26 мая, воскресенье. Не успел проснуться, как узнал, что пока мы в Угличе занимались просвещением библиотекарей и любителей российской словесности, Москва тоже не зевала, и кроме отчаянного ливня и небольшого землетрясения — об этом слышал по радио — здесь состоялся праздник славянской письменности. Судя по тому, с какой иронией о мероприятии, которое состоялось на Красной площади и Васильевском спуске, говорила дамская компания на «Эхо», праздник удался и был серьезным и вдохновляющим. Как же дамам все не нравилось, особенно когда Красная площадь запела песню Пахмутовой «Жила бы страна родная, и нет других забот». Как же так, возле Кремля! В этом они увидели, что, видимо, искренне ненавидят — обеспеченную и спокойную жизнь предперестроечных лет. Хлеб, электричество и молоко стоили тогда копейки, и не существовала губительная ипотека. Ощущение, что русский язык русским уже не принадлежит, а русский язык, как язык туземный, необходим только для внушения необходимых правил жизни и подчинения тех, кто не входит в просвещенную элиту.
Продолжаются разговоры об английском солдате, которого в Лондоне темнокожие мусульмане искромсали в качестве мести за угнетение мусульман во всем мире. Естественно, зашевелилось в протестах коренное население. Меня восхитило, что протестовавших против этого варварства людей сразу назвали националистами.
27 мая, понедельник. Прямо с утра радио заговорило о главной новости: уже давно обсуждается возможная амнистия по экономическим преступлениям. Среди статей, обозначенных в проекте закона, есть и банковское мошенничество, и обман, и многое подобное. А как с обманутыми дольщиками? Здесь тоже, когда бизнесмены выгребли у людей часто последнее, тоже прощать? Президент, который по своему менталитету все-таки представитель народа, хотя бы по своему социальному происхождению, справедливо и дипломатично сказал, что «закон сырой». Это многим богатым людям не понравилось — воровство и преступления должны прощаться! Я-то думаю, что каждый такой экономический преступник уже не «бизнесмен», как его стараются представить, а по меньшей мере спекулянт, а в принципе-то — еще и вор.
Вторая новость, как ни странно, вплотную примыкает к первой. Упорхнувший в Лондон после соответствующего скандала президент «Банка Москвы» Андрей Бородин, передачу о котором я хорошо запомнил, в своем роскошном лондонском поместье, с садом, бассейном и теннисным кортом, рассуждает о «политическом заказе». Он может лишиться своего «честным трудом нажитого состояния». Швейцарские власти признали его деятельность не вполне законной и арестовали 350 миллионов швейцарских франков, лежащих в банках. Швейцарская справедливость бродит среди российского беззакония. Кто из бизнесменов следующий?
В тех же радиоизвестиях передали, что Ахмед Билалов, снятый со своих в высшей степени доходных должностей чуть ли не самим Путиным, теперь тоже живет в Англии. И как быстро! То ли он купил дом в одном из южных графств, то ли пока просто снял некое палаццо. Надежда на швейцарскую, французскую и английскую Фемиду!
Последнее время я постоянно вспоминаю тревожный и многим показавшийся несправедливым пассаж Дмитрия Быкова в его статье о Литинституте. А действительно: не сманиваем ли мы, как музыкант с дудочкой, молодых ребят в литературу? Приживутся ли они? Так ли все были одарены, когда мы их брали и внушили, что все талантливы?
Но к главному — продолжается сессия защиты дипломных работ.
