11 декабря 1983 года — 25 марта 1984 года

11.XII.83

Вчера был в Зеленограде на якобы дне рождения Ильи Смирнова. В Зеленограде на даче, которую старушка сдала ребятам. Предполагалось участие Д. К. (как сказал Миша — легальное название «Диван-кровать». Нелегальное «Девичий кал»), «Зебры» и Свинья из Ленинграда с «Механическими удовлетворителями». Были все. Но «Зебры» не играли — техника отказала. Начался вечер в стиле Васильева. Д. К. спели одну песню. После нее Свинья заорал со своего места, рядом с именинником: «Товарищ, слов не слышно, отрегулируй бас». На что Женя Морозов как-то не прореагировал. Тогда Свинья взял со стола банку с кильками в томате и швырнул ее в Дэков. Банка летела, словно сигаретная коробка. Никто и не понял, что это довольно увесистая железная коробка с рыбой. Убить могла. Дэки заставили Свинью подобрать кильку с пола. «Дайте ему тряпку» — «Я руками». Ударник М. У.: «Все. Он потерял имя».

Один, подойдя ко мне:

• Мы все в ожидании визита.
• Кого?
• Галины Борисовны.
• Кто это?
• Козлова Галина Борисовна.
• Не знаю…
• По начальным буквам.
• А!.. Я знал в свое время Софью Власьевну, Софью Васильевну[1].

Потом пел Свинья с «Механическими удовлетворителями». Потом началась свара. Ходил Леня с квадратными плечами, который ловил свой кайф вышибалы и капо. В конце отозвал меня: «Вы журналист, из прессы? Вам, наверное, сказали, что я работаю в Театре Образцова. Так вот, если вы услышите, что там машиниста сцены х*йнули…» Я: «Леня, я не по этому делу».

Где-то к концу наблюдал мерзкую сцену. Миша Сигалов, используя ситуацию, что Свинья осоловел и вообще как бы позволял над собой издеваться, — стал его, сидящего, мучить, хватать его за горло, называть «ленинградской сволочью», трясти за волосы, имитировать допрос. Свинья сносил все это индифферентно с закрытыми глазами, затем сорвал с Миши очки. Миша сразу стал канючить: «Отдай очки, отдай очки…» Свинья, продолжая сидеть с закрытыми глазами, не отдавал. Вокруг него столпился народ. Очки вырвали, дужка сломалась. Затем Миша стоял лицом к стене и, как бы плача, чинил очки. Очень близко у белой стены. А девушка одна кричала: «Ты сам виноват, он к тебе не приставал, ты сам к нему пристал, я видела!..» Разошлись после выступления М. У. Бабулька легко отделалась. В какие-то моменты было ощущение маевки. Дощатые столы. На них кильки в томате и рыбные тефтели в томате, банки с консервированными помидорами, сухие листья по стенам, установка, динамики и разноцветные лампочки по углам. Один парень был в гимнастерке с портупеей.

Перед этим, когда ехали, Миша анализировал (моими провокационными вопросами) «Восточную трибуну»[2] Галина и пьесы Петрушевской. Коротко, различия он видит в том, что у Галина герои ведут себя литературно, в пьесах автор требует сочувствия героям, и есть моральные оценки. А у Люси «жестокий реализм», люди, которые мне несимпатичны и далеки, показываются, и сочувствия к ним как бы не требуется. А показываются подробно, честно и со всех сторон.

Разговаривал с ребятами из «Мухомора»[3]. Один парень в золотом шарфе и пояске говорил мне о состоянии, которое в театре называют рассвобожденностью, раскрепощенностью: «Мы это состояние называем «ОТПУЩЕННОСТЬЮ». Это связано с отпущением грехов. Это внутренняя свобода и внутренний покой человека, которому отпустили грехи. И он чистый, новый, может вести себя легко. Я: «Снова эти грехи набирать, зная, что потом будет опять отпущение». Или же сам ритуал отпущения, исповеди.

24.XII.83

На обсуждении 16-й полосы в «Литературке». Владин[4]: «Иванова громить нельзя. Я не тебя, Саша, имею в виду… А Петрова можно». («Вот тут я как раз имею в виду тебя, Саша»).

