20.I.79
27 декабря в ВТО состоялся вечер, посвященный двадцатилетию студии «Наш дом». В капустнике Филиппов и Филиппенко играли пародию на Таганку на основе капустника десятилетней давности. Десять лет назад лучшей и острейшей репризой этой сцены была: «Послушайте, если театры закрывают, значит это кому-нибудь нужно… Значит, просто необходимо, чтобы каждый день в Москве закрывался хотя бы один театр». Теперь эти фразы произносились так же, лишь с частичкой «не»: «Послушайте, если театры не закрывают, — значит это кому-нибудь нужно…» И тот же эффект. Десять лет внесли частицу «не».
Персонаж: «Кто мне нужен — тот друг, а кто не нужен — товарищ».
20.I.79
Хоронили Сергея Николаевича Преображенского. В больнице над гробом Леопольд говорил речь. В это время вошел Вася. Леопольд говорил: «Благодаря Сергею Николаевичу в “Юности” напечатались и впоследствии стали известными писателями прозаики: Амлинский, Борис Васильев, Приставкин…» Впервые в этом списке не был назван Аксенов. Накануне было сообщение о «Метрополе»[1]. Все это заметили. Назавтра Мэри[2] сказала: «Леопольд, ведь стенограмма не велась…» Это был последний эксцентрический номер в существовании Сергея Николаевича на земле. Потом был крематорий. А потом поминки в ЦДЛ. Опять выступал Леопольд. Говорили тост. И снова сказанул. «Благодаря Сергею Николаевичу вышла поэма Евтушенко “Братская ГЭС”. Он составил для Евтушенко список в 400 поправок. Правда, Евгений Александрович утверждает сейчас, что поправок было 280, но даже если так — это свидетельствует о большой редакторской работе Сергея Николаевича». Евтушенко на похороны не пришел, сказал, что у него съемка «Циолковского»[3].
1.II.79
На худсовете «Союзмультфильма» по поводу «Плохой квартиры» директор киностудии высказал претензии по поводу главного героя. Он сказал, что одежда, в которую тот одет (джинсовый комбинезон и красная кепка с длинным козырьком), — предел мечты наших современных «стиляг». А мы все-таки показываем безработного… На что другой деятель сказал: «Они мечтают о пособии по безработице. 400 долларов! И я бы не отказался». Тогда режиссер сказал директору: «Если одеть героя потрепанней, то это будет еще модней».
Миша Задорнов рассказывал, как он выступал во Дворце съездов. При выходе на сцену у него проверяли паспорт. Сюжет. У Отелло проверяют паспорт каждый раз перед выходом. Или у Гамлета.
Кто-то сказал: «Кончится тем, что из-за скандала с “Метрополем” “Метрополь” переименуют в “Националь”».
Легенды холуев
Артисты рассказывали: «Народная артистка В. Барсова всегда называла И. В. Сталина сорежиссером постановок в Большом театре». Это был шеф, который поддерживал работу ГАБТ на высоком профессионально-классическом уровне. И. В. Сталин был исключительно музыкален и непревзойденный сорежиссер. Он обладал вторым тенором и в домашней обстановке пел в составе квартета: М. Д. Михайлов, К. Е. Ворошилов, 4-й участник квартета, по всей вероятности, был В. М. Молотов. Народный артист СССР Александр Пирогов[4] на приеме в Кремле как-то сказал: «Вячеслав Михайлович, у вас хороший голос, и вы можете петь без нашей помощи. У И. В. Сталина в домашнем репертуаре был романс на слова Тютчева «Гори, гори, моя звезда» и украинская песня «У соседа хата бела».
Однажды Сталин на репетиции пригласил в ложу композитора И. Дзержинского и задал ему такой вопрос: «Как вы относитесь к классике?» И. Дзержинский ответил: «Отношусь критически». И. В. Сталин на это композитору сказал: «Закупите себе все партитуры классиков, спите на них, одевайтесь ими и учитесь у них». А дирижирующему оперой «Поднятая целина» С. Самосуду несколько позднее резонно заявил: «Большой театр — святая сцена храма классического искусства, а не сцена портянок и навоза». Предложил Самосуду некоторые оперы современных композиторов снять со сцены ГАБТа и перевести в другие театры.
Во время репетиции оперы Мурадели «Октябрь» И. В. Сталин встал со стула в ложе, подошел к барьеру и возбужденно произнес: «То, что происходит у вас на сцене, не может отвечать ни художественным запросам, ни историческим требованиям, которые партия предъявляет к реальному оперному искусству». Опера «Октябрь» была снята со сцены ГАБТ.
