1.V.77
На Новодевичьем: «Эти работали хорошо, и их хорошо похоронили, а эти ничего не делали, и их похоронили тоже хорошо».
В Переделкине гулял с Эмилем Кардиным[1], обсуждал стратегию и тактику вступления в СП Кардин спросил меня: «А сколько вам лет?» — «Сорок один». Он посмотрел на меня, на мою кепочку и сказал: «Пумпон-то пора снять».
Реплики «Мастера и Маргариты» в Театре на Таганке раньше бы будоражили, теперь успокаивают. Звучат же!
5.V.77
«Что со мной? Жизнь не удалась, а так все в порядке».
8.V.77
Лиходеев слушал экономическую лекцию. Потом лектор спросил: «У вас есть вопросы?» — Лиходеев: «У меня есть ответы».
2.VI.77
Я познакомился с Леонидом Хейфецем[2]. Он говорил: «Вообще, я считаю, что человек изначально добр. Но есть проявления бессмысленной жестокости. После войны я был мальчиком и жил в Минске. Однажды я ехал на трамвае, меня поманил к себе милиционер, я подошел. Он ударил меня кулаком в скулу так, что я вылетел из вагона. Я смотрел вслед уходящему трамваю, и не боль была у меня на уме, а то, что в вагоне на площадке остался мой новый галош».
Ответ на рукопись графомана: «Автору надо работать… истопником».
В Киеве я жил в гостинице «Киев». По ночам в моем окне сексуально светился стеклянный купол Президиума Верховного Совета УССР.
4.VI.77
Витя Веселовский читал мне и Хайту письмо, присланное Чаковскому. Пишет мать одной женщины, инженера, хорошего лектора-международника. «Вы пишете о пьянстве, прошу Вас, напишите о половых извращениях. Муж заставляет мою дочь брать в рот свой предмет для выпускания (выделения) мочи. Это такое унижение, брать в рот, предназначенный для приема пищи, брать такую гадость. Он сильнее ее, и он ее заставляет. Я было пробовала с ним говорить, что, мол, мы такими вещами никогда не занимались, он ответил мне: “Вы жили при царизме, а мы при коммунизме”. Если вы напишете в газете, он призадумается, он инженер и читает Вашу газету».
Фридрих (Горенштей) говорил, что в графоманских стихах застревает время. В великих стихах все общечеловечно и для всех времен, а графоман мимо времени никогда не пройдет, он пишет о сейчас, без обращения к поколениям, и поэтому по стихам графоманов можно изучать время.
В Торжке молодожены идут на могилу к А.П. Керн[3] и над ней клянутся в супружеской верности. Клятва в супружеской верности над могилой любовницы поэта.
8.VI.77
Курляндский рассказывал, что в армии у него был сержант. Когда новичок в чем-то провинится, сержант показывает ему два растопыренных пальца — указательный и безымянный — и спрашивал: «Сколько нарядов вне очереди?» «Два», — наивно говорил новичок. «Пять! Римское!» — с торжеством выпаливал сержант.
15.VI.77
На смотровой площадке в Таллине, которая расположена над обрывом, я сказал: «Говорят, если задумать желание и спрыгнуть отсюда вниз головой — желание исполнится».
Рассказ. Учителю выгодно, чтобы его ученики после окончания школы пошли работать не сталеварами, инженерами, космонавтами, а автослесарями, администраторами гостиниц, официантами, продавцами. Он им прививает любовь к этим профессиям.
Земек рассказывал, как видел двух мальчишек на экскурсии в Освенциме. Один другого тащил в сторону и говорил: «Пойдем отсюда в другой барак, здесь неинтересно — здесь только 10 000 убили».
«Ничто не может повредить нашей идее, кроме самой идеи».
«Если уж не получается единомыслия, то уж лучше думать по-разному».
Земек сказал мне: «В старости больше удовольствия доставляет показывать кому-то что-то, чем смотреть самому».
Он же рассказывал, как звонил разным министрам одной автономной республики. И везде трубку брал один и тот же человек и говорил: «Бобкин слушает!» Все министры имели Бобкина своим помощником.
Собрался уезжать, подал документы, а пока же надо на что-то жить. Под чужой фамилией подрядился делать фильм о сионизме. Потом жил на фельетоны, которые писал против себя, разумеется, под чужой фамилией.
