1 октября, вторник. Приехал в Москву вчера в семь часов, на удивление быстро прошел все процедуры — и таможню, и паспортный контроль, успел сесть в отходящий в город от аэропорта экспресс и уже через полтора или два часа был дома. Больше всего меня беспокоили непрочитанные рукописи к семинару. Волновался я также, придет или нет Лимонов, который перед отъездом сказал мне, что придет выступить на семинаре, и подтвердил, когда я звонил ему из Севастополя. К счастью, все обошлось, на этот раз файлы открылись, часам к двум ночи я все прочел. Утром дал на всякий случай Эдуарду смс-ку: «Вставайте, Лимонов, вас ждут великие дела в Литинституте». А тем временем, пока варил кашу и делал зарядку, по включенному радио «Эхо Москвы» кто-то из ведущих слегка полоскал ректора МГУ Виктора Антоновича Садовничего. Говорили, как тот изысканно скользит по времени, переходит из партии в партию. Естественно, как и полагается признанному математику, выбирал партию правящую.
Народу в аудиторию сразу набилось, пришел еще семинар Саши Михайлова, кто-то в 6-й аудитории стоял у стенки, а кто-то и сидел на полу. У Лимонова три охранника, все тоже заняли свои места. Рассказчик он блестящий, но больше меня восхитила его огромная начитанность. В обычное время я бы всю беседу — от характеристики наших писателей до характеристики времени — обязательно записал бы. Но здесь надо было глядеть Лимонову в глаза, иногда доворачивать вопросы студентов, обращенные к нему. К сожалению, ребята тоже, кажется, не записывали. А я их предупреждал, намекал, просил, записывайте, никто не видит себя в старости, никто не понимает, что подобной записью потом мог бы гордиться. Глеб Гладков, который вел семинарский «протокол» выступления мэтра, так написал, молодой честолюбец:
«А документировать пока что нечего. Говорят… Как, «собссно», все говорят в руснете, сложно поверить, что он может повести за собой массы. Тем более голос… Тем более что он говорит… Не буду ничего цитировать. Бессмысленно. Да и с моим-то почерком. Это не надо конспектировать: либо слышал, либо нет. Гладков Г., 4 курс».
Когда через полтора часа Лимонов ушел, я заставил всех написать коротенький текст — впечатления.
«Опоздала. Вхожу — а тут мужик сидит. Смотрю — Лимонов. Уступили место в самом дальнем углу — села. Лимонов про тюрьму говорил и про Париж много. Отнекивался от революции. А потом у него все автографы брать стали. Сразу вспомнила, как Путин на каком-то заводе мужикам оставлял автографы, и противно стало. А потом, как Путин кошку рисовал школьникам. И стало смешно. А вообще, Лимонов нормальный мужик, только прическа его никуда не годится. Парфенова А., 1 курс».
«Эдуард Вениаминович начал свою речь с фашизма почему-то. И с того, что Геббельс был поклонником Ленина. Перешел на запрещение властями фашистской литературы и заметил, что это неправильно, нельзя запрещать никакие книги, народ — не дети и не животные неразумные, сами поймут в жизни, что к чему. (Мое внимание уже захвачено совершенно).
Затем он рассказывал про боевые действия на Кавказе, про русских в черных страшных рубашках черного цвета, о том, как русские несли какой-то гроб под зловещие тихие крики; про пьяных, коррумпированных до подошв сапог ментов, звавших его, Эдуарда Лимонова, пить вместе с ними… «В общем, весело, интересно было там жить», — безоблачно заключил Лимонов.
Вывод:
1. Лимонов — крутой и потрясающий человек, видавший очень много, через многое прошедший.
2. Оказывается, у Эрнесто Гевары был дневник. Надо прочесть. А у Эдуарда Вениаминовича — партия. Надо вступить. Цуранова М., 1 курс».
«Что такое писатель?» (по версии Э. Лимонова), или «Че надо-то от меня?»