Надо сказать, в то время нам с приездом И. В. Сталина в театр не везло. Как-то мне позвонили и сообщили: «К вам едет правительство на оперу “Иван Сусанин”». Мы уже слышим сигналы машин на пл. Революции, а у нас двери не открываются, испортилась воздушная пружина. В это время дежурный вахтер А. Лузан, незаурядной силы и высоты, взмахом удара обуха топора раздробил и сломал пружину за 2–3 минуты до приезда правительства в театр.
В последнем действии оперы «В бурю» Наташа стреляет в кулака Сторожева. Но выстрел не получился, а Сторожев упал. Владимир Иванович Немирович-Данченко стал извиняться перед Сталиным за допущенную сценическую ошибку. На это Сталин сказал: «Ну и хорошо, что выстрел не получился, зачем людей пугать…» Далее Владимир Иванович изложил т. Сталину метод взятых артистами социалистических обязательств по вопросам скорейшей подготовки оперы «В бурю» к его 60-летию. На это Сталин заметил: «Этого делать не следовало. В искусстве социалистическое соревнование не улучшает, а только ухудшает процесс подготовки спектакля».
В конце 1943 года после вечерних спектаклей в Большом театре, — вспоминает артист оркестра С. Боярский, — в течение 4 ночей правительство Советского государства прослушивало музыкальные произведения, представленные композиторами с целью определения и утверждения Гимна Советского Союза. Среди других были работы Шостаковича, Хренникова, Александрова, из Грузии композитора Туския. Одновременно Политбюро прослушивало гимны ряда других государств: французскую Марсельезу, старинные русские произведения и даже мелодию «Боже, царя храни». В результате свое внимание правительство сосредоточило на гимне партии большевиков — музыка А. В. Александрова. И. В. Сталин в связи с этим сказал: «Музыка гимна партии большевиков звучит величественно, в ней есть стремление и призыв на подвиг». Как известно, в основу музыки Государственного Гимна Советского Союза была заложена маршевая мелодия гимна партии большевиков. И. В. Сталин просил отредактировать мелодию гимна шире, торжественнее, в такой редакции он и был утвержден. Впервые гимн был исполнен по радио 15 марта 1944 г.».
«Работал Верховный на даче, по существу, без нормального сна и отдыха. Карты всех фронтов были разложены на столе, на полу, на диване, которые он читал без очков, периодически пользуясь большой или маленькой лупой. С величайшим уважением И. В. Сталин относился к В. И. Ленину. Круглосуточно над портретом Ленина горела лампочка Ильича».
23.II.79
Розов рассказывал, что в Лас-Вегасе абсолютно безопасно идти с огромной суммой денег по улицам ночью. Полное отсутствие ограблений, несмотря на кишение денег на этом игровом курорте. Почему? Мафия участвует в деле. Она держательница части акций, получает процент с доходов игорных домов. И все! И ночное решение проблемы!
Профессия некоторых писателей у нас — обозначать свободу.
Розов рассказывал, что в его пьесе «Неравный бой»[5] была пренебрежительная фраза о рыбном институте (типа «Такому только в рыбный дорога»). По поводу этой пьесы Министерство культуры получило возмущенное письмо министра рыбного хозяйства Ишкова. Теперь же в рыбный фиг попадешь. [Розов: «Я не знал, что сейчас так обстоят дела».]
Звоню приятелю: «Слушай, приходи, выпьем» — «А в чем дело?» — «Я купил новую бутылку, надо обмыть».
В Вене служащий гостиницы, подносивший нам чемоданы, вдруг заговорил по-русски. Мы удивились: «Где вы так научились говорить по-русски?» «Где можно было так изучить…» — кокетливо ухмылялся коридорный: «Я у вас 15 лет в Красноярской области сидел. Холодно было, но в валенках хорошо. У вас сейчас продаются валенки?» У него сейчас в Союзе жена и тридцатилетний сын. Не переписываются. Посол нам рассказывал, пришел к нему тоже такой, из отсидевших в плену, и говорит: «Я хочу передать благодарность советскому народу за то, что я жив. Если бы я в 43-м не попал бы к вам в плен, меня бы убили. А так я жив».
Посол же сказал: «Если видите человека за пятьдесят, наверняка воевал против нас». Впереди нас с Клименко[6] шел Розов с сопровождающим нас австрияком лет под шестьдесят. Розов хромает, а австрияк без руки. Мы с Клименко подумали: может быть, австрияк выстрелил Розову в ногу, а тот ему в руку…
Леопольд: «Я все собираюсь принести показать Полевому, чтоб не гордился, — у меня есть талон прикрепления к Кремлевскому санупру[7]. Я и моя семья пользовались кремлевскими лекарствами. Это сейчас мне надо выписать лекарства, я хожу…»
У меня брошюра двумя изданиями вышла — 200 тыс! — «Будем жить радостно без сорокоградусной». Сейчас только в Ленинке есть».
