Я, в
В общем, я хочу сказать, что человек я все же в большей степени творческой, интеллигентской, художнической сферы и производство копченых кур в городе Новосибирске с их последующей реализацией стала для меня областью достаточно новой, незнакомой, если не сказать совершенно чуждой. Как, собственно, и вся коммерция.
Шла весна 1992 года. Ельцин подтвердил указом, что делать можно всё. Гайдар отпустил цены, и народ в состоянии ступора взирал на ежедневно, как в счетчике таксомотора, выскакивающие над прилавками цены и на стремительно меняющуюся жизнь. И именно в это время в Москве на станции метро «Университет» я начал спекулировать картошкой.
После очередного приступа скуки, закончившегося очередным опытом аскетизма, призванным по обыкновению украсить жизнь, когда питаешься одной только кашей и травкой и о еде только и думаешь, мне пришла в голову гениальная мысль, что пора серьезно занять коммерцией. И я быстро и бесповоротно (сейчас мне даже удивительно думать о такой былой моей категоричности) решил, что надо начать свое дело. Ни много ни мало. Именно дело. И свое.
Для этой цели я привез из Новосибирска свой ЕрАЗ.
Допотопный легковой фургон Ереванского автомобильного завода оставался у меня с кооперативных времен — от одного новосибирского рыболовецкого кооператива, давно уже благополучно почившего. Я использовал ЕрАЗ по преимуществу для поездок на охоту, и у меня был на него выправлен смачный документ, позволявший «осуществлять творческие поездки, связанные со сбором литературного материала по всей территории СССР». Это зеленое чудовище я и пригнал в Москву.
В Новосибирске стояли еще морозы, сахар стоил уже сто рублей килограмм — в два раза дороже, чем в столице, и, уезжая после недельного пребывания дома обратно в Москву, я увез с собой денег на два мешка сахара, заказанных родственниками для их летних садоводческих нужд.
Свою первую тонну картошки я привез из Рязани. Потом я уже не забирался так далеко и ограничился расстоянием в сотню километров. Но рязанская — купленная прямо на рынке — картошка была исключительная. Я продал ее за один день у метро «Университет» и сразу сделал себе рекламу. Потом, хотя картошка была другая, хозяйки зачастую предпочитали покупать ее все равно у меня.
Я только постоял, открыв заднюю дверь ЕрАЗа, десять минут до первого покупателя, а потом ко мне уже образовалась очередь.
Эх, какое было благословенное время! Действительно, можно было делать все. Никаких тебе инспекторов, проверяющих, указывающих, ни милиции, ни санэпидемнадзора, ни поборов, ни фактур, ни разрешительных бумаг, ни налогов, и торговать можно практически где угодно! Вытаскиваешь только какие-нибудь, какие ни на есть, весы, встаешь с краю рыночка, а то и вообще где попало, но обязательно по главному ходу людей — и лишь успевай взвешивать и считать деньги.
Продал я тогда на сумму в два раза большую, чем потратил. На все мероприятие у меня ушло два дня. На третий день я поехал за следующей тонной и продал ее так же быстро, накрутив на этот раз только восемьдесят процентов, потому что в ближних районах покупал картошку уже дороже. После третьего же раза я смог купить сахар родственникам, избавившись от моих по отношению к ним долгов.
Регулярно через день я уезжал рано утром и привозил картофель к вечеру, купив его в какой-нибудь деревне. Это была самая сложная операция. Был разгар весны, погреба освобождались, народ отбирал семенную картошку и продавал остатки. Но вызнать, найти, помочь достать из погреба, а потом еще сторговаться было делом достаточно хлопотным.
На второй неделе моей работы у меня была уже продавщица. Бабушка-пенсионерка, до сих пор благодарная мне за два процента с выручки, которые я в то голодное время ей платил. На третьей неделе я решил задействовать весь свой «автопарк» и взял водителя на имевшийся у меня «запорожец». Теперь я только ездил в область для закупа, а продавалась картошка и подвозилась из нашего подвала к месту продажи уже без меня. Оборот теперь шел в два раза быстрее. На столе моего семейства появились ранняя зелень, дорогостоящие свежие огурцы и помидоры, которые я покупал у соседей по рынку в конце торгового дня. Но не это было главной моей задачей, и как мои домашние ни подбивали меня на
На втором месяце у меня денег было уже столько, что я перестал вписываться в собственную торговлю: не было возможности вкладывать в закуп все деньги, и большая часть оставалась без движения, не принося прибыли. Надо было либо расширять дело, либо переходить на более дорогостоящий товар. Я внимательно присматривался к тому, как происходила у соседей-азербайджанцев торговля огурцами. Огурцы шли влет. Можно было, конечно, попробовать и мне, но смущал момент криминальной конкуренции. Слишком я запоздал, чтобы вписаться в уже поделенные зоны: освоившись на своих местах, продавцы все же начинают ощущать себя хозяевами и стараются препятствовать появлению конкурентов и снижению цен. Меня и с
Алексей Михеев
