30 января, среда. Утром дочитывал верстку из издательства. Сделали книгу о Зайцеве очень неплохо, посмотрим теперь, как пойдет оформление.
Утром же получил журнал «Встречи», который в Чите выпускает Галия Ахметова, настоящая подвижница российской литературы. Все читать не стану, здесь много начинающих, к которым отношусь с уважением, но есть и очень занятные материалы. Галя печатает и Москву, и Израиль, и Молдавию. Я прочел большой материал — воспоминания в форме лирической мозаики — Николая Савостина. Каким-то образом, по юности, он был связан с Читой, с Сибирью. Два эпизода из его воспоминаний я выписал, первый пойдет в мою картотеку.
Николай Савостин
«Какая скука — добираться до сюжета, до конфликта и существа дела через описание персонажей, их внешности, их привычек, их происхождения, предыстории их взаимоотношений, обязательных пейзажей, на фоне которых развивается действие, состояние природы, шумов, веяний, ароматов, и так далее, и так далее! Когда книга начинается фразой: «Весна вступила в свои права» и дальше следует страница или две ординарных примет смены времен года, восходов и закатов, всяких «мороз крепчал», так ненавидимых Чеховым, я пробегаю мимо, ищу место, где начинается собственно действие».
Вторая выписка посвящена когда-то известному и экстравагантному поэту Виктору Урину. В пылу спора Урин даже назвал себя «маршалом поэзии». Поведение и манеры довольно типичные. Автор знает его с 1956 года, в начале перестройки Урин уехал в Америку. А там уже все совсем не сложилось. Но вот мемуарист оказался в Нью-Йорке и тут узнал, что несколько лет назад Урин умер. Дальше автор пишет, что «недавно в Интернете наткнулся на заметку некоей Нины Большаковой «Бесплатное погребение». Она рассказывает о том, как встретилась с Уриным на творческом вечере Евгения Евтушенко». Дальше идет большая цитата Большаковой. Но прежде чем продолжить цитирование, я все-таки должен сказать, что делаю эти выписки, потому что с грустью слежу за теми литераторами, которые, думая, что преумножают славу, которой им здесь, как они считают, недодали, уезжали с родины. Профессор нашего Института Александр Межиров окончил жизнь в богадельне в той же Америке. Я уж не знаю, как его похоронили, но вот история с похоронами Виктора Урина. Впрочем, здесь и вся литературная ситуация.
«...Дети русской эмиграции по-русски если и говорят, то не читают и интереса к русской литературе не испытывают». Восторженная поклонница Евтушенко, она «купила компакт-диск с его стихами в авторском исполнении и подошла за автографом. Выразила свое восхищение и попросила подписать бумажный вкладыш. «А вы за него заплатили?» — спросил Евтушенко. «Да, конечно», — ответила я, и поэт подписал. Мы пошли к выходу, и тут я увидела: у барьера, отделяющего часть помещения, стоит худой старик и держит в руках пачку бумаг, по виду листовок. Он предлагает их проходящей публике, без особого успеха. Я подошла, хотела взять у него листок — жалко мне этих бедных раздавателей бесплатных рекламных листовок, всегда беру, даже если на китайском — человек ведь за копейки работает. Итак, хочу взять у него листок, а он не дает, доллар требует! Я посмотрела на листок, там напечатаны стихи лестницей и стоит фамилия — Урин».
Дальше Большакова сообщает: «Случайно набрела на сайт Еврейского Общества Бесплатного Погребения; оно хоронит бедных евреев, у которых нет денег заплатить за собственные похороны, и нет родственников, желающих это сделать… И вот на этом сайте я нашла имя поэта Виктора Урина среди знаменитых эмигрантов, которых похоронило это общество».
Как страшно жить.
31 января, четверг. Столько всего накопилось, но сначала все-таки литература. Перечитывал утром «Дневник вора» Жана Жене. Вот цитата, лишь в известном случае отвечающая и моим намерениям в писании дневника: «Мой дневник — не более чем литературное развлечение. Чем дальше я продвигаюсь по этому пути, упорядочивая то, что предлагает мне мое прошлое, по мере того как я упорствую в точности композиции глав, фраз, самой книги — я чувствую, как крепнет моя готовность использовать в благородных целях мои невзгоды. Я ощущаю от этого свою силу».
