1 мая, среда. Я уже давно заметил, что в памяти значительно дольше держатся не замысловатые постройки и музейные раритеты — этого всегда много, а зыбкие пейзажи и общие виды. Иногда вдруг, будто в сознании щелкнул затвор на фотоаппарате, как гвоздь, сидит в памяти или какой-нибудь взгорок, продутое ветром поле, или стоящее в излучине реки дерево. Вообще, с памятью трудно, она ведет себя очень избирательно, и попытки что-то специально запомнить, чтобы, как в компьютере, хоть текст и плоховат, но пусть лучше полежит, может быть, понадобится, я его пока «сохраню», не удаются. На клавишу лучше не жать. На человеческое «сознание» клавиша не действует. Сколько я ни пытался запомнить в деталях Большую галерею Версаля — нет, а вот в том же Версальском парке внезапно на минуту включили пробную воду в фонтане — Аполлон со своей свитой вдруг предстал над струями — никогда не забыть! Теперь, буду умирать, обязательно вспомню Северную Шотландию. Гор я видел достаточно, и Памир, и Кавказ, и Тянь-Шань, и встречал рассвет в Гималаях. Но эту дорогу, где справа по движению горы, а слева, через мелкие кусты, узкое и мрачное, вытянутое озеро, не забуду. Но это — Лох-Несс. Легенды, конечно, греют воображение, и невольно ожидаешь, что над водой поднимется узкая змеиная голова доисторического чудища. Но, может быть, мрачная в серый дождливый день озерная гладь сама заставляет клубиться фантазию? И разве земля отдала всей тайны своих глубин? Пока очевидно, что таинственное озеро протянулось, зажатое двумя горными грядами, на много километров. И будем надеяться, что тайна в озере еще существует. Хоть какая-нибудь, пусть даже капитан Немо через какие-то подземные каналы привел, как в гавань, из Мирового океана свой «Наутилус» в это озеро. И совсем это не доисторическое чудовище высовывает в лунные ночи из воды свою длинношеюю голову, а капитан Немо из озерной глубины поднимает ржавый перископ.
Капитан Немо
Зеленое, добродушное страшилище, якобы обитающее в озере, скоро окажется на стенке моего холодильника. Такой занимательный магнитик купил я в придорожном кафе, которое специализируется на продаже тематических сувениров. Магнитик замечательный: помесь ящера и крылатой лягушки держит под лапой флаг Шотландии. Но здесь есть и другие игрушки на эту тему: кружки, записные книжки, салфетки, полотенца, чего только не изобретет охочий до наживы ум!
За окном придорожного кафе, специализирующегося на поддержании легенды, идет редкий, жалкий дождь. Холодная лента узкого дикого озера, но кофе ароматный, горячий и натуральный, как почти не случается в Москве. Недешевый, естественно, но здесь — повторяю! — главное, не превращать фунты в рубли. Чем дальше порадует нас путешествие по Шотландскому высокогорью? Кроме постоянной видовой ленты, транслируемой во все окна автобуса, — о качестве не говорю, оно выше всяких похвал — есть еще два объекта, стоящих особняком.
Едем мы к самой высокой точке Великобритании — горе Бен-Невис. Не Камчатка, конечно, с ее вулканами, но по-своему величественно и великолепно. Летом здесь, наверное, прелестно, зимой снег скрывает все изъяны человеческой деятельности. Пустынное и дикое плоскогорье. Зимой на этих склонах, видимо, вовсю резвятся лыжники и другие любители снежного экстрима. На вершине видны приемные станции, а склон маркирован вышками канатной дороги. Я уже представил себе вид сверху. Внизу, у кассы, продающей билеты наверх, ласковое объявление: взвесить свои силы и риски прежде, чем ты купишь билет, чтобы скатиться потом с вершины вниз. Билет в вагончик канатной дороги куплен, и готово решение: обратно по туристской тропе. Мысль о том, с какими трудностями было связано строительство и освоение этих поистине библейских мест, для меня уже привычна. Вид сверху — ветер, низкие облака, дорожки по склонам под постоянно ползущими канатами — здесь дозором ходит персонал, обслуживающий дорогу. Есть хорошее словечко, описывающее и состояние, и сам вид — «сурово». Все сурово, все нелегко.