Кабинеты начальства «Литературки» напичканы финской, шведской, французской, американской техникой и мебелью. Чем оголтелее они нападают на Запад, тем больше и больше им открываются возможности все это иметь. Те же, кто совестится активно участвовать в контрпропаганде, будут жить на всем советском. «Против чего борешься, то и имеешь».

Вот оно, крушение иллюзий. 2000 год всегда был связан с чем-то неизвестным, прекрасным. Научная фантастика, фантастическая литература навевала нам сладкие сны об этом времени. Мы, конечно, понимали, что все будет не так, но тем не менее или, как говорил Твардовский, но все же, все же, все же… И вот он уже показался на горизонте, этот сияющий 2000. И что же он нам готовит? Скучную и безнадежную борьбу за комплексную программу (мы-то думали, что этих слов уже не будет!) производства товаров народного потребления… Сколько уж этих «борьб» мы претерпели. А оказывается, нам до 2000 года ее уготовили. А дальше? То же самое. Вот тебе и опти-опти-оптимизм.

«Люди женятся, е*утся,

А им не в чего обуться».

Л. Плешаков

27.XII.83

Вчера приходил Лева Корсунский, которого зарубили на секретариате РСФСР в числе 17-ти. Зашел Ося. Я сказал: «Зачем надо было приводить армию старых мудаков в готовность?!» Ося: «Не скажи, с ветеранами сейчас очень считаются». И тут я понял, что мы стоим по разную сторону оценки этого факта. Ося-то ветеран! Я: «Ося, мы с тобой люди разных поколений».

28.XII.83

«Выдвинуть портрет товарища в президиум».

31.XII.83

«Светлые минуты забвения».

Нина рассказывала о разговоре на улице:

Бабка (продавцу): «Сынок, мандарины свежие?»

Продавец: «Свежие, мать, свежие. Только подгнившие немного. А так свежие».

«Летят перелетные куры…»

«Имени значка 800-летия Москвы»[5].

«Имени искусственной почки».

Моя беда, беда моего характера, изъян, мешающий мне жить. Я не могу переламывать ситуацию в свою пользу. Я ситуацию могу терпеть — это да. Что тоже полезно. Но сделать так, чтобы подчинить себе — у меня не выходит. И это во всем. В делах, в личной жизни, может быть и в творчестве. Марик мне как-то сказал в Варшаве… Сначала я ему: «Не хочу насиловать ситуацию. Хотелось бы, чтобы все получилось само собой, органично». Он сказал: «Насиловать надо не ситуацию, а бабу». Мне хочется, чтобы все было само собой. Случалось. А я только подхватывал. Нет, миленький мой! Не получится. Не случается. Значит, надо организовать, устроить, спровоцировать. А это мне не по плечу. Не по характеру. Вот тут и горю. И еще — я похож на дядю Сашу. Я после каждого своего поражения (которое я получил из-за того, что был неактивен), я переживаю, — что ж я так был неактивен, и впадаю в еще большее уныние. Как видно, психоаналитик мне не нужен, я сам все про себя знаю. И ничего поделать не могу. (Вот для этого, может быть, он и нужен…). С Толей Васильевым я не могу поступить резко, в смысле, хотя бы поговорить  — что так нельзя работать. Я терплю, покоряюсь и… проигрываю. И от этого же переживаю. Вот моя запись перед Новым годом.

5.I.84

Был у Зямы Высоковского. Он сказал: «Твоя сила — в наполнении пьесы вот этими деталями нашей жизни. А «Место для курения» мог написать и Зорин»[6]. Добавляю, и Алешин. Поэтому такую пьесу они берут у Зорина или у Алешина. А я давай им то, что от меня ожидают.

И еще, он сказал — хватит суетиться и выбиваться, вон, седые волосы, мол, надо уже реально жить верняками. «Пластинка не лезет, согни и сунь!»

10.I.84

Иващенко[7], которому я дал прочесть повесть Солоуха[8], сказал: «Прочитал с удовольствием, и все бы прочитали это с удовольствием, но вот напечатать это нельзя».