21.VI.77
В Переделкино перед нами, юмористами, выступал Сырокомский[4]. Кто-то его спросил о Шагале. Сырокомский ответил: «Я тоже считаю, почему Шагал не выставлен?.. Но рано или поздно все придет. И Шагал придет».
25.VI.77
Меня пригласили выступать в МИИТ. «Виктор Иосифович, мы пробуем новую форму работы — дискотеку. Вы знаете, что это такое? У нас будут танцы, потом выступит журналист из АПН, потом снова танцы. В фойе выставка “Лениниана” художника Белова». Все было действительно так. Народу мало, на сцене два венгра диск-жокеи запускают пластинки, объявляя названия, робко мигает одна цветомузыкальная установка (вторую не разрешили). В буфете напиток «Байкал» и бутерброды с колбасой. Денег они мне заплатить не могут. «Мы с вами расплатимся джазом. У нас хороший джазовый абонемент, — говорит Ираида, подруга Ираиды Потехиной, — и общество филофонистов, в которое мы просим вас почетным членом. Когда мы вывесили в институте приглашение в общество филофонистов, Кочнев приказал объявление снять, потому что, с его точки зрения, это общество нелегальное. Еле убедили». Вот какие удивительные истории происходят теперь в МИИТе.
29.VI.77
С Эдиком ждали Марика у Театра Гоголя. Я тем временем зашел в кассу театра. Трое человек с Курского вокзала покупали билеты. Вечером шла премьера «Проделки Ханумы»[5], билетов в кассе навалом. Один мужик сказал бабе и мужику: «Ну вот, как удачно у нас получилось — сейчас только телеграмму дать, потом в театр, потом поезд». Я подумал, почему бы при таком театре не открыть почту, парикмахерскую, камеру хранения багажа и т. д.
«В продаже мужские бикини».
В «Юность» написал письмо один школьник. Там была фраза: «Мне семнадцать лет, и я уже сносил не одну пару джинсов».
2.VII.77
«Пьесу можно будет написать где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не написать, ибо это такое дело, которое не медведь, и в лес не уйдет, а если и уйдет, то черт с ним».
А.П. Чехов — А.С. Суворину[6]
11 июля 1894 г.
«Надоело все одно и то же, хочется про чертей писать, про страшных, вулканических женщин, про колдунов, но — увы! — требуют благонамеренных новостей и рассказов из жизни Иванов Гаврилычей и их супруг».
А.П. Чехов — Е.М. Шавровой[7]
11 декабря 1894 г.
«Это занятие тихое, кропотливое и любопытное уже потому, что имеешь дело не с цифрами и не с политикой, а с людьми, которых сам выбираешь по личному своему произволу. Да и талант будет прыгать у Вас в душе и беспокойно переворачиваться, пока Вы не дадите ему удовлетворения».
А.П. Чехов — А.С. Суворину
6 июля 1894 г.
22/VII–77
Придумал пьесу «Слуга». Может быть, на двух актеров, а может быть, более многолюдную. Два парня заключают между собой договор — один другому будет слугой. Причины этого договора могут быть разные: они договариваются за деньги, старый спор, шантаж и т. д. Факт тот, что из них получаются очень традиционные (тургеневские, толстовские, чеховские) господин, барин и слуга в абсолютно современных условиях с «Жигулями» и просмотрами в доме кино.
Обедали с Арканом. Он рассказал, что вроде бы Ширвиндт[8] в Америке зашел в один магазинчик и спрашивает продавца по-английски: «Сколько это стоит?» Продавец называет бешеную цену. Тогда Ширвиндт смотрит ему в глаза, улыбается и говорит по-русски: «Отсосешь». Вдруг продавец раскрывает объятия: «Вы из России?!»
25.VII.77
«Юмор живет словом, которое богато жестовой силой, которое апеллирует к физиологии, — навязчивым словом».
Ю. Тынянов.
«Сын Аксенова». Когда ему по истории поставили «двойку», Вася зашел ко мне, где уже сидел Фридрих.
Фридрих: «Ничего, поступит на следующий год».
Вася: «За год он скопытится. Он пойдет в какой-нибудь ансамбль барабанщиком, а там начнется норкá, фарца…»
Потом все утряслось: Леша историю пересдал на «тройку», по литературе получил «пятерку» и был принят на резервное место.
Вася: «Опять стал противно себя вести. Такой мудак. “Не нужен мне ваш институт…” Не хочет ехать со мной в Дубулты. Собирается с двумя мудаками в Пицунду. Представляешь, что там будет твориться? Ножом пырнут… Черт с ним, я больше не могу, я сказал — я завтра уезжаю, хочешь, едь со мной, не хочешь — как хочешь».