В старые времена путешественники отмечали свое пребывание в памятных местах зарубками или даже надписями. Русские надписи типа «здесь был Вася» я встречал не только в верхних переходах храма Василия Блаженного на Красной площади или под парижскими мостами, но и в храме Абу-Симбел в Верхнем Египте, почти на границе с Нубией. Упорный и любознательный у нас народ. Сейчас туристы отмечаются в экзотических местах тем, что пьют там кофе. Наверху не только конечная станция, но и большой зал с сувенирами и барной стойкой. Ну что, буду теперь вспоминать, что кофе пил не только в знаменитом кафе напротив Оперы Гарнье, но и на самой высокой горе Великобритании. Здесь с чашкой кофе можно выйти даже на балкон под свист ветра. Сурово и библейски величественно. Величественно везде, где человек окончательно не съел природу.
До горного пейзажа днем, вскоре после Лох-Несса, на другом озере, которыми богата Великая Долина — см. карту Шотландии, — была еще одна остановка, похожая на пикник. Это традиция — за время путешествия туристу должно быть предоставлено два-три шоу, в которых и он был бы деятельным участником. Я не ходил в Эдинбурге на какой-то шотландский праздник, где еще и кормили чем-то подлинно национальным, а значит, для русского желудка малопригодным. Здесь я тоже отказался от плаваний по озеру на специальном кораблике. Но так хорошо было прогуляться по бережку, посмотреть на воду, на то, как веселый пароходик с туристами сначала уплывает вдаль, а потом приближается к пристани. За те два дня, что я пробыл в Шотландии, я видел только одного волынщика с волынкой и в килте. Не сумел я и воспользоваться услугами магазине шерсти Edinburgh Woolen Mill в городе Форт-Вильям. Я даже не запомнил, как мы этот город проезжали или даже останавливались ли в нем.
2 мая, четверг. Замечательный был день, потому что видели много интересного. Конечно, само по себе занятно, что в Англии с ее жесткими законами существовала деревушка, где влюбленные могли вступить в законный брак без разрешения родителей. Не близко ли здесь к проблематике Шекспира, который тайно обвенчал Ромео и Джульетту? Деревушка называется Гретна-Грин, и, конечно, вокруг такого обстоятельства, выкованного историей и английским прецедентным правом, не могло не возникнуть целой индустрии. И деревушка, и ресторан, и магазины, и стоянка для автобусов, все есть. Здесь продают какую-то немыслимую ткань. В путеводителе об этом так: здесь находится знаменитый Tartan Shop, «где впервые появился мемориальный тартан леди Дианы». Не понял, не видел, не интересно. Но здесь, в этой деревушке, состоящей из магазинов, есть еще и замечательный музей, кузня, где, собственно, и узаконивалось это отчаянное предприятие — брак без разрешения родителей. Родители ведь почти всегда против, а Англия — передовая страна демократии. Но в кузню надо было еще на чем-то приехать. Какие же здесь, в деревенском (платном!) музее выставлены экипажи! И старые дилижансы, и кабриолеты, и фермерские повозки, и роскошные ландо, и непривычные для седых времен автомобили. Нет, это надо не только смотреть, но и рассматривать, фотографировать и размышлять, как любовь способствовала развитию техники.
Потом опять пленительное смотрение в окно. В каком-то смысле Англия всегда и великолепна, и живописна. Примитивно выражаясь, они тысячу лет только между войнами и делали, что стригли и укатывали свой «газон». Если дом, то он обвит диким виноградом, если луг с пасущимися на нем лошадьми, то он обнесен проволочным забором. Жизнь ухоженная и по-протестантски бережливая. Едем, оказывается, уже давно «через самый посещаемый национальный парк Англии Озерный Край». Туриста надо куда-нибудь заманить, что-нибудь рассказать и отпустить погулять. В общем-то, туристическая фирма, если бы могла, то не выпускала бы туриста из автобуса, как раба в Древнем Риме, на вилах вбрасывая в автобус компактные завтраки, обеды и ужины. Но так уж сложилось, что шофер автобуса через определенное количество времени обязательно должен был получить перерыв. Высадились практически на пристани. Впереди гладь озера, окруженного высокими холмами, солнце, какие-то отходящие на прогулку суденышки, детишки, уже готовые к поездке, в спасательных жилетах. Озерный Край! Качаются на голубой волне наглые и жадные до подачек белоснежные лебеди. Сразу вспомнил и нашу преподавательницу Елену Алимовну Кешокову, уже много лет неустанно читающую нашим студентам семинар о поэтах «Озерной школы». Это все романтики, учившиеся почти одновременно с Байроном в Кембридже. Вспомнил также и байроновского «Дон Жуана», в котором лорд и аристократ так хорошо над этими тихими, неплохо устроившимися «озерниками» поиздевался. Память, не подкачай! Татьяна Гнедич замечательно, сидя в сталинских лагерях, все это «онегинской строфой» перевела. Прямо с начала, с зачина!