Встретил Вику Кузнецову[9]. Они в училище МХАТ поставили Петрушевскую. Ефремов посмотрел, ему понравилось, и он сказал: «Да, мое поколение уже не будет играть Петрушевскую. А вы — может быть».

15.I.84

Вчера бросил в ящик письмо Дементьеву об отставке. Письмо глухо упало на дно пустого почтового ящика. До этого часа три я думал, еще и еще раз прокручивая все плюсы и минусы. Наконец подошел к почте самым длинным путем. Перед самым ящиком у почты остановился, смотрел в окно аптеки и, решившись наконец, сделал несколько шагов и бросил письмо в ящик. Письмо глухо упало на дно пустого ящика. И мне сразу стало легко. От свободы. От того, что я сбросил думы. Теперь впереди новые сложности, быть может, еще более неприятные и чреватые комплексами (и даже наверняка!), но пока я нахожусь между старой и новой жизнью, и мне легко.

Еще одно. Придя после почты, я включил телевизор и услышал: «Перед Новым годом многие рабочие этого предприятия получили голубые пакеты с предупреждением об увольнении». Мое письмо Дементьеву было именно в голубом конверте. Потом я с Мишей[10] и его дочкой Кисей поехал в Медведково смотреть «Картину». Хороший спектакль. Кися. Ощущение после падения письма в ящик не покидало меня. Я вспомнил, что похожее было у меня, когда я бросил «Моспроект». Помню, в один из свободных дней я пришел к Мише днем (необычность неторопливого сидения днем у товарища). Там была Ольга Клеберович[11]. Мы говорили о театре. Теперь я первый свободный вечер провожу с дочкой Ольги.

Этюд о «Крошке Цахес» (как ее прозвал Левитин на былой «Юморине»[12]). Звонит и приглашает меня на круглый стол. Спрашивает, как дела. Сама же говорит: «Сейчас такое в театре творится!.. Одна классика, производственные пьесы не нужны…»

Статьи, выступления полны риторических вопросов: «Что происходит с драматургами? Что происходит с художниками?» Мол, пишут не то, рисуют не то… Никто не задается вопросом: «Что происходит с жизнью?»

16.I.84

Комбинат сексуальных услуг

«Сексоград»:            

СТРИПТИЗНАЯ

МИНЕТНАЯ

ПОЛОВАЯ НЕОТЛОЖКА

18.I.84

Вчера были на премьере пьесы Ворфоломеева «Мотивы»[13], поставленной Морозовым. Драматургическая жуть! Еще до премьеры мне сказал Плешаков: «Е*ал я эту проблематику». Рубить кедр, не рубить кедр… Устин против Олега Викторовича. Отрицательный герой — в «Адидасе», положительный — в орденах. После ужасного финала: все переженились и парами выбегали из-за кулис, а старик в орденах пошел свататься к старухе, которую с ведрами играет Викланд. Гурия играет Агрий… В общем, курьезов много. В конце хлопки и в паузе овации: «Художнику по свету браво!»

19.I.84

А вчера — круглый стол в «Сов. культуре». Барабаш[14], сев главным, собрал драматургов. Профессия — участник круглого стола.

Раздольский[15] говорил: «Рейгана я понимаю, я знаю, как с ним разговаривать, а чиновника из Министерства культуры я не понимаю. И не знаю, как с ним разговаривать».

Он же: «Он мой товарищ по шахматной команде, и он говорит: ни одной пешки врагу, только вперед».

Брагинский[16]: «Любимов говорил, чтобы понять, каков театр, надо посмотреть не спектакль главного, а спектакль очередного. Если он хороший, значит, главный сильный — не боится конкуренции».

Ворфоломеев: «У нас уничтожили 53% пахотной земли. Это процесс глобальный. Американцы уничтожили 70%».

Свободин: «Но с остальными 30% они как-то обходятся».

Вера Максимова[17] (о «Мотивах»): «Это новое, прогрессивное явление в новой волне. В пьесе Ворфоломеева не один положительный герой, а два».

Ворфоломеев: «Мы пошли по американскому пути бездумно. Стали выпускать колесные трактора. Но они губят почву. Это тема моей следующей пьесы».