Марик сказал на это: «Вот сюжет — “Сын Аксенова”».
28.VIII.77
Я рассказывал, что видел фотографии охотника Брежнева, целившегося из ружья с оптическим прицелом. Я: «Ведь это жестоко — стрелять в животных с помощью оптики». На что Феля сказал: «А может, он в человека». Действительно, тогда все нормально.
Представитель города, показывая город делегации, говорил: «А здесь у нас улица Пушкина. Как видите, мы не забываем и этого человека».
24.IX.77
Ныне московская элита начинает жить уже похоже на элиту западную. Такая полусладкая жизнь. Конечно, это не 8½[9], но уже где-то 6,75…
Наташа Хмелик[10] говорила мне, как она сидит и вечерами смотрит сериал Салынского[11], как она отгадывает все реплики и всячески потешается перед телевизором. Я сказал: «Вот, Наташа, мы всю жизнь будем смотреть их произведения, отгадывать реплики, потешаться, ерничать, а они будут подходить к кассе и рассовывать плотные пачки денег по многочисленным карманам».
Саша Курляндский встретил Василия Ливанова[12], идущего из «Юности». Поговорили о делах. Вася: «Теперь бы поглупеть немножко».
26.IX.77
«Один может быть звездой первой величины по своей одаренности, силе воли, выдержке, но он так хорошо центрирован, что без всяких трений и затрат энергии включается в ритм системы, к которой принадлежит. Другой так же богато одарен, быть может, даже больше, но ось его «я» не проходит точно через центр, и он растрачивает половину своих сил на эксцентрические движения, которые изнуряют его самого и мешают всем окружающим».
Герман Гессе. «Игра в бисер»[13].
30.IX.77
«… на душе у него стало смешно, но не весело».
«У меня очень хорошо фотографии получились! Правда, события трагические — мы дедушку провожали в последний путь».
3.X.77
Раньше я старыми людьми считал людей — ровесников моих родителей. Теперь я чувствую, что иногда пожилыми людьми называют ровесников моих. Я, как в зеркало, смотрю на них и не могу поверить: неужели и мне столько лет. Невероятно!
Монолог Мишки (Левитина): «Надо жить без эмоций. Надо жить перечислениями. “Вчера мне изменила жена”. И все. “Изменила с таким-то”. Все. Живи дальше. “Сегодня уволили с работы”. Все. “Сегодня почувствовал плохо и умер к е*еней матери”. Только бы успеть записать!»
(Монолог в ответ на мои слова: «Сколько мы будем обсуждать события и возмущаться!»).
8.X.77
Завлитша Театра миниатюр Алла Губайдуллина сказала: «Мы с Рудиком Рудиным[14] ходили смотреть подпольные театры для развития. На улице Чехова были… смотрели “В ожидании Годо”[15] в одном ЖЭКе».
Время выбора прошло. Теперь надо доказывать, что в свое время ты сделал выбор правильно.
«Я тебе скажу сейчас очень приятное, только, пожалуйста, не обижайся».
Убегает на Запад не по политическим соображениям, а по личным: жена, теща, родители, начальник.
Впечатление от открытия второго года обучения в «Зеленой лампе»[16]. Собрали таких молодых (да в общем-то для молодого литератора типично), которые не хотят понять, что, собственно, происходит в жизни, и научиться это отображать, претворять в литературных произведениях, а хотят понять, что же надо, чтобы печататься. Сидят, морщат лоб, напрягаются… «Подскажите, чего надо?» Так, как все пишут, мы умеем, это несложно. Подскажите, как пробиться. Чем?
10.X.77
Мишка Левитин, прочтя мою пьесу «Стрижка»: «Крови! Крови больше! Доктор давит палец и кричит: “Дайте крови! Я не понимаю, чем вы больны. Что вы капельку даете, дайте полный шприц, чтобы я мог посмотреть… Крови!”».
Придумал название пьесы: «Сон на левом боку».
14.X.77
Галя Соколова[17]: «Я теперь знаю, на чем меня накололи, или, мы тут все люди свои, нае*ли. Когда «Современник» только начинался, давали плохую роль, мне все говорили: «Старуха, да, роль плохая, но не расстраивайся, мы строим театр». Мы строили театр… И я играла эпизоды, выходá. Главное — мы строим театр. Все были равны. Так на костях второго поколения современниковцев и выехали. А потом появились премьеры, звезды, звания… И все кончилось. А те, кто верил, что мы строим театр, остались. А теперь мы фирменный театр, делаем ставку только на звезд».