Писатель не должен быть молодым, он должен быть богат опытом, закален, как дамасская сталь. Сидел? Отлично! Воевал? Замечательно! Попал в дурдом? Великолепно! Чем больше необычных и нестандартных ситуаций повидал в своей жизни писатель, тем больше сюжетов.
Главным же мотиватором для молодого писателя является жажда славы. Литература должна впечататься в историю, поэтому бессмертным жанром являются мемуары и биографии.
Писатель не должен быть брезгливым, он должен быть в центре конфликтов, а остальное — «интеллигентские сопли». Бенсгиер К., 1 курс».
«Писателем лучше не быть, если ты боишься ударов по голове. Писатель не пишет, развалясь в креслах, и не живет-поживает тихо сам с собой на даче. Писателю важно бороться за идею и побуждать бороться читателей. Писатель безумен, он преступник априори, иначе — это вовсе не писатель». Трофимов Д., 3 курс».
«Что нужно для того, чтобы стать писателем? Как сказал Эдуард Вениаминович Лимонов, во-первых, побывать в тюрьме. Понимать нужно, конечно, не дословно. А именно — пережить то, что не каждый сможет, посмотреть то, что не каждый видит. Тарсеева А., 1 курс».
«Наглядный пример: «Жизнь писателя, его биография — на первом месте». Отсюда его творчество.
Подтверждает: работать всегда и везде и каждый день. Интересные вещи для него могут стать и интересными для меня.
Отношение к кинематографу: хорошее кино — только качественное кино. Слета А., 1 курс».
«Лимонов выделяется и своим жизненным путем, и своим взглядом на литературу. И, несмотря на то что взгляды эти я не разделяю и не согласна, что писатель должен все время находиться в экстренной ситуации, чтобы писать, мне было очень интересно открыть для себя, что человек может жить так, так писать и так думать. Лысенко Я., 1 курс».
«Но, несмотря на то что он говорил о многих важных вещах, меня затронула политическая тема. Я вынесла для себя, что все-таки есть люди, которые понимают, что не могут быть «дороги» единственной претензией к власти. Комарова П., 1 курс».
«С творчеством Эдуарда Лимонова я не знакома, с его деятельностью в области политики — тоже (я не люблю политику). Дударева А., 1 курс».
«Что было интересно? Что вынесла для себя?
Интересно прежде всего было увидеть Лимонова живьем. Вроде, ну, существует он где-то на страницах книг, журналов, мелькает в пространствах Интернета, а тут раз: и вот он, из плоти и крови, настоящий. Рассказы писателей увлекают, это и так ясно, а когда речь заходит еще и о психбольнице, и о тюрьме, слушать становится в два раза любопытнее». Артемьева П., 1 курс».
«Многие жалуются, как несправедливо обходится с ними жизнь. Интересно, что бы сказали эти люди, когда они послушали бы нашего гостя. Меня поразила сама история его жизни. Невероятно спокойное и оптимистическое, что главное, к ней отношение. В том, что он нам рассказал, было много «пищи для размышления». Путилова Е., 1 курс».
«Все молодые люди скучны. Скучны и неинтересны. И абсолютно нормально, когда они, скучные и молодые, дерутся и конфликтуют. Это правильно, даже если одна их половина — в форме.
А что нужно сделать, чтобы стать интересным? Просто повзрослеть? Не-е-ет. Быков ведь с годами стал только банальнее. Нужно не просто взрослеть в уюте и тепличных условиях. Нужно что-то пережить. К примеру — посидеть в тюрьме. Ну, или в психбольнице. Не напишешь ты ничего хорошего, если не сотрясалась твоя жизнь. И страну надо встрясти. И студентов Литинститута. Астахова О., 1 курс».
«А мне просто понравилось то, с какой простотой и легкостью о себе и своем опыте говорил автор. Мне кажется, именно так говорят люди, живущие в соответствии с очень редким «знаю, чего хочу». Именно в такой манере мне бы хотелось говорить о себе в будущем. Донник М., 1 курс».
