4 апреля, пятница. Утро началось с некоторого разочарования. В ресторане нет прежнего немолодого повара, армянина или грузина, и нет овсяной каши. Все остальное скромное шведское застолье в наборе: немножко сыра, немножко колбаски, мюсли, молоко, апельсиновый сок, хлеб. Жарят, правда, яичницу или омлет.
В первый день фестиваля всегда есть несколько свободных часов; рассчитывал погулять в парке, но не получилось. Еще в вагоне Катя меня предупредила: сегодня мне выступать в большой межпоселковой библиотеке, за железной дорогой. Библиотеку я знаю, как и Елену Леонидовну, ее директора.
Не утерпел, зашел в кинотеатр, там уже, как всегда в фестивальные дни, организована книжная распродажа; отдал несколько экземпляров, назначив цену ниже себестоимости. Я не успеваю себе говорить: известность дороже. Четыре комплекта «Собрания» у меня сразу купил для своих дам Данила: три комплекта — дамам, а один — себе. Все это по себестоимости, как мне дали в издательстве вместо гонорара. Данила с прошлого года продвинулся по службе. В кинотеатре тоже изменения: вместо той Лены, которая сразу после того, как я перестал быть ректором, меня отодвинула, теперь молодая и энергичная дама Анна Моденова. Посмотрим, но, кажется, все крутится, как часы.
В библиотеку собрали все тех же, не читающих ничего старшеклассников, в течение часа объяснял им, как иногда даже случайная встреча с книгой может изменить жизнь. Слушали хорошо; собрались и несколько пожилых женщин; был, конечно, и писатель-любитель, который подарил мне книгу. В Москве посмотрю. Раньше писали, потому что надо было открыть, как правило, душу, сейчас — с надеждой на успех.
И все-таки погулял по дворцовому парку. Я впервые и парк, и Гатчину вижу без снега, в набухающей весне. Парк — это такое огромное достижение культуры и такой подарок истомившемуся человеку, что не восхититься им невозможно. Сколько изобретательности было здесь применено и сколько труда вложено, но парк потихонечку зарастает: деревянные сваи, вбитые по краям каналов, а иногда и по берегам озер, потихонечку подгнивают. Что будет дальше? Но деревья так величественны, дубы так уверенны, а небо такое немыслимо голубое! На озере много перезимовавших здесь уток, через переплетение еще сухих ветвей просвечивается дворец.
Перед открытием состоялась традиционная пресс-конференция, здесь же я познакомился и с жюри игровых и неигровых фильмов, я-то занимаю почти номинальную должность председателя читательского жюри — у меня несколько милых и отзывчивых женщин-библиотекарей, в том числе и Елена Леонидовна, с которой я хорошо знаком.
Если о жюри, то двоих его членов я определенно знаю — это Ирина Евтеева, знаменитый художник-аниматор и режиссер, ее поразительные «штучные» даже для кино работы два раза завоевывали призы на нашем фестивале. Вторым моим, хотя и смутно знакомым оказался киновед и филолог Андрей Шемякин. Валя о нем с удивительным почтением часто говорила, и я приписал его к своим знакомым. В жюри еще композитор, заслуженный деятель искусств Ольга Петрова, дочь Андрея Петрова, который и был у нас когда-то в жюри и которого я неплохо знал по работе в Российском авторском обществе. Еще один член жюри — средних лет актриса Наталья Данилова. У нее какая-то удивительная русская стать в говорении и поворотах головы. В старое время сказали бы «русская красавица» и, сужу по отдельным первым высказываниям, умница. Еще в жюри, по положению, был оператор Дмитрий Масс, невысокий худощавый человек, как Боярский, все носит что-то на голове; Боярский — в шляпе, Дмитрий — в кепке. Огромный послужной список, в котором и 50 серий «Улицы разбитых фонарей» — видимо, профессионал высшей пробы.
Пресс-конференция началась с пространного, но довольно содержательного выступления местного городского начальника Александра Калугина. В Гатчине, как я заметил ранее, было довольно много начальников, но теперь, кажется, дело идет к их сокращению. Местные депутаты проголосовали за то, чтобы объединить в единое управленческое целое Гатчину и район со знаменитыми поселками, и уже осенью Калугин может из ранга начальников уйти. Именно при Калугине так много было сожжено домов — по прежним своим посещениям Гатчины я этого не забыл.
Всю небольшую пресс-конференцию не описываю, не мое это дело, но на какой-то вопрос ко мне я заговорил о потерях фестиваля. Как я понимаю, они начались не только с того, как не без помощи городского начальства, выжили Генриетту Карповну Ягибекову сначала из директоров кинотеатра, а потом и из директоров фестиваля. Потом две молодые расторопные дамы — Елена Анатольевна, новый директор, и бывшая актриса Татьяна Агафонова, ставшая бизнес-вумен, решили сделать фестиваль коммерческим предприятием. Тогда утренние сеансы, на которые валом валили пенсионеры, стали платными, мы перестали возить студентов Литинститута, а значит, прекратились встречи местной молодежи с московской. Во имя экономии стали в основном звать ленинградских писателей, так дешевле, уровень снизили. Я напомнил, как я привез Лимонова и какой он вызвал к себе интерес, а теперь интерес к фестивалю у публики гаснет. Я говорил о творческой смелости, ее необходимо было проявлять и руководству.