Салынский в первой части выступления говорил, как нас давят. «У нас отбирают оружие». И вдруг во второй сразу без перехода стал говорить: «Мы живем в великой стране, только мы можем дать идеал, чтобы героя любили, подражали ему». Как это в нем соединяется?

В январе мы пошли к Арбузову.

Он болел гриппом, и наш Старый Новый год сорвался у Ани на даче. До этого Арбузов хотел встретить настоящий Новый год с нами — не получилось. Вот мы и шли к нему с шампанским. Мы пришли в 11.30, а в 11 его увезли с инсультом. Мы поехали к Кучкиной.

Появился американец Тимоти. Пишет диссертацию о «Юности». Встречался с нашим начальством, потом пришел ко мне. Странно говорить с человеком с другого полюса, который знает, когда печатался Инин, Феликс Кривин… Про Галку Галкину, про Шевцова. Смешно он сказал про «Взрослую дочь». Он купил ее в Америке и на русском, и на английском. Он сказал: «Нас обыкновенно ругают, особенно французы, а в этой пьесе наоборот…»

3.II.84

Кривое зеркало служит положительным эмоциям. Я посмотрел на свою искаженную фигуру, и мне становится радостно, что я не такой. А может быть и такой случай: подходит к кривому зеркалу уродливый, переломанный человек, а в зеркале он строен и красив. Вот этот может расстроиться.

После концерта Миши Жванецкого пошли в гости. Там был пожилой боксер. Он рассказывал, как видел выступление Пресли[18] в Лас-Вегасе. Пресли выступал с негром, который делал только одно. После каждого номера он подавал Элвису цветной платочек-шарфик, Элвис вытирал пот и бросал шарфик в публику.

Розовский по пути из Челябинска на озеро Тургояк в споре с Мариной Смелянской определил три типа критиков: критик-проститутка, критик-балаболка и критик-мешалка.

Лежа в холодной комнате Тургоякской турбазы, я в монологе на магнитофон, который потом стер, родил две формулы. «Итоги будущего». (Я не вижу итогов своего будущего.) «Я просох до костей».

«Нет, отнюдь не правы те, кто говорит, что мы живем в безвременье. Нет! Мы не заметили, как наступило ВРЕМЯ.

Нет, не правы те, которые говорят, что сцены заполнены пустотой. Нет! Сцены постепенно заполняются активной пошлостью».

9.II.84

Перед отъездом сюда, в Планерную, ездил снова в Медведково. Паша: «У нас сегодня аншлаг. Вы четвертый». Перед спектаклем «Провинциальный анекдот» один зритель спросил Пашу:

• А какие у вас перспективы? Вы хотите стать профессионалами?
• Нет.
• А перспективы?
• Никаких перспектив.

10.II.84

Только что сообщили о смерти Андропова. Я, так же, как в день смерти Брежнева, сижу дома больной гриппом (правда, не дома, а в Планерной). Не выхожу на улицу. Тогда еще приемник был испорчен. Послал Нину к Филинову, чтобы взяла. А тут почему-то встал, включил трансляцию. Вивальди  — нежная, печальная музыка. Не выключил, стал пить чай и слушать. И вот. Что будет?.. Кто?.. И все-таки — что? С нами. С отрицательными героями.

Это в 17.00, а в 17.15 бодрые позывные радиостанции «Юность». «Бурный прилив энергии вызвало обращение ЦК ВЛКСМ по поводу выборов». Видать, решили не создавать погребального настроения.

Насчет отрицательных героев. Из драматургов, которые не пишут положительного героя, сделали отрицательных героев.

12.II.84

«От вас нужно только одно — чтоб вас не было».

«Каждого в отдельности я люблю, а всех вместе ненавижу». Когда я придумал эту мысль для Эллы[19] (что решило ее образ, я еще на Вике проверял), я не читал «Братьев Карамазовых». Вот польза незнания. Эта формула родилась у меня естественно, а не как парафраз на тему Достоевского. Поэтому можно проанализировать, почему так изменилось отношение человека к человечеству.