16.X.77
Когда играли гимн, разговаривал с соседом, искал что-то в карманах, смотрел на часы, читал бумажки на столе…
Монолог из ностальгической по 60-м годам пьесы: «Песни Окуджавы — это были молитвы перед дальней и трудной дорогой. Тихие, успокаивающие мотивы. Мы как бы говорили себе: “Ничего не поделаешь, такова жизнь, что нас не понимают, нам не верят и не допускают в жизнь. Ничего, у нас есть наши песни, наша душа, друзья, мол, будем тихо эти песни петь, молиться своим богам, не участвовать в этой гонке, не требовать от жизни куска жирного пирога. Неситесь, обгоняйте, кусайте друг друга, — мы посидим. Нам дороже компания, друзья, покой жизненного успеха”. Мы все были дружными неудачниками. И у нашего вождя, Булата, тоже дела шли не ахти. И вместе нам было хорошо». Но вот Булат нашел свое место в системе. Его дела пошли в гору. А мы так и остались на месте с его песнями, сулящими нам преданность друзей — единственную награду за житейские неудачи. Мы переписывали его песни на свои дешевенькие магнитофоны-приставки, а сейчас в каждом магазине лежит его пластинка. Обидно… Его песни были началом. Это мотивы в начале пути. Нас поддерживала в жизни память о песне. Современные же песни — это песни момента, рассчитанные на то, чтобы сделать удивительным момент. «Вот сейчас мы так, а там дальше… Не будем задумываться о будущем — черт с ним, как будет, так и будет. Сейчас нам хорошо — и хорошо». Окуджава: «Сейчас нам хорошо, и так будет всегда, если мы останемся верными своим идеалам».
Я мог бы написать так, но не напишу.
[1] Эмиль Владимирович Кардин ( 1921–2008) —литературный критик, прозаик, публицист. Активный участник Перестройки, создавал репутации перестроечным «бестселлерам».
[2] Леонид Ефимович Хейфец— театральный режиссёр и педагог, профессор Российской академии театрального искусства. Народный артист России.
[3] Анна Петровна Керн (1800–1879). Пушкин посвятил ей знаменитое стихтворение-мадригал «Я помню чудное мгновенье».
[4] Виталий Александрович Сырокомский (1929–2006) — советский журналист. В 1966–1980 годах – первый заместитель главного редактора «Литературной газеты».
[5] Комедия по мотивам классической грузинской пьесы А. Цагарели.
[6] Алексей Сергеевич Суворин (1834–1912) — русский издатель, журналист.
[7] Елена Михайловна Шаврова – русская писательница, дружила с А. П. Чеховым.
[8] Александр Анатольевич Ширвиндт — актёр театра и кино, театральный режиссёр и сценарист. Народный артист РСФСР (1989). Художественный руководитель, главный режиссер Московского театра сатиры.
[9] «8½» («Восемь с половиной») — фильм Федерико Феллини, мировая премьера которого состоялась в конкурсной программе Московского международного кинофестиваля в 1963 году. В широкий прокат попал только в Перестройку.
[10] Наталья Александровна Строилова (Хмелик;1948) — детский писатель и журналист, прозаик, киносценарист, переводчик. .
[11] Телесериал «Личное счастье» (1976).
[12] Василий Борисович Ливанов – киноактёр, режиссёр кино и мультипликации, сценарист, писатель. Народный артист РСФСР. Наибольшую известность получил за создание экранного образа Шерлока Холмса в цикле телефильмов режиссёра Игоря Масленникова по произведениям Артура Конан Дойла, за что в 2006 году был принят в орден Британской империи.
[13] «Игра в бисер» — последний роман немецко-швейцарского писателя Германа Гессе, над которым он работал с 1931 по 1942 год.
[14] Рудольф Григорьевич Рудин ( 1928–2012) —актёр театра и кино, театральный режиссёр..
[15] Знаменитая пьеса Сэмуэля Беккета. Написана Беккетом на французском языке между 9 октября 1948 и 29 января 1949 года, а затем переведена им же на английский.
[16] Литобъединение в журнале «Юность».
[17] Галина Михайловна Соколова (1940–1997) —актриса и поэтесса. Заслуженная артистка РСФСР. Прима театра «Современник».