Боб Саути! Ты — поэт, лауреат
И представитель бардов, — превосходно!
Ты ныне, как отменный тори, аттестован:
это модно и доходно.
Ну как живешь, почтенный ренегат?
В Озерной школе все, что вам угодно,
Поют десятки мелких голосов,
Как «в пироге волшебном хор дроздов…»
Я полагаю, что стихи великого поэта способны оживить любой самый скучный текст, тем более что с университетских времен ни один читатель томик Байрона в руки не брал. Но есть и еще обстоятельства, приковывающие взгляд к великому английскому поэту. Как точно он обрисовал положение и в русской поэзии, и даже в русской литературе. Как отчаянно русская современная литература жмется к дающей тиражи и славу власти. Я все-таки рискну из этого введения в поэму Байрона на берегу английского озера собрать кое-что об отечественных стихотворцах и литературе.
Когда пирог подобный подают
На королевский стол и разрезают,
Дрозды, как полагается, поют.
Принц-регент это блюдо обожает.
И Колридж-метафизик тоже тут,
Но колпачок соколику мешает:
Он многое берется объяснять,
Да жаль, что объяснений не понять.
Даже не знаю, кого из ныне действующих творцов подставить под громкое имя Саути. Все, несмотря на свою раскрепощенную либеральность, жмутся к носителям высшей власти и, несмотря на кухонные разговоры, готовы стать «доверенными лицами». Вспомнил, как один модный певец-бард стал народным артистом после гастрольно-выборной поездки с «принцем-регентом».
Ты дерзок, Боб! Я знаю, в чем тут дело!
Ведь ты мечтал, с отменным мастерством
Всех крикунов перекричав умело,
Стать в пироге единственным дроздом.
Или это о нашем премиально-либеральном процессе:
Людей получше вас всегда чурались,
Друг друга вы читали, а потом
Друг другом изощренно восхищались.
И вы сошлись, естественно, на том,
Что лавры вам одним предназначались.
Но все-таки пора бы перестать
За океан озера принимать.
Или:
А я не смог бы до порока лести
Унизить самолюбие свое,
Пусть заслужили вы потерей чести
И славу, и привольное житье.
Или:
Ваш труд оплачен — каждому свое.
Народ вы жалкий, хоть поэты все же.
В «Озерном Краю» в безымянном для меня городке с озером, где мы останавливались покормить лебедей, пожмуриться на весеннем солнце и «прогулять» нашего шофера, члена очень требовательного шоферского профсоюза, мне очень понравилось мороженое, в меру сладкое, в меру мягкое, в каком-то изысканном рожке и, похоже, с полным отсутствием пальмового масла. Мне даже показалось, что Англия добилась от своих производителей полной адекватности продукта и того многого, что на нем написано.
А что у нас следующее по расписанию? Город Честер, его знаменитые черно-белые дома и прогулка вместе с гидом по городу. В Честере в одном из магазинов я купил себе кроссовки. Люблю обувь. Знаменитый театральный критик и гуру Виталий Вульф мне в свое время внушил: надо иметь много пиджаков и хорошую обувь. Сам он, когда выезжал в Европу, покупал все недорогие пиджаки, которые видел. Ну, а я, не рискуя покупать себе дорогую английскую обувь, купил кеды. Прогулка была замечательной, видели все, что полагалось. И городские старинные стены, по которым прошли неспешным шагом, и замечательные часы, подарок какого-то мецената, и еще средневековый «позорный столб», стоящий в центре, и эти самые черно-белые дома. В Германии эти дома, кажется, называют «фахверховыми» — некий деревянный костяк и наполнитель. Но здесь это почти средневековые небоскребы, красиво, чисто, просторно, экономно. Я бы по этому городу походил и еще, но мы переезжаем. Почему-то Англия мало впечатляет — плохо знаю литературу? Или уже пресытился Средневековьем в Европе? Едем в Уэльс — опять неповторимое кино в окне. О городе Раффин, где мы будем останавливаться, я ничего не знаю и ничего о нем не слышал.
