Но вот в нем ли заключается корень зла? Политолог Олег Солодухин убежден, что нет: «Сама по себе популярность Сталина не несет в себе никакой угрозы для страны — или, если хотите, несет ее в той же мере, что и популярность в российском обществе других жестоких авторитарных лидеров из прошлого вроде Ивана Грозного или Петра I. Угрозу для страны представляет не сама по себе популярность Сталина, а некоторые тесно связанные с этой популярностью особенности современного российского массового сознания».
Основное содержание этих особенностей мне изложил Ян Рачинский: «Присущая сталинскому времени извращенная шкала ценностей — человек это всего лишь расходный материал для строительства великого государства — не просто по-прежнему жива. Подобная шкала ценностей господствует в современном российском обществе!»
Согласен, господствует. Но возлагать вину за начало такого господствования на Сталина — идти против бесспорных исторических фактов. Иосиф Сталин выдвинулся в первые ряды советских лидеров лишь ближе к смерти Ленина в 1924 году. К моменту прихода Сталина к власти принцип «человек — это всего лишь маленький кирпичик для строительства великого нового общества» был уже твердо укоренившимся. В этом смысле Иосиф Виссарионович ничего новенького не изобрел — всего лишь пришел на готовенькое.
В чем же тогда заключается корень зла? На Западе и в бывших советских республиках Прибалтики отвечают на этот вопрос так: в самой идеологии коммунизма, который якобы является духовным братом-близнецом нацизма. Идеи и принципы коммунизма мне совсем не близки. Но приведенная выше точка зрения вызывает у меня самое категорическое, самое яростное неприятие.
«Нацистская идеология была преступлением. Коммунистическая идеология — утопией, своеобразным экономическим извращением идей христианства, — сказал мне Ян Рачинский. — Абсолютное большинство советских людей искренне верили в эти утопические идеи и ничего плохого не делали. Советские люди тяжело трудились всю свою жизнь и в своей массе не заработали ничего, кроме мозолей и почетных грамот. Не их вина, что результаты их трудов фактически вылетели в трубу».
Полностью согласен с подобной точкой зрения — полностью согласен и при этом прекрасно понимаю, почему на Западе, как правило, думают по-другому. Последний посол США в СССР при Сталине Джордж Кеннан отличался настолько острым языком, что в Москве его объявили персоной нон грата всего лишь после четырех месяцев пребывания в должности. Но, оценивая собственную страну, Кеннан тоже был очень безжалостен и очень реалистичен.
Среди прочего он как-то раз заметил: американское общественное мнение способно объединиться только вокруг таких внешнеполитических задач, которые «основаны на лозунгах примитивного уровня и вдохновлены идеологией джингоизма (шовинистического национализма. — «МК»)». В плане понимания сложности исторических и международных проблем европейцы, конечно, гораздо более продвинуты, чем американцы. Но общий принцип — в расчет принимается только такое объяснение событий, которое отличается простотой и сулит прямую выгоду, — работает и здесь.
Излюбленный западный тезис «коммунизм — родной брат нацизма» отвечает обоим критериям Кеннана. Он прост, изящен и исключительно доступен для восприятия. А еще этот тезис чрезвычайно выгоден Западу. Он «снимает с крючка» несметное количество западных государств. Например, Англию и Францию — страны, которые сначала упустили возможность безболезненно задавить гитлеровскую экспансию, а потом «скормили» Гитлеру Чехословакию и всячески натравливали его на СССР.
Этот тезис «снимает с крючка» Польшу — страну, которая перед тем, как превратиться в «невинную жертву» Германии и СССР, с удовольствием «съела» за компанию с Гитлером ту же Чехословакию. Этот тезис «снимает с крючка» Латвию и Литву — территории, чьи коренные жители в прошлом с удовольствием помогали Гитлеру уничтожать евреев, а в настоящем делают вид, что ничего подобного не было.
И, пожалуйста, не думайте, что я ради красного словца облыжно оскорбил эти две цивилизованные европейские нации. Несколько месяцев тому назад литовский историк Рута Ванагайте вызвала в своей стране грандиозный скандал, опубликовав книгу «Наши» — об уничтожении во время Второй мировой войны 95% еврейского населения Литвы. Ниже я привожу дословную цитату из ее интервью ведущему местному интернет-порталу «Delfi»:
«Этой темы до такой степени боятся, что я сталкиваюсь с абсолютной паникой — от учреждений власти до сельских жителей. За полгода я встретила всего несколько человек, которые не боялись. Даже с историками в парке на лавочке приходилось встречаться… Некоторых историков я не могу цитировать — они не хотят. Один сказал, что отныне не будет читать лекций на эту тему — опасно».