Западные советологи считают, что здесь идет бурная борьба за власть. А что, если этой борьбы нет? Кому охота влезать в этот хомут и взваливать на себя жуткую ответственность. Лучше работать по указаниям. И потом — почему наверху не могут идти те же психологические переориентировки, что и внизу.

13.II.84

Возвращаясь из столовой, с обеда, столкнулся в дверях с мужиком, тот говорил себе под нос: «Черненко».

«Для большинства из нас есть роли и реплики, а раз они существуют, их можно классифицировать и соотнести с эпизодами, сценами, актами. Разговор гораздо более похож на заранее заданный ритуал, чем многие думают». Дж. Р. Ферс[20].

Сюжет «Агитатор». Я агитатор. От моей ценной работы многое зависит в моей карьере (характеристика за границу, повышение и т. д.). И вот мне попалась вредная старушка. «Не пойду голосовать, пока мне водопровод не наладят. Кран течет уже целый месяц». Что делать? В ЖЭКе не обещали быстрого прихода. Я нанял частного сантехника, привел к бабульке. Тот отладил кран. «Ну, теперь все в порядке? Будете голосовать!» «Нет. Потолок потрескался. Поштукатурят пусть». Поштукатурил. «На “Неделю” подписать». Подписал. И т. д. и т. д. Все сделал! И наконец: «Ну, теперь пойдете к избирательной урне? Проголосуете?» — «За кого?» — «Вот депутат», — показываю фотографию. - «Нет, за этого голосовать не буду!» _- «А за кого?» — «За тебя! Кто мне все сделал? Ты. А этот не сделал ничего. Вот когда тебя выдвинут, я первая пойду и другим скажу — голосуйте за этого парня, и все у вас будет!» В общем, характеристику мне не дали. И за границу я не поехал.

4. III. 84

Только что позвонил Жванецкий. Прилетел на 50-летие: 6 марта в ЦДРИ. Я пересказал ему, как Горенштейн напророчил мне еще одну пьесу, пьесу к 70-летию, и все. Миша серьезно сказал: «Ты знаешь, не надо про себя рассказывать плохие истории. Мы обладаем каким-то свойством — наши плохие предсказания сбываются, поэтому я никогда не рассказываю про себя истории с плохими концами».

6.III.84

К смерти Шолохова был опубликован известный снимок: секретарь райкома вручает Шолохову партийный билет у него дома. «Доставка билетов на дом».

7.III.84

Вчера таганцам объявили о снятии Юрия Петровича Любимова с поста главного режиссера «За систематическую неявку на работу» (примерно). После того, как Шадрин[21] объявил это, начались выступления. Все выступали о том, чтобы все-таки еще подождали, что-то делали, поехали к нему. Ведь это история советского театра. Нам надо ее сохранить. Ведь были случаи в истории нашей интеллигенции — Горький, Ленин...

Шадрин выслушивал все стоя. Стоя отвечал на вопросы. «Что будет с репертуаром, будут ли снимать?» — «Тут действует общее положение, пока Любимов гражданин СССР, спектакли будут идти, а потом будет решаться». «Неужели мы хотим, чтобы наши враги выливали на нас потоки грязи». Шадрин: «А нам наплевать на то, что о нас говорят». — Аргумент: «Тогда не обращайте внимания на то, что говорит он». Шадрин так и стоял. Тут вышел Золотухин и сказал: «Что мы насилуем человека. Ясно, что не он это решил, ему дали указание провести собрание. Он ничего не решает, отпустим человека, пусть идет и работает». Шадрин впервые оживился, растрогался, более того двинулся к Золотухину, пожал ему руку: «Спасибо, спасибо!..» Вот интересный феномен — человек готов публично признать, что он ПЕШКА, ГОВНО, потому что так проще, удобнее, комфортнее. А самолюбие, честолюбие, профессиональная гордость, «беру все на себя» — что вы! В наше время! Репутация среднего человека, чиновника — ах как удобно!

Любимов назвал этот акт «бандитизмом». По «голосу» объявили, что главным режиссером Таганки назначен Эфрос. 9.III.84 был в театре, зашел за кулисы, поздравил Анатолия Васильевича. Он стоял за кулисами один.