26.II.79
Эдик Успенский одержим идеей получить солидный пост на телевидении. Он добился, что для него вводят должность редактора-консультанта по мультфильмам при объединении «Экран». Я спросил Курляндского, сколько раз в неделю надо ходить в присутствие. «Два, — ответил Курляндский, — но Эдик хочет каждый день». «А сколько платят?» — «Триста. Но Эдик хочет двести». Это уже придумал я.
Миша Задорнов услышал от меня «Театр в телефонной будке» и в своем театре МАИ осуществил эту идею. Поставил несколько телефонных будок, в каждой из них — девушка. К ней в будку входит по очереди зритель, она предлагает ему программку, где указаны стихотворения, которые она знает, зритель выбирает одно, и девушка его ему читает. В эти будки большие очереди.
Откровенность и критичность наших разговоров, некоторое расширение рамок дозволенности в театре и на эстраде при полной нашей грандиозной пассивности и всетерпимости — свидетельство ничего другого, как роста нашего цинизма. Мы привыкли, что искусство и болтовня — это одно, а наша жизнь — совсем другое. И эту разницу (между словом и делом) надо постоянно расширять, если мы хотим и дальше играть на цинизме. В спектакле театра «Современник» «Доктор Штокман»[8] герой произносит острейший монолог о том, что черни позволили слишком много судить, и к ее мнению прислушиваются, тогда как в обществе правы только одиночки, а чернь, масса не может быть умной. Мы выходим в фойе и видим стенд «“Современник” на ВАЗе», где мы видим пресмыкание театра перед массой.
Гораздо выгоднее не запрещать говорить, а разрешать, но приучать к тому, чтобы эти разговоры не имели ничего общего с нашими житейскими делами. Явления теряют свои связи между собой. «Драматургу» нравится монолог Штокмана, но он участвует в судилище создателей «ресторана». Он осуждает эротизм, но рыщет в поисках сексуальных зрелищ.
О фильме Ставицкого «Атомщики»[9], где режиссер собрал букет звезд (О. Ефремов, Плятт, Лаврова, Невинный) и этим превратил банальную производственную пьесу в телевизионный бестселлер (в больших кавычках), мог бы быть написан такой диалог:
— В этом телефильме столько звезд, что плюнуть некуда.
— А хотелось?
— Очень!
Свое отношение к выставке «Кино и театр» (декорации) я выразил так:
— Эта выставка раздражила меня высоким уровнем советской сценографии.
Полная свобода в области выразительных средств. Все действие одного спектакля происходит в плетеной корзине, другого — в жолобе и т. д., а напиши я пьесу, где действие происходит в корзине или в жолобе, или вся пьеса в белом, или в черном, — очень сильно надо будет этот прием оправдать, да и любые оправдания не помогут.
Я жду, когда войдет в моду не ездить за границу или не иметь машину.
Книги, пластинки, живопись из духовных ценностей превратились, скорее, в средства, сообщающие хорошее настроение, в своеобразные наркотики. Они не сообщают современному среднему человеку высокое духовное волнение, а сообщают ему хорошее расположение духа на сегодня. И, соответственно, библиотеки, коллекции пластинок подбираются каждым по этому принципу.
8.III.79
Когда пишешь пьесу, надо придумывать психологические состояния героев, их смену, а слова писать как иллюстрацию этих состояний. Подыскивать слова, соответствующие той или иной атмосфере на сцене.
Кто-то сказал, что Савелий Крамаров линяет. И родилась шутка: «Началась утечка мозгов».
Вчера по телевизору была часовая передача о Пикассо. Художник Андрей Гончаров в самых превосходных степенях рассказывал о Пикассо, и на экране возникали его работы, двадцать пять лет назад украшавшие страницы журнала «Крокодил» под рубрикой «Дядя Сэм[10] рисует сам». Гончаров привел цитату Сурикова, где он говорит, что Пикассо работает, как и должен работать настоящий художник, — каждый раз по-новому видя мир. Ничего страшного он в этом не видит. Это может страшно выглядеть для публики, но для художника это не страшно… Прекрасная цитата. Где она была тридцать лет назад!.. Ныне можно продолжить мою формулу «БИТЛО ПРИШЛО В СЕЛО» — «ПИКАССО ПРИШЛО В КАЖДЫЙ ДОМ» («Пикассо пришло на покос»).
