«СТАЛИНСКИЙ ПОХОД ЗА ЛЕС»
Исключительную роль в экономике Коми играли (и продолжают играть) лесозаготовки. По сравнению с серединой 1920-х к 1933 г. чис-
ло работавших на них в Северном крае увеличилось более чем в два раза и достигло 77 тыс. – и это только местных. Среди документов ОГПУ той поры особое место занимали сводки «О подготовке к лесозаготовкам». Отдельным пунктом в них являлись пресловутые «самообязательства», от которых крестьянство пыталось уклониться всеми способами, справедливо считая их замаскированной трудовой повинностью с непомерными нормами и мизерной оплатой. Видя, что уговоры и угрозы действуют плохо, государство перешло к политике прямых репрессий. Г. Ф. Доб-
роноженко пишет: «…В деревнях устраивались облавы на скрывавшихся от лесозаготовок. Выловленных отправляли туда через милицию и уполномоченных ОГПУ, а кулаков – сразу судили. В сводках ОГПУ приводятся… примеры волнений против лесозаготовок: в деревне Митрофановская Савиноборского сельсовета было убито 2 крестьянина; две забастовки на сплаве в Визингском районе, в которых участвовало 680 человек».
Хронологические рамки исследования ограничиваются 1932 г., а фактически, в редких случаях, 1933-м, но не позднее. Однако, что касается данных по забастовкам в Визингском районе, автор ссылается на номер газеты «Рабочий леса» от 10.01.1930 г. Прошло почти три года с тех событий. Пора бы уже и коллективизации победить, и кулака извести, и крестьянам в классовую сознательность войти. Ан нет! Визинга как была проб-
лемной с точки зрения политики партии на селе, так и продолжала оставаться. Сам начальник областного отдела ОГПУ товарищ Павлов любезно согласился рассказать об этом «для истории» –17-го дивизиона, разумеется. Стоит ли говорить, что историю части ждал спецхран на долгие годы?
Приведем фрагмент его рассказа: «27 января 1933 г. дивизион участвовал в успешной ликвидации контрреволюционной организации в районе с. Визинга… Его задачей было осуществление вооруженного прикрытия. Состав дивизиона в операции – 59 человек. Из них старшего начсостава – 1, среднего – 3, младшего – 12 и красноармейцев – 43 человека». Под прикрытием бойцов дивизиона следовали в Визингу и чекисты из облотдела ОГПУ во главе со своим начальником Павловым, в том числе и со слов которого был отражен в формуляре этот эпизод.
Вскоре после того, в феврале – марте 1933 г., по области прокатился месячник «Сталинский поход за лес». По его итогам за саботаж на лесозаготовках 9 человек были приговорены к расстрелу, 603 получили различные сроки лишения свободы. Как видим, «Сталинские индивидуальные зачеты», правда, не по боевой и политической подготовке, а по лесозаготовкам (в виде «самообязательств» и «месячников»), появились еще за год до 17-го съезда – Съезда победителей.
Помимо раскулаченных, на лесозаготовках работали заключенные и административно высланные из других областей (к началу 1932 г. – более 130 тыс. человек). В процентном соотношении количество последних составляло около 40% к численности коренного населения. «Полулагерное положение спецпереселенцев, массовая гибель от голода, холода и болезней (в среднем погибал каждый десятый переселенец) служили повседневным напоминанием местному крестьянству о той судьбе, которая ожидает их семьи в случае дальнейшего сопротивления режиму», – пишет автор «Коллективизации на Севере». Реакция и местных крестьян, и переселенцев была одинакова – сбегали. Первые бросали все, что у них еще не отобрали. Вторым бросать было уже нечего. Самоликвидация крестьянских хозяйств только по трем сельсоветам Усть-Куломского района давала в 1931 г. трехзначные числа. В районном масштабе они складывались в четырехзначные. А уж об областном и краевом нечего говорить! Что касается административно высланных, то, если верить донесению командира 17-го Сыктывкарского дивизиона № 262, счет по отдельным побегам шел на десятки беглецов: «21 октября 1933 г. кавалерийский взвод дивизиона был брошен в поселок Лэзым… с задачей задержать бежавших адмвысыльных. Операция прошла успешно: задержано 66 человек».
ФИННО-УГОРСКИЙ СЕПАРАТИЗМ
Мобильность дивизиона позволяла осуществлять оперативные мероприятия на значительном удалении от областного центра. Ну а все ли было тихо в самом Сыктывкаре? Архивные источники говорят нам, что, увы, нет: «1933 г., 18 апреля – работниками Коми областного отдела ОГПУ были арестованы 30 человек, в том числе 17 сыктывкарцев и 13 жителей Усть-Вымского района. Их обвиняли в создании буржуазно-националистической группировки с целью борьбы за создание автономной Коми Республики с выделением ее из Северного края. Члены группы, по мнению работников отдела, проводили активную борьбу с советской властью». На дворе пока 1933-й, а не 1937 год, но каков размах: финно-угорский сепаратизм, не иначе!