Примечательно, что интервью чисто российским СМИ Рута Ванагайте принципиально не дает: «Я написала книгу для Литвы. Это внутреннее дело литовцев». Интересно получается, не правда ли? Россия обязана каяться перед всем миром. А права лезть во «внутренние дела Литвы» ни у кого в этом мире права нет. Лихо. Красиво. И, главное, честно и благородно.
Впрочем, давайте вернемся к нашей основной теме. Вернемся, можно сказать, несолоно хлебавши. Ведь если излюбленное западное объяснение о «зловредной сущности коммунизма» не работает, то получается, что наш искомый корень зла мы так и не нашли. Придется искать дальше — тем более что я, кажется, знаю одно «перспективное местечко».
Реальный исток сталинизма
«Каким был механизм начала репрессий в советское время? Была утопическая идея о рае на земле, о самом лучшем в мире устройстве общества. А действительность этой идее мешала. Отсюда прямая дорожка к выводу: надо разобраться с теми, кто мешает воплощению в жизнь мечты. Ведь если утопия никак не становится реальностью, то, значит, кто-то в этом виноват!» — мне кажется, что эта мысль Яна Рачинского может служить первым звеном очень важной логической цепочки. Цепочки, размотав которую, мы сможем вплотную приблизиться к понимании сути сталинизма — или того, что у нас принято понимать под этим термином.
Стремление получить все и сразу, не затрачивая при этом особых усилий, — неотъемлемая часть человеческой натуры. Однако, как показывает в том числе и мой личный опыт, обычно такое стремление заводит совсем не туда, куда хотелось. Однажды, когда я еще ходил в детский сад, нас повезли в бассейн учиться плавать. Одно из заданий выглядело так: надо было нырнуть на дно бассейна и достать оттуда кольца, брошенные физкультурником. Нырять мне было лень. Я проявил смекалку, достал все кольца ногой и некоторое время ходил у тренера в первых учениках.
Но затем случилось неизбежное: в самом конце урока, когда другие уже научились нырять, мою хитрость раскрыли. Меня отругали, пристыдили и велели нырнуть уже не понарошку. Выбора не было, я подчинился. Но стало только хуже: время, когда другие учились нырять, я растратил попусту. В результате ныряния я лишь нахлебался воды и заполучил серьезный психологический комплекс. Плавать я в итоге научился лишь в возрасте 15 лет.
С точки зрения построения гражданского общества и правового государства политический опыт России чем-то напоминает те мои детские мучения. Как напомнил мне Ян Рачинский, «гражданское общество в России стало по-настоящему складываться лишь после 19 февраля 1861 года — указа императора Александра II об освобождении крестьянства. И вплоть до начала Первой мировой войны формирование гражданского общества в нашей стране, несмотря на очень серьезные перекосы, в целом шло достаточно быстро».
Почему после 1914 года в течение очень долгого времени мы имели одни сплошные «перекосы»? Часть ответа на этот вопрос общеизвестна. России самым банальным образом не хватило времени. Война — это всегда чудовищный стресс для государственного механизма. Находившиеся в стадии переходного периода российские государственные и общественные институты такого стресса не выдержали и сломались.
Дальше все пошло по сценарию, описанному Яном Рачинским в начале этой главы: стремление мигом решить все проблемы и построить идеальное общество — поиск виновных в том, что это не получается, — массовое истребление таких виновных. И, как я уже сказал выше, запустился этот сценарий еще тогда, когда Иосиф Сталин был на вторых ролях в новосозданном идеальном советском государстве.
Гражданская война — это период, который в российском массовом сознании ассоциируется в основном с анекдотами и романтически-былинными персонажами: Петька и Чапаев, Щорс с пышными усами, Котовский с обритым наголо черепом, герой-любовник Колчак из фильма «Адмиралъ»… Причины такого массового ухода от реальности я осознал, когда начал однажды читать основанную на архивных документах документальную хронику времен Гражданской войны. Начал — и очень быстро закончил. И не просто закончил, а засунул эту изданную крошечным тиражом книгу в такое дальнее место, что я до сих пор не могу ее найти.
Читать эту документальную хронику было совершенно невыносимо. Это было нечто ужасное — хуже, чем самые изощренные фильмы ужасов, хуже, чем самые дикие рассказы о сталинском ГУЛАГе. Реки — да что там реки! — океаны крови. Сплошной поток изуверских массовых убийств. Убийств без цели и без смысла. Убийств потому, что так заведено… Если сталинизм — это массовое бессмысленное истребление собственного народа, то сталинизм начался в нашей стране до Сталина. Сталин лишь продолжил начатое его коллегами после нескольких сравнительно спокойных сытых лет нэпа в 1920-е годы.
Вернемся, впрочем, к поиску причин такого положения дел. Только ли в том дело, что дореволюционной России не хватило времени построить полноценное гражданское общество? Я убежден, что не только. Еще одна причина — специфическое отношение дореволюционного российского общества к государству. Отношение, которое, как мне кажется, к сожалению, сохранилось до наших дней.