Никита Белых
Я фиксирую невзгоды родины в надежде, что это не повторится, что это ей как-то поможет. А сколько всего накопилось — боюсь, с этим справиться трудно. У губернатора Кировской области Никиты Белых дома и в кабинете провели обыск — ищут искусственно заниженную стоимость Уржумского спиртового завода. Перед этим в чем-то аналогичном винили Алексея Навального — он что-то не так продал или купил, то ли его в этом обвиняют, но Навальный, кажется, был помощником Белых, по крайней мере работал где-то рядом. Отсюда простенький вывод — любой либерал под подозрением в присвоении. Сегодня же власть обвинила бывшего мэра Нижнего Новгорода в превышении. По моему мнению, это превышение закончилось присвоением. С этого Николая Булавина — он уже депутат Госдумы — собираются снять депутатскую неприкосновенность. О повальном воровстве и мошенничестве либералов сегодня по радио говорил знаменитый аналитик Михаил Хазин. Уж он-то с либералами расправляется, как медведь с котятами. Пока не накажут всех воров, воровство не прекратится. Здесь я прочел многозначительное: не только одного Ходорковского! О том, как это все в перестройку происходило, по мнению Хазина, показал суд в Лондоне между Березовским и Абрамовичем. А у Березовского новый суд, уже в Марселе. Попутно объявили о том, что это деньги за зарубежные услуги «Аэрофлота» — буквально миллионы долларов, по крайней мере называли цифру 300, — которые доктор наук украл у своей нелюбимой родины.
«Политических», а это почти всегда означает воровских, скандалов не счесть. Но сегодня развернулся еще и скандал в сфере образования. Комиссия Минобра признала, что большое количество диссертаций, защищенных в Московском педагогическом университете, с признаками плагиата и нарушения процедуры. Интернет: «Комиссия была создана после скандала вокруг диссертации директора Центра имени Колмогорова Андрея Андриянова, защищенной в Педуниверситете. Выяснилось, что Андриянов сфальсифицировал сведения о публикациях, необходимых для защиты». Радоваться здесь, конечно, нечему, но я помню удивительную барственность и недоброжелательность ректора Матросова. Вот тебе и специальный ректорский лифт — так ли, не знаю, кто-то сказал — на второй этаж! Не ездить надо было на лифте в одиночку, а ходить на советы, ректор! «Из 25 авторов 24 указывали в авторефератах несуществующие публикации, сообщает Минобрнауки в Twitter. В 22 случаях выяснилось, что диссертации не выполнялись в тех организациях, которые были указаны в научных работах». Все это, кажется, связано с советом по отечественной истории. Не буду вспоминать ряд защит наших политических деятелей, защищавшихся по экономике, политологии и истории в начале перестройки.
У нас в Институте тоже не все гладко — с 1-го марта грядет очередная проверка, а в понедельник — сказал Ашот — ректора вызывали в прокуратуру. Что-то с арендами и прочим. Но это для меня уже привычно, после моего ухода каждый раз многое хирело и на Радио, и в «Кругозоре».
Вечером смотрел по «России» занятную передачу, ее рекламировали весь день. Сельская школьница седьмого класса в 13 лет забеременела и родила. Мать спросила дочку: от кого? Та ответила: или от учителя математики, или от физрука. Показали обоих — оба еще довольно молодые ребята. Что здесь комментировать, не знаю. Все хвалят милую девочку, что она сохранила ребенка. Физрук — сын директора. Вспомнил Пушкина: женщины — это всегда один народ. Хорошо развитая, с грудью девочка насмотрелась телевидения и боевых фильмов. Ребят, соблазнившихся молодой плотью, идиотов, тоже жалко. Дело все происходило в сельской школе, нравы!. .
Продолжение следует...