Совершенно по-другому проходило открытие. Миша Трофимов, который постоянно занимался режиссурой открытий и закрытий фестиваля, по каким-то причинам на этот раз отказался. Я просто восхитился, когда новый начальник местной культуры Данила Мкртчан взялся за это — по образованию он режиссер — и хорошо, по-новому сделал. Воистину, руководящий народ везде надо чаще менять. Появились кулисы, о которых я много раз говорил, а мне говорили, что нельзя. По-другому подсветили сцену, превратили все из парада самодеятельных и профессиональных артистов в церемонию. В качестве «мамы» и «папы» фестиваля представили Генриетту Ягибекову и меня. Что-то я со сцены экспромтом говорил. Я никогда не помню, что говорю подобным образом.
5 апреля, суббота. День начался с небольшой радости — в ресторане появилась утренняя каша, появился и прошлогодний немолодой повар, таджик или грузин. Пришел я, естественно, в ресторан первым и сразу же встретил Светлану Хохрякову. Она теперь тоже для меня некий проводник к Вале. Светлана в «Культуре» уже не работает; поговорили о сложностях фестиваля. Картины есть, но режиссеры часто их не дают, берегут на более престижные фестивали. Практически это то, о чем я уже говорил на пресс-конференции: мы за двадцать лет благодаря трусости и стремлению все время вести местную позицию, не наработали имиджа. Кстати, в то время когда я имел влияние на этом фестивале, мы получили все по полному разряду. Обсудили со Светланой и нынешнее жюри. Оно все, конечно, за исключением прекрасного киноведа и филолога Андрея Шемякина, состоит из ленинградцев, людей, конечно, талантливых, но первого ли разлива? Напомню также, что мое зимнее предложение включить в жюри трех бывших министров культуры — Дементьеву, Сидорова и Соколова — никого не заинтересовало. А всё мечтаем привлечь к фестивалю влиятельную прессу!
Утро началось с фильма «Олег Чухонцев. “Я из темной провинции странник”» режиссера Сергея Головецкого. Уже в обед Андрей Шемякин, который все знает и все помнит, рассказал, почему Чухонцева после его первых стихов долго не печатали: кому-то наверху не понравилась одна из его первых подборок, и «мнение», о котором забыл и его творец, так долгие годы и тащилось за поэтом. Стихи прекрасные, жалко, что в фильме их было чуть меньше, чем могло бы быть. Но замечательно показаны быт, корни и истоки мировоззрения. Правда, общий наш руководитель Ирина Евтеева сказала, что не очень любит блуждающую камеру.
На этом же утреннем просмотре был и очень яркий фильм Елены Якович «Василий Гроссман. “Я понял, что я умер”». Я уже заранее знал, что фильм будет ярким и хорошим, потому что видел фильм ее об Улицкой. Мощную и спокойную стилистику не пропьешь. С Еленой я каким-то образом оказался за одним столом на дне рождения Жени Сидорова, поэтому набрался наглости и выпросил у нее несколько дисков с ее фильмами. Судя по ее фильмографии, объект ее интересов в основном только русские еврейские писатели, но, впрочем, это понятно, не только я могу сказать, что Улицкая или покойный Некрасов или Бродский прекрасные писатели. В фильме о Гроссмане аргументируют и рассказывают практически тоже люди одного миропонимания — Липкин, Лиснянская, Сарнов, Коржавин, Войнович. Многие из них отличались определенным литературным благородством. Липкин много сделал для сохранения рукописи Гроссмана, которую потом переправили за границу. Собственно, впервые рассказано о грустной, даже трагической истории романа «Жизнь и судьба». Роман просто арестовали, но на этот раз — не те годы — творца оставили в покое. Удивительна правительственная переписка по этому поводу. Знаменательно, что письмо режиссера в органы, с просьбой показать «арестованные рукописи» — взяли все копии и черновики — закончилось тем, что архив КГБ вернул рукописи и документы, которые сейчас в ЦГАЛИ.
Третий фильм, что мы видели до обеда, это уже детский. Невольно в своем сознании соединил эту картину с фильмом Егора Анашкина и обнаружил общее лекало детских фильмов. Все они снимаются во вполне комфортабельных обстоятельствах, добротных интерьерах, с удачливыми взрослыми и сытой жизнью. Все хорошо, даже прекрасно.
За обедом, раскинув локатором уши, слушал Шемякина. Он тоже закончил МГУ и, как и я, посещал семинар Турбина, только он постоянно и долго, а я — несколько раз. Чудо, как все помнит и как замечательно говорит.
После обеда был еще один фильм — двухчасовая лента Валерия Харченко «Летящие по ветру листья». Это по повести покойного председателя Комиссии по помилованию при президенте Анатолия Приставкина. Сценарий писал опытнейший Валерий Валуцкий. Огромная лента с несколькими военными историями была неоднозначно воспринята залом. В первую очередь это, конечно, уже переставшие играть мотивы ненависти к прошлому режиму. Так наворочено, что ни одного светлого и человеческого момента. Мне, практически ровеснику Приставкина, общее прошлое видится не таким страшным, да и наш русский человек в войну не был негодяем.
После просмотра еще час сидели в комнате жюри, обсуждая весь минувший день. Интересно говорили все члены жюри — и Евтеева, и Петрова, и Данилова. Забойщиком был, конечно, Шемякин; я буквально ловлю каждое его просвещенное слово. Какая невероятная эрудиция и свободный полет рассуждений!
Звонил Черницкий — он уловил конъюнктуру с Украиной и опять говорил, как хорошо было бы поставить «Затмение», сценарий у него готов.
Продолжение следует
