Сталин

Эдвард Радзинский

«Некто 17-й год», — зловеще назвал его в своих предвидениях Велемир Хлебников. Военные поражения, нехватка хлеба и холодная зима разбудили надежды революционеров. «Что-то в мире происходит. Утром страшно развернуть лист газетный», — писал Александр Блок. В фельетоне, напечатанном в «Русском слове», Тэффи перечисляет слова, наиболее часто слышимые в толпе: «Отечество продают», «Дороговизна растет», «Власти бездействуют»... Мейерхольд ставит «Маскарад», где в фантастически роскошных декорациях по сцене скользил, кривлялся Некто... Это была Смерть. И свершилось! Сразу! Как бывает только на Руси! Свершилось то, о чем год назад нельзя было даже помыслить: в Петрограде произошла революция! «Все сооружение рассыпалось как-то даже без облака пыли и очень быстро», — с изумлением писал будущий строитель Мавзолея А. Щусев. И Бунин записал слова извозчика: «Мы — народ темный. Скажи одному: „трогай“, а за ним и все». Тюрьмы открыты, горят охранные отделения. Кто-то сумел позаботиться — настроил толпу. В революционном пожаре горят списки секретных сотрудников охранки... И вот уже в Ачинске узнают потрясающую весть: царь отрекся от престола. Так в одночасье переменилась судьба Кобы. Его прежняя энергия проснулась. Но это был уже новый Коба. Каменев и Коба спешат в революционную столицу. Вместе с ними в поезде большая группа сибирских ссыльных. В вагоне было холодно. Коба мучился, мерз, и Каменев отдал ему свои теплые носки. На станциях ссыльных встречали восторженно, а среди них и его — безвестного неудачника Кобу. Теперь они назывались «жертвы проклятого царского режима». Как всегда в России, после падения правителей в обществе проснулась ненависть ко всему, что связано с павшим режимом. 12 марта транссибирский экспресс привез его в Петроград. Он успел — прибыл в столицу одним из первых ссыльных большевиков и сразу направился к Аллилуевым. Анна Аллилуева: «Все в том же костюме, косоворотке и в валенках, только лицо его стало значительно старше. Он смешно показывал в лицах ораторов, которые устраивали встречи на вокзалах. Он стал веселый».

Эдвард Радзинский