Американец Сильвестр написал книгу под названием «Вторая древнейшая профессия». И с тех пор ярлык этот прилип, как банный лист.
Странно, что многих из нас это определение не коробит. Есть книга одного нашего хорошего газетчика. Он тоже назвал ее, как и Сильвестр, «Вторая древнейшая». И на Урале не так давно вышла книга под тем же названием.
Кто спорит, журналистам свойственно сгущать, преувеличивать, перевирать, приукрашивать, откровенно врать. В этом признавался весьма почтенный Марк Твен, не брезговавший работать на газетного магната Хёрста.
Но откровенная продажность все же не так уж часта. Если журналистов и задабривают, подкупают, то далеко не всех, а только самых опасных. Да, их нанимают, но это не значит, что их кто-то имеет. Имеют как раз они – и очень неплохие деньги.
Но таких, повторимся, единицы. Отчего же, в таком случае, профессия целиком считается продажной? Судя по статистике, все как раз наоборот. К примеру, по числу убитых за честное служение своему делу журналисты – на одном из первых мест.
Пушкин, наш великий коллега, писал: «Сословие журналистов есть рассадник (в то время слово это имело другой смысл) людей государственных – они знают это, и, собираясь овладеть общим мнением, страшатся унижать себя в глазах публики недобросовестностью, переметчивостью, корыстолюбием и наглостью».
То есть Пушкин признавал за журналистами не самые лучшие качества, которые, как можно предположить, выражаются в профессии, но отмечал, что журналисты стараются держать себя в рамках.
О скуке жизни и скучной газете
«Произведение не должно уступать жизни» (Евг. Замятин). Это аксиома. Но это и загадка. В чем не уступать? Тут каждый найдет свое объяснение. Пожалуй, самый точный взгляд: газета не должна быть примитивнее, скучнее жизни.
Считается, что жизнь, особенно в провинции, однообразна и скучна. Но почему тогда ток-шоу строятся почти исключительно на сюжетах из провинции? Почему самые глубокие и самые захватывающие материалы столичные журналисты привозят из глубинки? И так было всегда. И в советское время, и в царское. «Без провинции у меня не было бы и половины материала, которым я живу как писатель». Это слова М. Салтыкова-Щедрина.
Если редакции нечего поставить на первую полосу, значит, журналисты не сумели преодолеть рутинность местной жизни. Ведь что-то обязательно произошло. Что-то заслуживающее и требующее внимания прессы. Просто не сумели узнать или не успели написать об этом.
Жители любого города дня не живут без событий. А жизнь не виновата в том, что с виду она рутинна. Виноваты журналисты, не сумевшие эту рутинность преодолеть. А часто даже не пытающиеся это преодолеть. Нет нацеленности на это.
О графомании
Журналистика - профессия, в которой человек выращивает себя сам. От материала к материалу. От одной глубины темы к другой. От одной манеры написания материала к другой.
Есть журналисты, которые, хоть убей, не растут. Как писали 20 лет назад, так и по сей день пишут. Таких мы называем графоманами. Но это слово требует осторожности. Графоман графоману рознь. Есть старые графоманы – это, конечно, тяжелый случай. А молодые – совсем не безнадежны. У молодого графомана есть некоторый даже плюс в сравнении с талантом. Талант зависит от настроения, бывает ленив, довольно часто ненавидит сам процесс писания. В этом признавались многие большие журналисты и писатели. А графоман кропотлив, усидчив, упорен.
Графоманы, чаще других занимающиеся текстом, имеют все шансы увеличить свой творческий потенциал. Привет графоманам!
Хорошая газета – это личность
Повторим, как на уроке (это важно) принципы и критерии, сформулированные американским журналистом Гэллапом.
Читатели наделяют газету качествами личности. То есть любят газету за то, за что обычно любят человека: за искренность, ум, хороший характер и предприимчивость.
Он же, Гэллап, считал, что насколько нужно держать в поле притяжения читателей, привыкших мыслить, настолько же нужно находить пути к людям, имеющих неразвитый мыслительный аппарат.
Гэллап часто проводил опросы, изучая разные категории читательской аудитории. Он считал, что всякая газета, которая не приноравливается к запросам читательских групп, неотвратимо прогорает. Точно такого же мнения придерживались Пулитцер и Херст.
