1 апреля, понедельник. Днем ездил в издательство «Навона», Елена Эрикссен заезжала за мной на своем «ягуаре». Издательство возле метро «Кунцевская» — чудный, почти домашний офис. Я купил в издательстве книги, и всласть поболтали с Еленой.
Елена Эрикссен
Вечером что-то дописывал в Дневник про Испанию.
2 апреля, вторник. Утром обсуждали четыре неравноценных, но прекрасных рассказа Миши Тяжева. Это не исключает, конечно, и ряда критических высказываний, и моих, и студентов в его адрес. После семинара проводил кафедру. Дипломы, приемные экзамены, кто будет в апелляционной комиссии, намекнул на возможные сокращения, рассказал об Ученом совете. К сегодняшнему дню: Костров болеет, Рейн на больничном, Николаева болеет, Сидорову сделали операцию, у Толкачева впервые за последние пятнадцать лет грипп. На кафедре, как обычно, не были ни Волгин, ни Балашов, ни Лобанов, не было Варламова, Басинского, статью которого о Горьком я сегодня прочел на семинаре.
После кафедры заходили с Надеждой Васильевной поговорить с ректором относительно всех кафедральных дел. Добился от него, что при ближайшем голосовании на должность — список большой — он со всеми будет заключать договор лишь на один год. Впрочем, насколько я знаю нашего ректора, договоренность для него мало что означает, он всегда сможет поступить, как ему захочется. Основное для него — его избиратели, а вдруг удастся стать ректором еще на один срок. Второе — довольно легко я склонил ректора проводить с заочниками два творческих семинара в неделю во время сессии.
Павел Басинский
Уже после всего заезжал по собственным делам в Московское отделение и разговаривал с Владимиром Бояриновым. В Московском отделении свои трудности — в шесть раз подняли в год налог на землю. Я кое-что посоветовал по формулировкам письма, которое правление собирается послать мэру. Стали говорить о предстоящем съезде Союза писателей. Отчего — это мой вопрос — вечно бодрый В. Ганичев решил проводить его не в столице нашей Родины Москве, а в удаленной Калуге? С чувством удовлетворения Бояринов рассказал, что когда наш общий шеф пришел в Министерство культуры, то очень бойкий Мединский в кулуарах спросил: что это за ?.. Но вся соль моего разговора почти с трагическим от навалившихся забот Бояриновым заключалась именно в нашем обсуждении предстоящего съезда. Ну, Калуга ясно — Москву с ее очень самостоятельными писателями следует на выборах бояться. В этом смысле Ганичев, который, естественно, хочет сидеть и сидеть на своем месте и в своем Союзе, который обслуживает только его самого, просто молодец. Из рассказов Бояринова я понял, что хотя Московскому отделению полагается на съезде по квоте 35 мест, нас просят по нашим спискам дать только 20, остальных 15 «избрать» по списку, представленному правлением Большого союза. В этом списке кроме людей, чьи фамилии я почти не знаю, есть два крупных имени: В. Г. Распутин, который живет в Иркутске и стоит именно там на учете, и наш ректор, который не платит взносы с 1988 года. Я предложил Бояринову сделать список с указанием неуплаченных по каждому человеку сумм взносов и сказать Ганичеву, что мы готовы избрать, кого он потребует, но только пусть пока заплатят взносы.
Опять накрыли на воровстве нового заместителя губернатора. Теперь это первый заместитель губернатора Новгорода, он проходит как лидер преступной группировки. В составе группы еще и несколько местных депутатов. Все они дружно строили дороги.
3 апреля, среда. Просыпаться пришлось рано, я себе назначил в 6.45, а проснулся, так всегда бывает, когда предстоит что-то важное, чуть ли не в пять. Сегодня к 9.30 ехать в визовый центр британского посольства, сдавать документы. Пока лежал и читал верстку Дневников, которые с сокращениями печатает красноярский журнал «День и ночь». Еще раз убедился, что моя рефлексия беспочвенна — много интересного. Например, в Дневнике оказались события 6 мая. А кто их записал?
Долго колебался, брать ли с собой в Гатчину книги и сколько. Вызвался провожать меня Игорь, он и определил: по пачке Дневников и пачку «Валентины». Взял еще с собою штук шесть книг о Зайцеве. Всего получились большая из «Ашана» сумка, сумка дорожная с лекарствами и рубашками и кофр на колесиках. Как только вышли из дома, сразу почувствовал, что силы не рассчитал. Ну, выручу за все это пару тысяч, а как же гордость, как же ощущение никому неизвестного писателя, который чуть ли не силой навязывает свое заунывное творчество?