17.III.79
Приходил ко мне автор Жебровский. Вошел агрессивно: «Кто здесь Славкин?» Он присылал три раза произведения, и их отклоняли. Говорит со мной. Изо рта пахнет алкоголем. Открывает папку. Там пачки с копиркой: «Копирку купил. Черная и зеленая. Я работаю санитарным курьером. Мочу ношу… Неприятная работа, сами понимаете — моча… Но непыльная. Вот я и пишу. (Перебирает рукописи в папке). «Знамя»… Эти стихи в «Новый мир»… Это ответ из «Вопросов философии»… Я выпивши. Вы заметили? Я пришел, вас не было, я в «Софию» спустился. В «Софии» хорошо!.. Обслуживают. Но официантка дает только 150 грамм. А я, знаете, у кого остальные взял? У швейцара! Я ему дал рубль, он принес еще 300 грамм. Потом я опять у него 300 грамм. В «Софии» хорошо!.. Сейчас я опять туда пойду. Пойдемте вместе?.. Нет, я претензий к вам не имею. Я еще напишу что-нибудь. Сейчас я должен сочинить ответ на ответ «Вопросов философии». С «Вопросами философии» разделаюсь…» Я: «Потом за меня приметесь». Он (весело): «Ага! Потом за вас примусь. Я выпивший. Вы заметили?» Я: «Ну и что, я тоже пьяный бываю». Он: «Хороший вы человек. Счастливо оставаться!»
24.III.79
В ЦДЛе был вечер Володина[11]. Он свободно говорил о превратностях своей судьбы. Его спросили, почему он пишет о несчастных женщинах. Он ответил так. «Когда я служил в армии, мы не видели женщин месяцами. А когда нас отпускали в увольнительные, крутить роман с нами не хотели. Домработницы и официантки крутили романы с лейтенантами, солдаты их не интересовали. И нам доставляло невыразимое счастье смотреть на женщину, как она ходит, садится… И вот я демобилизовался и стал жить нормальным гражданским человеком. И узнал, что эти недосягаемые, небесные существа высшего порядка еще и бывают несчастными. Это меня поразило, и я много лет только об этом и думал, и писал».
Розов выступал в ЦДЛ с рассказом об Англии. В Англии все ухожено, чистенько, говорил он, и вот, когда я возвращался домой, переехал границу, смотрю, все грязно, кирпич валяется, все неустроенно, у меня аж настроение поднялось: «Ой, думаю, хорошо, — сколько еще дел!»
27.III.79
Катя Маркова[12], дочка Маркова, напечаталась у нас в «Юности» и от нас пошла на совещание молодых писателей. Миша Задорнов рассказывал, что она комплексует, что все говорят — в «Современник» ее взяли из-за папы, что печатают ее из-за папы… Переживает, не хочет, чтобы имя папы висело над ней. Мы с Аркановым решили, что выход прост: пусть она возьмет псевдоним, к примеру… Розенфельд, Екатерина Розенфельд — и, пожалуйста, пусть печатается хоть в каждом номере! Никто ничего не скажет.
1.IV.79
Манера сидеть с набрякшим лицом в президиуме. Обязательно с набрякшим лицом и мрачным.
«Запас иллюзий кончился…»
«Современные писатели паразитируют на недостатках кислорода».
30 апреля в ЦДЛ состоялось обсуждение «В середине сезона». Выступали критики, драматурги. Толя Смелянский[13] рассказал, что, когда Карамзина[14] спросили, может ли он одним словом определить, что происходит в России, он сказал: «Крадут». «Если бы меня попросили одним словом охарактеризовать, что происходит в советском театре, я бы сказал — ВРУТ. Каждый в меру своего жанра, таланта…»
Крымова: «Выход Петрушевской на профессиональную сцену затянут, и в результате она рискует стать “эпигоном своих эпигонов”. Вот вы, Алексей Николаевич, будете отпираться, а в “Жестоких играх” много интонаций Петрушевской. Учили, учили и научились».
Розов выступил диссонирующе оптимистично: «Острые пьесы идут… Много хороших спектаклей… Много хороших режиссеров… Дай бог не хуже, дай бог не хуже!..» — причитал он. Розов бит, и ему мила стабильность, небитый же хочет скандал. По этой же, примерно, причине Куницын[15] хвалил «Доктора Стокмана». Он говорил, что не мог бы представить, что эти слова могли бы звучать со сцены. Теперь эти люди долго будут довольны. Борцы становятся конформистами — такова логика. Борьба — уступки — превознесение уступок. Новые пункты (претензии) уже не поняты, захлестывает благодарность за старые. «“Доктор Стокман” спектакль для бывших борцов. Подробности они знают, сейчас им нужна мораль, нужно, чтобы со сцены их назвали хорошими людьми, а их врагов — плохими (реванш за то, что раньше считалось наоборот); молодым же интересны подробности, интересно восстановление психологической ситуации, когда непонятно, кто прав, кто виноват, как и бывает в жизни, мораль известна. Старик имеет опыт, ему нужна мораль; молодой знает мораль, нужен опыт».
