Угадал
Рассказывал Петр Андреевич Павленко. Однажды, беседуя с Фадеевым и Павленко, Сталин спросил: — Что сейчас делает поэтесса Мирра Лохвицкая? В дни моей молодости она была довольно известна.
Смущенный Фадеев, понимая, что в делах литературы он по должности обязан знать все, наугад сказал:
— Она умерла, товарищ Сталин.
Выйдя от Сталина, Фадеев тотчас бросился выяснять, кто такая Лохвицкая и где она сейчас. Оказалось, что она действительно умерла. У Фадеева гора упала с плеч.
Фадеев и Сталин
Сталин мирился с тем, что руководитель Союза писателей Фадеев был человеком пьющим. На эту тему существует несколько историй, похожих по сюжету и интонации. Вот одна из них.
По вызову Сталина вместо Фадеева приехал Тихонов. Сталин выслушал его сообщение, а потом спросил:
— Почему Фадеев не приехал?
— Товарищ Фадеев уехал на охоту и ещё не вернулся.
— У нас товарищ Шверник тоже любит охотиться. Но он уезжает в субботу, в воскресенье опохмеляется, а в понедельник выходит на работу.
Другой диалог звучит уже как анекдот.
Сталин спрашивает:
— Ну как Шолохов, пьет?
Фадеев отвечает:
— Не больше других, товарищ Сталин.
— Вас, товарищ Фадеев, мы не хотели обидеть.
Одни недостатки подчиненных были для Сталина позволительны и даже выгодны, других недостатков он не прощал.
Фадееву он не простил своеволия. Когда во второй половине 40-х годов Фадеев посягнул на интересы некоторых маститых литераторов, Федин, Леонов и другие решили пожаловаться на него Сталину. Система осведомления работала безупречно, и Сталин уже заранее знал о причинах и целях визита. Писатели ожидали в приемной, когда появился Сталин и, проходя мимо них, произнес:
— Толстого читаю — нравится, Чехова читаю — нравится, Фадеева читаю — не нравится.
И прошел в кабинет. Фадеев лишился руководящей должности, но вскоре обрел её вновь.
Не вышло у Берия — давнего врага Фадеева — заменить его Петром Андреевичем Павленко, который некогда работал с Берия в Тбилиси и однажды был им безуспешно рекомендован в секретариат Сталина. Берия устроил Павленко разговор со Сталиным, но разговор не состоялся: Сталин смотрел в окно и молчал. Вскоре — в 1951 году — Павленко умер, и вопрос о замене им Фадеева отпал сам собой.
Трудно было Фадееву вынести общение со сталинским двором и, главное, обязанность подписывать бумаги на арест писателей — и не запить. Для этого нужно было вовсе не иметь совести. Сталин терпел слабость Фадеева потому, что он был умным и авторитетным руководителем, не оказывавшим сопротивления репрессивной политике в культуре. Для Фадеева запой иногда становился формой неучастия в особо грязной проработке литераторов.
После войны освобожденная из лагеря соратница Фадеева по дальневосточному партизанскому отряду Настя пришла к писателю в Переделкино. Она имела право жить не ближе чем за 101 километр от Москвы. Настя просила Фадеева добиться для нее реабилитации.
Фадеев нелегально держал ее на своей даче, но просить за нее не решился. Он боялся Сталина и своего врага Берия, готового использовать любой его просчет. Однажды он вернулся домой и не застал Насти. Она ушла, оставив записку: 'Ты, Саша, человек замечательный, добрый, талантливый, но стал какой-то не наш".
Эпизод с Настей отягчил больную совесть Фадеева.
В 1956 году опасности, связанные со Сталиным и Берия, были далеко позади. Разоблачения преступлений сталинщины только начинались. И хотя масштабы преступлений были еще не вполне ясны, а пределы разоблачений не очерчены, в обществе в целом и в совести каждого человека шла глубинная работа, которая лучше всего охватывалась польским словом, обретшим, благодаря острым выступлениям польских публицистов и писателей, большую социальную емкость, — «отповядальность», по-русски я бы перевел это понятие так: личная ответственность человека перед обществом за преступления сталинской эпохи. Это слово имело внутреннюю рифму со словом исповедальность и было обращено не только к обществу, но и к совести каждого. Совесть Фадеева продиктовала ему безысходно страшный поступок: он оставил до сих пор не опубликованное письмо в ЦК и пустил себе пулю в сердце.
Ему было 55 лет. В гробу он лежал молодой, красивый, очищенный страданием и смертью, со спокойной и светлой совестью.
Автор: Юрий Борев "Сталиниада"