Сегодня — драматурги. В основном набирала студентов И. Вишневская, а доводил В. Малягин. У двоих из четырех выпускников — Ускова, Гончарова, Климова, Лагоша — было две пятерки, но все-таки полноценной пьесы для театра, чтобы появилась афиша, не было. Пятерку получила и Юля Гиацинтова — студентка Олеси Николаевой, мне кажется, что стихи у нее ровные, но слишком уж привычные. Защищалась Юлия с небольшой книжечкой, изданной в «Художественной литературе». Памятуя, как сотрудничала с этим издательством моя соседка по дому, я очень сомневаюсь, чтобы это был не оплаченный знакомством ли, деньгами ли, невинный и трогательный «самотек». Отыскали талант и бескорыстно напечатали! Вдобавок ко всему здесь внушающее мне сомнение предисловие Льва Аннинского и послесловие Валерия Дударева, редактора «Юности». Слишком пышные гости для одинокой, никому неизвестной искательницы. Я бы Гиацинтовой пятерку, пожалуй, не поставил, но было два «ах!» — Олеся Николаева и Галина Седых, и я, как всегда, посчитал, что не прав именно я.
Все отличники и не отличники показались мне довольно скучными, значительно веселее был раскритикованный и с замечаниями представленный Рейном Александр Сенягин, в нем хоть была какая-то загадочность, позволявшая что-то дофантазировать. Пришлось заступаться мне и за совсем девочку Машу Лагошу, я помню ее еще по тем временам, когда вместе с Вишневской я вел семинар драматургии. Пьесы как таковой не было и у нее, но была очень интересная придумка: действующие и говорящие вещи. Возможно, я увлекся, потому что именно с этим приемом — вещи! —уже год как пишу роман.
Вечером пришел домой и читал почти до часа диплом Лики Чигиринской.
28 мая, вторник. Сначала новости образования, а потому уже о самом образовании. Сняли, по наводке прокуратуры, заместителя министра образования Игоря Федюкина. Этот зам. всех отчаянно поучал, а также о нем говорили, что его докторская диссертация имеет общепринятые недостатки — недостаточно самостоятельная.
У меня, собственно, последний в этом году семинар. Здесь Лика Чигиринская — со своей полуфантастической, то ли сатирической повестью и Маркарян, наоборот, совсем лирической — про учебу и любовь — работой. Работа Лики меня несколько удивила — это уже готовая книга, здесь скорее беллетристика, нежели высокая литература. Чудеса в московском метро, подземные ходы, отсек для правительства и шахты для межконтинентальных баллистических ракет под каждой московской высоткой. Лика в полной уверенности, что сюжет у нее могут украсть, поэтому снабдила свою рукопись знаком копирайта. Вела себя, не в пример прошлым годам, даже надменно. Может быть, это будущая Маринина или Донцова?
К сожалению, две девушки оказались достаточно расчетливы, это им не пошло впрок. Маркарян посещала другие семинары, когда можно было спокойно обсудиться, а Лика, видимо, шлифовала мелочи и попала впритык. Если вообще-то у обоих литература скорее книжная, нежели то, что у нас любят и что в русском большом литературном марафоне ценится. К сожалению, на все времени было маловато, до половины первого — дальше кафедра.
Кафедра ознаменована тем, что на нее — я винюсь, сам забыл пригласить — пришел ректор. Ну и слава богу, при нем легче, ссылаясь на него, было легче сказать, что нас ждет неизбежное сокращение штатов, сказать об инерции некоторых сотрудников. Я думаю, что Тарасов пришел потому, что здесь опять было заявление Николая Переяслова. Как и в прошлый раз — «на любую кафедру», все может преподавать, и стихи, и прозу и даже перевод! И, как и в прошлый раз, подал документы не на вакантную должность, а на штатную, т. е. выгоните кого-то своего и возьмите меня. Я перестал быть помощником мэра и ищу другую, престижную работу! Каждый закончивший наш вуз заранее считает, что может у нас же преподавать. Но воистину, Бог, кого надо, метит. Посылая свои документы, Переяслов забыл их подписать, вдобавок по штампам на конверте было ясно, что письмо пришло в Институт на день позже определенного правилами месячного срока. Пронесло.
Надо было бы еще сказать о церемонии защиты, но сил уже никаких нет. В этот день как раз защищались мои ребята. Володя Репман и Юра Суманеев получили по «отлично», а Катя Пчелина (так я с переменой фамилии и не могу запомнить: Пчелина Катя или Шадаева?) и Ира Усова получили четверку.