Аркану не разрешили выходить ведущим вечера Ширвиндта. Но дежурным членом правления оставили. Аркан самоиронизировал: «Дежурный член правления без права выхода на сцену».
«Что со мной было?» — спросил я, очнувшись.
Голос сказал: «Это была твоя жизнь».
Я: «Что со мной случилось?».
Голос: «С тобой случилась твоя жизнь».
20.IV.79
Люська Петрушевская рассказывала о своей работе с мультипликатором Норштейном[16] над сценарием «Жил-был серенький волчок»: «Он мне Лорку и Хикмета, а я ему — раз! — житейскую историю».
[1] Альманах «Метрополь» (1978) — сборник неподцензурных текстов известных литераторов (Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Рейн, Владимир Высоцкий, Юз Алешковский, Генрих Сапгир, Марк Розовский, Аркадий Арканов, Юрий Карабчиевский, Юрий Кублановский, Евгений Попов, Виктор Ерофеев и другие) и авторов, не допускавшихся в эпоху застоя к официальной печати. Издан тиражом 12 экземпляров в Москве в 1979 году самиздатовским способом. Оформление альманаха — Борис Мессерер, Давид Боровский. Авторы подверглись гонениям в СССР. Возглавил кампанию секретарь СП СССР Феликс Кузнецов. Один из экземпляров альманаха был нелегально вывезен в США и опубликован издательством «Ардис Паблишинг». Беллетризированная история альманаха «Метрополь» содержится в романах Василия Аксенова «Скажи изюм» и «Таинственная страсть». Он же советовал Виктору Славкину не участвовать в скандальном альманахе.
[2] Имеется в виду Мэри Озерова .
[3] «Взлёт» — двухсерийный художественный фильм, снятый режиссёром Саввой Кулишом в 1979 году. В ленте, рассказывающей о судьбе основоположника теоретической космонавтики Константина Циолковского, главную роль сыграл Евгений Евтушенко.
[4] Александр Степанович Пирогов (1899–1964) —советский оперный певец (бас).
[5] Комедия. Впервые поставлена Анатолием Эфросом в 1960 году в Центральном детском театре.
[6] Владимир Алексеевич Клименко (Клим) — театральный режиссёр, драматург, сценарист.
[7] Знаменитое «Четвертое управление» (бывшее Санитарное Управление — Санупр) по медицинскому обслуживанию самых главных и наиболее важных представителей советского истэблишмента и членов их семей. По причине старения «главных лиц государства» отделение геронтологии ялялось самым нужным и передовым.
[8] «Враг народа» — пьеса норвежского драматурга Генрика Ибсена, написанная в 1882 году. Главный герой пьесы — доктор Томас Стокман обнаруживает в лечебных водах родного курортного города загрязнения и добивается закрытия вредного производства, сливавшего эти загрязнения в лечебные воды.
[9]Аркадий Зиновьевич Ставицкий – драматург и сценарист. По его сценарию в 1979 году режиссером Леонидом Пчёлкиным снят фильм «Активная зона» («Атомщики»). Был одним из участников Арбузовской студии.
[10] Образ Соединённых Штатов Америки. В «Крокодиле» Дядю Сэма изображали пожилым мужчиной с тонкими чертами лица, старомодной бородкой, в цилиндре цветов американского флага, синем фраке и полосатых панталонах. Понятно, что сам Дядя Сэм никогда ничего не рисовал.
[11] Александр Моисеевич Володин (1919–2001) —драматург, сценарист и поэт. Кроме пьес и киносценариев, Александр Володин писал стихи и прозу.
[12] Екатерина Георгиевна Маркова —актриса, сценарист, писатель.
[13] Анатолий Миронович Смелянский – театровед, театральный критик, историк театра.
[14] По другой версии – это слова М. Е. Салтыкова-Щедрина.
[15] Георгий Иванович Куницын (1922–1996) — советский литературовед, искусствовед, философ..
[16] Юрий Борисович Норштейн — выдающийся художник-мультипликатор, режиссёр мультипликационного кино. По сценарию «Жил-был серенький волчок», написанного вместе с Людмилой Петрушевской, Норштейн снял мультфильм «Сказка сказок» (1972) о памяти, постоянно возвращающей автора к теме войны.