Но какой человек живет без страстей? Почему же газете быть бесстрастной? А сегодня это почти правило: писать о самых волнующих вещах с равнодушной интонацией.
Самые интересные читателю материалы - это путь человека. Все равно к чему. К успеху, к поражению, к преступлению. То есть это может быть как путь – преодоление, так и путь - падение. Читателю интересен человек-герой. Но не менее интересен и человек - не совсем герой и даже совсем не герой. Важна сама человеческая натура.
Сенсация
Для небольшого города сенсацией может быть обычная новость, удивляющая читателя скоростью, с которой была добыта. А если эта новость еще умело драматизирована и интересно подана… «Талантливо – значит, занимательно», - это еще Достоевский отмечал. Сказано о беллетристике. А для журналистских жанров разве не годится? Обыкновенную информацию можно написать скучно до зевоты, а можно занимательно.
К сожалению, репортаж – довольно редкий жанр для провинциальной газеты. Хотя события происходит в двух шагах от редакции, не надо брать командировку, лететь, ехать. Событие, происшедшее рядом, интересно и для людей, живущих в этом городе.
Репортаж, как мгновенный отклик на событие или ситуацию, в идеале должен быть в каждом номере газеты.
СМИ – всего лишь бизнес?
Дискуссии на эту тему сегодня - самые актуальные в журналистском сообществе. При этом нередко коммерческий успех провозглашается, как цель. Похоже, происходит путаница. Даже многие выдающиеся бизнесмены начинали вовсе не с того, чтобы получить большие прибыли. Именно такая расстановка приоритетов и обеспечила им успех.
У нас сейчас такой период – коммерциализации творческого мышления. Наверное, это пройдет, хотя не скоро, и неизвестно к чему мы в результате придем. Дельцы от кинематографа и телевидения уже сформировали зрителя с низким вкусом, от которого теперь сами же и зависят. Более здоровая продукция требует от зрителя другой образованности и другой культуры. Примерно то же происходит и в журналистике.
Опрокинутые надежды
В советское время самыми интересными были материалы, привезенные из провинции. Знать, чем живет глубинка, слышать ее голос - это был идеологический заказ, профессиональный тренинг и хороший тон – все в одном флаконе. И материалы эти, помимо того, что были добротно написаны, открывали власти глаза на какие-то нерешенные проблемы провинции и подводили к принятию правильных решений.
Тем более странным было в то же время общее полусонное состояние провинциальной прессы. Местные журналисты, что называется, в упор не видели, что рядом с ними происходит интересная и даже что-то определяющая в государственном масштабе жизнь. Писали о разной мелочевке. Сложилось даже понятие «мелкотемья». Но сколько бы ни сыпалось попреков в этом самом мелкотемье, меньше его не становилось.
И в то же время часто можно было слышать, что вот при другом строе и при отсутствии цензуры провинция обязательно задышала бы полной грудью. И вот это время лет 25 как наступило, и что мы видим в провинциальной прессе? Все то же мелкотемье и все тот же журналистский примитив.
Создается впечатление, что журналисты мучаются вопросом, о чем бы таком рассказать читателю-зрителю. Но мучение это чаще всего выливается в скучные заметки или телезарисовки о том, как хорошо работает тетя Дуся и какой замечательный человек дядя Вася. А злободневные и животрепещущие вопросы жизни остаются без освещения и без поисков ответа. Жизнь в поселке-городке идет сама по себе – журналисты живут сами по себе.
СМИ и общественное мнение
Чем хуже работают провинциальные журналисты, тем больше в малых городах, где они работают, сплетен и слухов. А что такое сплетни и слухи с точки зрения социологии? Это общественное мнение в самом что ни на есть естественном виде. Если прошел слух, что мэр нечист на руку, уважающие себя местные газетчики тут же должны по следам этого слуха, расследовать, так сказать на предмет достоверности, и сообщить читателям: так, мол, и так, слух ложный, мэр чист. А если есть основания думать что-то нехорошее, тоже сообщить.
Если газета не является выразителем местного общественного мнения, то это не газета, а одно название. В этом случае газета не помогает, а только мешает местному обществу иметь свое коллективное мнение.