6.III праздновали 50-летие Миши Жванецкого в ЦДРИ. В середине банкета Миша вышел в предбанник и обменялся пиджаками с Героем Советского Союза, подводником, который был за столом. И вышел в черном мундире полковника с орденскими колодками и звездой.

«Вот правительство только что решило отметить. Сразу все прислали: и погоны капитана первого ранга, и звезду. Так что перестанем говорить о том, что сатириков давят, не отмечают...»

Потом стал показывать орденские колодки и объяснять — это за концерт в «Октябре», это за отмену концерта в зале Чайковского. Это за какой-то клуб...» Клоунское антре.

И еще классный эпизод с Резо Габриадзе. Он встал с рюмкой и в общем гаме пытался сказать: «Миша, я хочу выпить за твое благородство». Естественно, ничего не слышно — голос у него тихий. Миша Яковлев записывает вечер на магнитофон. Он поднес его к Габриадзе и тот, наивно веря, что это он говорит в микрофон, сказал туда: «Миша, я хочу выпить за твое благородство». Киноэпизод.

В Планерной у телевизора слушали речь нового Главного. Он говорил, что мы будем бороться с злоупотреблениями, чтобы мы с ними мирились — такого не было и не будет. Около меня сидел колхозного вида человек, который не отрывая глаз от телевизора сказал: «Было и будет».

11.III.84

Сегодня утром звонок. Я поднимаю трубку. Говорит завлит Орловского театра. «Виктор Иосифович, говорят, у вас есть пьеса «СерГо». Я сразу все понимаю. «Нет, она называется “Серсо”». На том конце провода разочарование: «Мы слышали «СерГо», думали про Орджоникидзе...»

15.III. 84

Звукорежиссеру с Таганки Андрею Зачесову надо рецензии на инсценировку Ватемаа[22] для Дома народного творчества. Он попросил меня, на что я сказал, чтобы он согласовал мою фамилию. Так вот, он позвонил и сказал, что есть указание не давать на рецензию четырем человекам — драматургам: Петрушевской, Славкину, Злотникову и Разумовской.

«ОБЩЕСТВО, КОТОРОЕ О СЕБЕ НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТ ЗНАТЬ».

23.III. 84

Телевизор — коробка передач.

Название телепрограммы — «Коробка передач».

24.III. 84

Только что подвергся тройному унижению в театре. После говеннейшего спектакля «Вишневый сад» сказал Плучеку, что спектакль понравился, еще какие-то комплименты. Раз. Он уже направился уходить, я: «Надо бы встретиться». Два. Он: «Приходи». И тут я третий раз унизился: «Когда?» — спросил. И он добил меня. Он уже не услышал вопроса. Вот так. Теперь жду еще одной новости.

Я сказал: «Они хотят сделать театр Управления культуры. Или театр Министерства культуры. По прокату приобретенных Министерством (у населения) пьес». Дня через два мы гуляли с Коковкиным[23] Сережей на улице Горького, и он завел меня во двор театра Моссовета и показал большое трехэтажное здание, реконструированное и пристроенное к театру. Это здание для дирекции. Истинно так: «Театр при дирекции театра им. Моссовета».

«Одолели войну, но мирное время одолеть не можем».

«Победили врага, а себя победить не можем».

Про Любимова. Дементьев ехал в машине с Быстрицкой. Очевидно, это их обоюдное мнение. Мол, Мейерхольда помнят и изучают, а Любимов забудется. Большой театральный разговор.

Еще одно доказательство мудрости руки судьбы. 15-го был юбилей Пьянова  — 50 лет. 16-го — мы лечились с Тарасовым. 17-го — 50-летие Королева. Короче, три дня я был с большого перепоя. И гноил себя за то, что надо сдавать «Вокруг смеха», а я валяюсь. В понедельник я наконец написал сценарий, и он понравился Тане и Гарику. А в среду в «Комсомолке» вышла критическая заметка о передаче, и из сценария надо было убирать Ярмольника[24]. То есть почти все переделывать. Но я себя ругал и за то, что не работаю над «Серсо». Осталось убедиться, что и это было бы бесполезно.