«Для себя я извлек, что становиться писателем — сложная и, по мне, так невозможная работа. Зато я могу стать хорошим читателем, редко, однако, пишущим в стол. Потому что «экстраординарные события» могут произойти, если сама жизнь представит их, а сам я не могу их найти. То ли не хватает смелости, то ли уверенности в себе, если это можно разделить. Левков С., 1 курс».
«Запомнился его перстень: огромный, с черным кошачьим глазом (хотя у кошки глаза зеленые); запомнилось, как он чесал ногу, снимал очки, и такой беззащитный он был без них. А еще запомнилось, что он очень стар и устал. Он ведь, по сути, дед, если не прадед.
А еще обидно за нашего брата студента-писателя, который сваливает с семинара, морщась: «Фи! Какой-то Лимонов! Вот я сам — это да!» Тяжев М., 4 курс».
Что из важного ускользнуло от ребячьего внимания? Это его мысль, что майские события на Болотной могли закончиться сменой режима. Лимонов полагал, что в этом были виноваты Пономарев, Гудков, кого-то из либеральных вождей он назвал и третьего. Они, дескать, струсили, поехали что-то согласовывать в мэрию и привели демонстрацию в ту часть Москвы, которую легче всего было изолировать, отсечь от мегаполиса, достаточно было перекрыть три моста.
Когда Лимонов уехал, то обсудили только один материал первокурсницы Алисы Тарсеевой. Это жизнь детдомовских мальчишек. От ребят узнал, что девочка пользовалась материалами Интернета. Но все-таки Алиса сумела создать некую многофигурную композицию, это трудно. К сожалению, все безумно сентиментально. Был еще материал Данилы Трофимова, это и ново, и интересно, я его все-таки отложил на следующий раз, надо бы и мне в этом тексте получше разобраться. Читал ночью, потому что приехал из Севастополя, да и все устали.
2 октября, среда. Буду пропускать как можно чаще. Событие дня — это маленькая книжка, даже книжечка, написанная тещей Альберта — Светланой Давыдовной Семеновой — «Милый, милый Илья Ильич». Почти все организовано вокруг воспоминаний о И. И. Шнейдере. Этот человек не только хорошо знал Сергея Есенинина, но и оказался директором школы, которую Исидора Дункан открыла в Москве для талантливых девочек. Человек подвижный, одаренный, с даром общения, знакомств, влюбленности и влюбчивости. Он не только был в послереволюционные годы близок со знаменитой Екатериной Гельцер, но оказался мужем приемной дочери Дункан. Был, естественно, и послереволюционный тюремный опыт, и здесь судьба сводила его с людьми самого первого ранга. Сидели слишком многие. Подробности потрясающие, лагеря, социалистическая бескормица в Москве, в том числе и знаменитое гневное письмо Есенину, которое Шнейдер написал после скандала, который устроил поэт своей жене. Начало карьеры Вертинского, почти анекдот: Царь и Шаляпин, Нежданова, даже Анна Павлова. Книжкой был просто потрясен, автор — не деятель искусств, а инженер-картограф. Кстати, работала на том же предприятии, где работала Юля, жена моего брата.
Под вечер Игорь снова принес еще одну перепечатанную главку к роману, взял у меня блокнот с фрагментами Дневника за время поездки в Севастополь и раздобыл два фильма. Один вместе и посмотрели — по «Голому завтраку» Берроуза, снятый легендарным канадским режиссером Кроненбергом. А второй фильм — о том, как фильм создавался, здесь большое интервью самого Берроуза. Мне это интересно, ребята часто говорят о модернистской американской литературе, буду смотреть завтра.
Самое главное, наконец-то сел и принялся раскладывать главки романа, пока получается, но есть и лакуны.
3 октября, четверг. Печальный «юбилей» расстрела парламента первым президентом России. Минуло 20 лет, а было, как вчера. Ракурсы у нашей интеллигенции сильно изменились. Теперь все больше и больше говорят о некоем заговоре. Мне как-то подробности смотреть и знать не очень хочется. Все, как всегда, ищется не только истина, но и на всем зарабатываются журналистские деньги. На экране снова появилось много людей, ныне полузабытых, в свое время имевших громкую известность. Грозный Баркашов, оказывается, тихо и скромно живет под Москвой!