Почему людям не интересна газета, которая пишет о жизни их города? Неужели сама по себе жизнь города не интересна? Едва ли. Там, где живут люди, обязательно происходит что-то такое, что может стать предметом дискуссий.
Провинциальные СМИ (газеты, радио и телевидение) могут быть интереснее федеральных. Отчасти в этом убеждает опыт зарубежных стран. Там именно так и есть. Объяснение простое. Людям больше хочется знать о том, что происходит не где-то, а у них дома. Этого требует их неравнодушие. Активное участие в местной жизни у них, что называется, в крови. Особенно популярны на муниципальном уровне радио и телевидение, где практически все репортажи идут в режиме он-лайн.
Бич нашей журналистики - плохие редакторы
Если говорить о непрофессионализме, то страдают им в первую очередь именно редакторы. Некоторые посажены в руководящие кресла без трезвого учета их способностей и даже без соответствующего образования и опыта, по причине родственных или дружеских отношений с местным начальством. Другие, нужно согласиться, сами зарегистрировали издание, но рассматривают журналистику как удовлетворение своих графоманских амбиций и как некоторый бизнес. Зарплата рядовых журналистов иногда ниже прожиточного минимума, но кто знает, сколько получает (в основном, естественно, за публикацию рекламы) редактор? Только бухгалтер-кассир. Но тот не проболтается. Редакционный бухгалтер-кассир в сегодняшней журналистике — фигура куда более важная, чем все “золотые перья” издания вместе взятые. Что же может стимулировать их писучесть? Получается, ничто. Тогда как же газета может быть интересной и боевой?
Высший пилотаж муниципальных СМИ
Как утверждают специалисты, газета является той площадкой, где местное сообщество вырабатывает модель будущего, определяет критерии, по которым можно оценить эффективность власти в достижении общей цели.
Примером такого издания может служить “Рыбинская среда” (Ярославская область). Городу, который по численности и промышленному развитию не уступает многим областным центрам, не повезло. Его статус был низведен до положения районного центра. Местная администрация и депутаты Законодательного Собрания покорно прогнулись перед областью в расчете на то, что им разрешат досидеть в своих креслах до 2008 года. Так писала “Рыбинская среда”, пять месяцев боровшаяся с несправедливостью и мобилизовавшая на борьбу самых уважаемых людей города и простых жителей. В итоге удалось провести референдум, где граждане отстояли свое право быть услышанными, их мнение стало решающим.
Этот пример говорит о том, что демократия — не цель и тем более не самоцель, как принято считать, а средство для самоорганизации жителей и осуществления ими своего народовластия. А печатное издание при этом — категорически необходимый инструмент. Но как показал мониторинг, этот инструмент зачастую либо плохо заточен, либо находится в недобросовестных руках.
А то, что и в глубинке может блеснуть журналистское перо, показывает газета “Отечество” в городе Яранске Кировской области. Предваряя разговор о формировании местного бюджета и статьях расходов, журналист, раскопав любопытный исторический пример, пишет: “В 1916 году лошадь крестьянина Хорикова попала в колдобину на улице Яранска и сломала ногу. Хориков обратился в суд с иском к городской Думе и потребовал возместить ущерб. И Дума выплатила ему стоимость лошади – 90 рублей. Интересно, выдержал бы сегодня городской бюджет штурм людей, которые ежедневно ломают свои машины на улицах Яранска, если бы предъявили свои иски?”
Мнимость и видимость
Наша провинция сегодня - уже не та глубинка, что раньше. Благодаря Интернету здесь никто уже не чувствует себя вторым сортом в сравнении с «городскими». Но эта манера принимать мнимое за подлинное…
Первая и самая главная мнимость – будто в малых городах, поселках и районах у нас самоуправление. Тут либо приблизительность в терминологии, либо политическое лукавство. Самоуправление в строгом смысле – это когда территорией управляет прямая демократия местного населения. У нас же зазвали местный люд раз в четыре года на избирательные участки. Опустили бюллетени и – до свидания, до следующих выборов. Какое влияние народ имеет на избранного мэра? Никакого. Мэр только делает вид, что зависит от общественного мнения, появляется на телеэкране, как бы отчитывается перед людьми.