Государство в России принято либо обожествлять, либо ненавидеть. Мне кажется, что это две грани одного и того же явления. Ненависть является прямым следствием обожествления. Обожествление — это признание кого-то или чего-то идеальным. А то, что в реальности имеет вполне земное происхождение, идеальным быть не может. Несоответствие между ожиданиями и тем, что есть на самом деле, неизбежно приводит к разочарованию. В случае с российской интеллигенцией это хроническое состояние разочарования собственным государством, по мнению политолога Олега Солодухина, выглядит так:
«Российская интеллигенция в любом государстве видит «деспотию» и при этом постоянно ищет идеальное государство. То есть к институту государства как к таковому негативного отношения у интеллигенции нет. Она знает, что государство нужно. Но к каждому конкретному, существующему в данный момент государству интеллигенция относится негативно, ибо… И тебе приводится тысяча причин. Быть интеллигентом — значит быть в оппозиции».
Когда у власти в стране находится очень жесткий или, как в случае со Сталиным, тоталитарный режим, значение этой оппозиционной функции интеллигенции сходит почти на нет. Интеллигенция частично встраивается в систему, частично замолкает, частично отправляется «в расход». Но если официальная государственная власть страны ослабевает, если у нее истончается интеллектуальный, политический или волевой ресурс, то у интеллигенции появляется шанс. Интеллигенция совершает прорыв во власть — частично кадровый, частично идеологический.
За последние сто лет таких прорывов интеллигенции во власть в России было три. И, как напомнил мне Олег Солодухин, ни один из них не закончился для страны хорошо: «Российская интеллигенция — особенно гуманитарная интеллигенция — всегда считала свою роль в обществе мессианской, но не была способна ни на какое элементарное организационное дело. Приход к власти российских интеллигентов, умеющих говорить красивые слова, но не умеющих работать ни как чиновники, ни как практики, приводил Россию к хаосу. Так было в период Временного правительства в феврале–октябре 1917 года. Так было в период позднего Горбачева в 1987–1991 годах. Так было в период раннего Ельцина в 1991–1993 годах».
А вот когда у власти в нашей стране находится вполне умеренный по российским меркам политический режим, интеллигенция, напротив, радикализируется. Так, например, произошло во время правления Александра II. Этот российский император был великим реформатором: введение системы местного самоуправления, переустройство судов по современному образцу, реформа системы образования, финансовая реформа…
Именно при Александре II в России были созданы предпосылки для развития гражданского общества и бурного экономического роста. Но «прогрессивные силы» России увидели ситуацию по-другому. Считая, что власть действует слишком медленно и нерешительно, они инициировали кампанию террора, жертвой которой в конечном итоге стал и сам царь. Стремясь ускорить создание «идеального общества», радикалы из числа интеллигенции самым серьезным образом ухудшили то общество, которое было.
И не стоит считать этот эпизод «древней историей», которая не имеет никакого отношения к современности. Массовые выступления на Болотной и на Сахарова были восприняты креативным классом — так сейчас модно называть интеллигенцию — как очередной шанс на построение «идеального общества». А когда этот шанс — шанс, которого в реальности никогда не было, — растворился в воздухе, российский креативный класс впал в состояние глубокой депрессии и с головой погрузился в болото радикальных идей.
«Есть у меня одно предложение, что надо сделать в первую очередь после ухода Путина, — провести люстрации… Надо запретить занимать государственные должности и вообще иметь какое-то отношение к построению новой государственности всем, кто старше, ну скажем, 1980 года рождения… Почему нужны люстрации по возрастному цензу? Потому, что поколение тридцатилетних в большинстве своем не отравлено ядом советизма… Потому, что поколение сорокалетних и старше уже пробовало построить новое государство, а получился у них только Путин… Хватит, в общем, уходите, ваше время прошло!» — с моей точки зрения, это публичное предложение молодой ведущей популярной в демократических кругах радиостанции является сталинизмом в самом худшем смысле этого слова.
Некто присваивает себе право решать: у кого должны быть гражданские права, а у кого нет. Но вот вызвала ли идея люстраций по возрасту возмущение у «демократической общественности»? Нет, не вызвала. Подобные глубоко антидемократические по своей сути замыслы являются сейчас нормой в этой среде — и не только в этой. Популярность антидемократических идей — это ныне отличительная черта всего российского общественно-политического спектра.
Я считаю, что такое положение дел — это болезнь роста. Если России будет даровано энное количество десятилетий без потрясений, то все исправится само собой. Но пока этого не произошло, наше государство находится в зоне риска нового сталинизма — сталинизма в широком смысле этого понятия. «Призрака» Сталина уже давно нет в Колонном зале Дома Союзов. Но он по-прежнему гуляет по просторам страны.
Михаил Ростовский