Меня привлек новый раскручиваемый скандал. Где-то под Челябинском, как раз в районе озера, куда упал в этом году наделавший много шума метеорит, три стриптизерши танцевали, артистично закутавшихся в российский триколор. Это не вполне русское слово не люблю. Танцы попали в Интернет, очередной депутат — депутаты у нас любят высказываться, что в моих глазах соответствует пиару, не по кардинальным вопросам жизни, а по жизненным мелочам — предложил очередное наказание за забавы с флагом. Закон такой уже есть, но ведь вносил его другой депутат. Ну, естественно, радиослушатели стали высказываться! Оказалось, что подобных происшествий довольно много. И наши балуются, и иностранцы. Недавно кто-то из англоговорящих русский флаг вытянул на сцене из собственных трусов. Тоже показывали.
Теперь мои собственные по поводу триколора размышления. Делалось ли что-либо подобное с советским флагом? Он был красный и символизировал одно — пролитую кровь и некую социальную мечту. Но тот флаг впитал себя и Гражданскую войну, и невероятные достижения пятилеток, и взятие Берлина, и послевоенный подъем, и космос, и достижения в искусстве. У нынешнего флага есть приватизация, расстрел парламента, олигархи, «партия жуликов и воров», бесконечные посадки проворовавшихся чиновников. Что из того, что флаг стоит в кабинете президента? Может быть, чуть изменится жизнь, что-то уйдет, привыкнем, начнем по-другому смотреть…
4 октября, пятница. Уже второй день читаю роман Миши Тяжева с неловким названием «Проект — человек». Я уже давно заметил, что в заголовках заложено часто то, о чем автору хотелось бы услышать от критиков. Естественно, все получилось несколько по-другому, чем Миша хотел, он прекрасный словесный художник и лучше всего у него получаются словесные картины. Сюжет неплохо придуманный — шантаж чиновника, чтобы он вывел земли из разряда сельскохозяйственных и перевел в разряд земель, используемых для жилищного строительства. Лучше всего, просто замечательно сделаны сцены с женой, детьми, первая сцена на воздухе, когда маленький коллектив жарит шашлыки. Уже хуже интрига, шантажистка, в которую герой влюбляется, и уже совсем плохо бандиты, шантаж, лесная сцена. Но все это можно поправить. Меня только несколько пугает выбор Миши — он склоняется к коммерческой литературе.
Вчера же в обед видел по телевидению нашу Таню Сотникову, которая в литературе, как писательница дамских романов Берсенева в кулинарной передаче. Она была хорошо накрашена и прибрана, я ей симпатизирую, но как бы, как мне казалось, не та фигура. Нет, оказывается, та. Я обнаружил это только вечером, когда спустился к почтовому ящику и достал «Литературную газету». Именно она вместе с мужем написала сценарий того телевизионного сериала, который я из чувства какого-то самосохранения не стал смотреть — о Ванге. Разгромную и умную статью по поводу этого нового, не без бесовства сериала написал, так всегда талантливо откликающийся на телевизионное распутство, Александр Кондрашов. Ванга никогда не беседовала и не предупреждала ни Гитлера, ни болгарского царя Бориса. «В 1967 году она стала госслужащей с зарплатой 220 левов; посетители из соцлагеря платили в кассу 10 левов, из капстран — 50 долларов. Но, как нам показали в «Субботнем вечере», посвященном сериалу, она брала доллары от клиентов и минуя кассу. Вообще эта передача поразила отсутствием представителей Церкви, специалистов по экстрасенсорике и безобразной перебранкой после заявления болгарского биографа Ванги о том, что ее в юности изнасиловали». Я не стану, не видя сериала, переписывать другую чухню, вроде захвата немцами Македонии, которую на самом деле оккупировали болгары, меня просто поражает то, с каким цинизмом нам впаривают — мы, русские, всегда верили искусству и всегда в известной мере по кино ориентировались — исторические обманы. Нет, начав писать дамские, для денег, романы, переходить на что-то другое очень трудно.