«Главарей заговора» арестовали еще в январе того же года в Москве. Ими сделали профессора Института геодезии и картографии МГУ В. В. Налимова и известного финно-угроведа В. И. Лыткина.
А вот какое отражение, практически день в день, эти события нашли в истории 17-го дивизиона: «17 апреля 1933 г. 25 человек из личного состава дивизиона принимали участие в операции по изъятию огнестрельного оружия в г. Сыктывкаре. Из них: среднего начсостава – 2 чел., младшего начсостава – 3 чел., красноармейцев – 20 чел.».
Наряду с Сыктывкаром в архивных документах упомянута Усть-Вымь, где «вили свои гнезда» «контрреволюционеры» всех мастей: и националисты, и сепаратисты, и церковники. Усть-Вымь, некогда священное место зырян-коми Йемдын, доставляло беспокойство советской власти вплоть до 1936 г. – года образования Коми АССР: «25 января 1936 г. командир сабельного взвода т. Коваленко, с ним помкомвзвод т. Омельченко и 4 красноармейца призыва 1934 г. были брошены в Усть-Вымский район Коми области, где под руководством сотрудника УНКВД выполняли задачу по изъятию контрреволюционного элемента. Операция прошла успешно».
Вот и получается, что репрессировали людей ни за что, особенно местную интеллигенцию. Вернее, за то, к чему сами же и пришли – к автономной республике в составе Союза.
ДО И ПОСЛЕ «СЪЕЗДА ПОБЕДИТЕЛЕЙ»
Не менее сложным местом, чем Визинга и Усть-Вымь, был на карте народных волнений первой половины 1930-х годов в Коми области Усть-Кулом. Со слов командира кавалерийского взвода 17-го дивизиона известно, что 12 апреля 1934 г. под руководством сотрудников ОГПУ его подразделение успешно выполнило задачу по «изъятию контрреволюционного элемента».
Только в репрессивных акциях и приходилось рассчитывать на успех, если не работали другие механизмы административно-командной системы. А ведь причины волнений были хорошо известны. Еще в октябре 1933 г. сектор спецпоселений облотдела ОГПУ провел в Усть-Куломе совещание комендантов спецпоселков трех районов. Его участники выступили с острой критикой районных хозяйственных организаций за плохое снабжение продуктами питания, обувью и одеждой, из-за чего с 1 января по 1 сентября 1933 г. только в Усть-Куломском районе умерли 1413 человек, сбежали из спецпоселков 512 человек.
Обращает на себя внимание то, каким ведомством был поставлен второй извечный русский вопрос «кто виноват?» – этим ведомством стало ОГПУ, а конкретнее – сектор спецпоселений Коми облотдела. Как ни странно, в летописи ОГПУ/НКВД эпохи Генриха Ягоды оставила свой след не только экономика, но и правда – пусть и для узкого круга причастных и посвященных. И деяния территориальных органов этого ведомства отнюдь не всегда лидировали по части жестокости. Только вот ответа на первый извечный русский вопрос, «что делать?», не было и не могло быть. А кажется, вот он, на поверхности, ответ этот: есть государства для людей, а есть для идей.
Представления о чекистах в эпоху коллективизации как об абсолютном зле несколько преувеличены. Хотя бы потому, что по отношению к местным крестьянам они были пришлыми, чужими людьми из Сыктывкара. Прямого интереса насолить ближнему своему, вернее дальнему, в принципе не имели. А вот односельчане… Сколько счетов было сведено тогда – уже и не подсчитать. Г. Ф. Доброноженко пишет следующее: «Даже в сводках ОГПУ указывалось, что «сельсоветы перегибали, не учитывая всех обстоятельств». За один и тот же «проступок» на крестьян налагали штрафы 3–4 раза. Имели место случаи принудительного взыскания штрафа в тот же день, когда выносились постановления о его наложении. Нередко у крестьян-единоличников в счет уплаты штрафа конфисковывалось имущество».
Первыми из тогдашних «силовиков» под ответный террор попадали советские милиционеры, за спинами которых трусливо прятались сельсоветчики: сами-то они ничего не отбирали. Справедливости ради стоит сказать, что многие председатели сельсоветов отказывались быть проводниками коллективизации – вплоть до случаев самоубийства.
Сводки ОГПУ свидетельствуют, что «при взыскании штрафов крестьяне оказывали сопротивление милиции, с попыткой совершить теракты». Когда оказывались бессильны местные милиционеры, на сцене появлялись они – лихие кавалеристы 17-го дивизиона. Впрочем, для крестьян, не от хорошей жизни террористов, смысл определения «лихой» был буквальным – от слова «лихо». Так ведь сами его и разбудили.
Уроки истории бывают не только жестоки, но и парадоксальны, и одна «маленькая», частная история
17-го Сыктывкарского дивизиона войск ОГПУ может многому научить нас, сегодняшних, на многое открыть глаза и заставить посмотреть по-новому.