Почему местные журналисты не выступают против этой мнимости? Не видят? Это их устраивает? Тогда не одна ли видимость они сами, как журналисты?
Тема воспитания
Десятки лет нам вдалбливали, что такие герои, как Гастелло и Маресьев – сугубо наш педагогический продукт. Но вот вскрываются факты, что и некоторые сынки капиталистов на таран шли и, оставшись без ног, продолжали воевать на протезах.
А если копнуть историю, еще черт знает, какая ещё крамола выясняется. К примеру, Джон Локк внушал англичанам, что воспитание важнее образования. Те поверили, и с тех пор у них принцип – образование может быть и средним, а воспитание только высшим.
А потом всё тот же Локк начал проповедовать совсем странную теорию. Будто от правильного воспитания зависит благосостояние народа. И здесь в точку попал. Действительно, правильно воспитанный человек правильно работает, правильно добивается успеха, но что особенно важно – помогает другим, не таким успешным. Откуда в Англии и Америке мода на благотворительность? От заповеди Локка, что наихудшее из всех зол – жадность. Поэтому, мол, надо учить детей щедрости. Ибо жадным быть морально невыгодно. Учению Локка следовали, но как-то вяло, пока богатым не стало ясно, что, если не делиться, то можно всё потерять. Тут и мы им помогли, своей великой октябрьской.
Жаль, конечно, что у нас другая манера понимать вещи. Который уже год в моде тренд любить, прежде всего, себя, любимого. Ну, тут уж охотников хоть отбавляй. А ведь в других странах, когда говорят эти слова, имеют в виду заповедь француза Гельвеция – научись любить самое лучшее в себе, развивай это лучшее, делись им с людьми.
В общем, что-то совсем мы не то думаем, не то и не так перенимаем. И потому не удивительно, что подрастающее потомство совсем не слушает советы взрослых. А если тебя не слушают, как можно воспитывать?
Да и чему мы можем научить? Ведь самое лучшее воспитание – личным примером. Вот, предположим, в Америке настоящий культ труда среди взрослых. Поэтому и подростки (даже отпрыски миллионеров) не считают зазорным любой труд. Или там культ закона… Тоже передается из поколения в поколение. Без нотаций и лозунгов. А у нас? Как нам воспитать эти два культа у своих детей? При нашем отношении к труду и законам?
Свернув воспитательную работу в школах, отменив комсомол и пионерию, мы думали, что тем самым отменили тоталитаризм в деле воспитания. То было, пожалуй, самое грустное проявление нашей природной наивности и неосведомленности.
Откуда нам было знать, что в США давно уже сформулирована и работает, как машина, идеология воспитания подрастающего поколения. Главный выразитель этой идеологии, Дьюи, расписал ее пунктам:
- Целенаправленное воспитание граждан должно начинаться в школьные годы.
- Школа должна способствовать формированию у детей навыков общественной жизни и готовности к выполнению гражданского долга.
- Демократия сама по себе имеет воспитательное значение.
- Демократия должна воспитывать новых людей, общественников, пропитанных духом служения обществу.
Вот так! Надо ли комментировать? Наверно, не стоит. Журналисты, которые надумают осваивать тему воспитания, сами разберутся. Единственное, что хотелось бы сказать: никому не показалось, что в этой идеологии есть что-то знакомое?
Особенно удачно поживились системой Макаренко в Европе и Японии. Премьер Франции Эдуард Эррио приезжал в колонию к Макаренко, чтобы увидеть диковинку, как вчерашние подзаборники делают фотоаппараты по немецкой технологии, а увидел не только это.
Макаренко показал, что и дисциплину, и производительность труда, и качество продукции, и ответственность, и ощущение человеком труда своего достоинства можно элементарно организовать.
Именно у Макаренко подглядели , какую силу может получить правильно организованный коллектив. После этого осталось только перенести эту схему на западные корпорации. Тоже коллективы, только с другим названием.
Мы же бесценную систему Макаренко не перенесли даже в школы. А переметнувшись в капитализм, вовсе приравняли «коллектив» к колхозу.
Но что дальше? Как быть с воспитанием? Наверное, никак. У нас даже общественного мнения нет на этот счёт. И писать на эту тему, формировать это мнение пока некому. И желания на то у редакторов тоже не наблюдается.