Виталий Вульф
3 мая, пятница. Пишу буквально «на ощупь», расцвечиваю короткие первоначальные записи, горюю, что ленился, увлекался пивом и не отрабатывал все написанное, как бывало прежде, по вечерам. И куда, собственно, подевался блокнот, который вел в пути? Все, конечно, в свое время отыщется, и я буду кусать локти, что уже не смогу ничего добавить. Как я понимаю, мы уже описали огромную дугу. Снизу, с юга, через Кембридж, который внизу, возле Лондона, махнули через Йорк с его собором — это как раз середина острова — и оказались уже на севере Соединенного Королевства, в Эдинбурге. Потом еще выше, чтобы проехать по Шотландскому плоскогорью, ну и дальше обратно покатились вниз, на юг, но только уже держась западного края острова. Уэльс с его валлийцами — запад собственно Англии. В Северном Уэльсе огромный национальный парк Snowdonia, мы через него проезжаем. Но здесь срабатывает обратный эффект «кино из окна»: — парк — это, конечно, не только визуальные впечатления. Где запах молодой зелени, ветерок, заползающий под рубашку, где жужжание насекомых и голос кукушки, пророчащей тебе года? Вот поэтому картины и не держатся долго в памяти. Одно всегда через другое, как у Холмса, когда он догадывается, о чем только что думал Ватсон, останавливая взгляд на отдельных предметах комнаты. Snowdonia пролетел, но вот «древняя столица Уэльса город Карнарвон» и замок Карнарвон — все это будто и сейчас стоит перед глазами. Огромный замок, сохранивший свои классические формы — хоть сейчас снимай его в кино! — сорокаметровые башни, мощные стены, река, чуть ли не облизывающая фундаменты — все держится в сознании. В устье река перегорожена небольшой плотиной со своими затворами и сливами. Морской прилив, здесь надо бы называть его атлантическим, хозяйничает над прибрежными отмелями. По мостику и плотинке в устье можно перейти на другую сторону и с иной точки взглянуть на замок Эдуарда I. Собственно, он «приварил» в ХIII веке Уэльс к Англии. Валлийцы, которые жили на этой земле, по литературе известно — люди положительные, сильные, самостоятельные, спокойные, и у которых был свой самостоятельный язык, особенно не сопротивлялись. В годы междоусобиц, вместо того чтобы воевать, притулиться к плечу сильного сюзерена было не так уж плохо. Особенно разумные валлийцы не воевали, но выставили королю Эдуарду свое чрезвычайно хитрое, как они полагали, условие. Дальше цитата из путеводителя, никто же не поверит, что я выкопал эту историю из каких-то английских архивов или преданий. «Валлийцы согласились принять от Эдуарда I государя на следующих условиях: он должен был родиться в Уэльсе, происходить из знатного рода и не знать ни слова ни по-английски, ни по-французски». Мы все, конечно, помним, что Плантагенеты были в отдалении французами, здесь же можно вспомнить и нормандского герцога Вильгельма Завоевателя. Снова продолжаю цитирование. Король будет свой, валлиец, пусть и из рук английского короля. «Когда вожди валлийских кланов пришли к Эдуарду, чтобы он представил им нового государя, король вынес своего, родившегося в Уэльсе во время военной кампании сына, и сказал: “Вот вам, пожалуйста! Он родился в Уэльсе две недели тому назад, он знатного рода — мой сын, и он не знает ни слова ни по-английски, ни по-французски”». С тех пор наследник престола носит титул принца Уэльского.
В замок не пошли, хотя там до сих пор есть черный каменный круг в центре замкового двора, на котором коронуется принц Уэльский. Зато нагулялись вдоволь и по городу, разглядывая дома и витрины, и по отмелям, и вдоль какого-то мола с причаленными к нему яхтами и другими плавсредствами. Перед тем как садиться в автобус, пришлось зайти — бесплатно! — в небольшое, стилизованное под старину заведение как раз напротив замка и в его непосредственной близости. Есть вода, туалетная бумага, чисто… но тут же на полу и бездна одноразовых шприцов. Жизнь идет…
