4 мая, суббота. Только и делаем, что переезжаем из страны в страну: Англия, Шотландия, Уэльс — да-да, отдельная страна со своим сюзереном, которым в наше время является принц Чарльз, есть свой государственный язык — валлийский и государственное законодательное собрание. Что касается языка, то здесь, в отличие от Украины, в которой все говорят на русском, а государственный язык в ней — вот жлобское и тупое государственное сознание — украинский, здесь, в Уэльсе кроме валлийского государственным языком бережно сохраняется еще и английский. Итак, снова в Англию! Я даже несколько трепещу перед этим днем: город и замок Уорик, в котором обещают разные исторические разности, и Стратфорд-на-Эйвоне, маленький, в принципе, заштатный городок, который стал знаменитым, потому что это родина Шекспира.
Уильям Шекспир
Уорик — административный центр графства, на наш лад — районный центр. Стоит на той же реке, что и Стратфорд. Я предполагаю, что та первая в Англии маленькая гидроэлектростанция, которую я видел, обойдя уже замок, стоит именно на «шекспировской реке». В самом, как пишет путеводитель, городе — мы его так и не видели — есть госпиталь лорда Лестера. Это тот самый Роберт Дадли, граф Лестер, фаворит Елизаветы I, который играл со своей повелительницей в эротические игры, а потом, кажется, внезапно для своей повелительницы женился. Был лорд не только удивительным, редким красавцем, но и интриганом, чуть ли не лишился головы. Теперь еще одно «но» — построил в городе, дарованном ему королевой, богадельню для солдат-ветеранов. Если бы каждый из наших олигархов, приближенных к власти и получивших от раскраденного государства хотя бы отдаленно по масштабам столько, сколько лорд Лестер, открыл по больнице, то проблема медицины в стране перестала бы остро стоять.
Сам замок Уорик и окружающий его парк теперь замечательный аттракцион, огромный, так сказать, на натуре филиал Музея мадам Тюссо. В замке несусветное количество комнат и подвалов, населенных различными персонажами современной и средневековой жизни. В подвалах — кузнецы, узники, швеи, повара и стряпухи, маги, чародеи, лекари, раненые воины, сборщики налогов, прачки. И вы думаете, нет средневекового клозета? Это, пожалуй, больше всего интересует туристов. Все, как у нас в деревне: крышечка, ведерочко. В романе «Леопард» итальянского классика и аристократа Лампедуза слуги на шестах во время бала из специальной комнаты выносят целые урильники с мочой. А это далеко не Средневековье, первая половина ХIХ века.
Все — живые картины, подсветка и таинственные звуки. Наверху, уже в перестроенных современных покоях, непринужденно болтающие в герцогской гостиной персонажи нового времени — джентльмены и леди с историческими именами, есть даже восковой молодой Черчилль. Поблизости от этих «живых» картин есть и другие, более трагические: во всем блеске королевского величия Генрих VIII, все его жены, а было их всего шесть, но как бы официальные четыре, причем две расстались с жизнью на эшафоте.
Собственно, здесь два музея, некая реставрация средневекового быта и жизни и исторический музей: роскошный и огромный, как речной пляж, деревянный буфет, масса оружия, суровые портреты владельцев и красавиц, мечи, копья, есть даже остроконечный шлем Оливера Кромвеля. Кстати, буфет, его резные картины посвящены возвышенным отношениям Роберта Дадли и Елизаветы. Третий увлекательный компонент этого замечательного культурного комплекса: дети здесь могут пострелять из лука, когда средневековые боевые луки им будут подавать слуги в средневековых костюмах, а взрослые — полюбоваться на соколиную охоту. Это все в замковом дворе. Неповторим здесь, конечно, парк. Замки рано или поздно будут казаться похожими друг на друга, а природа и парки всегда новые и всегда помнятся.
Пропустим опять дорогу до родины Шекспира. Оказывается, и к видам Англии можно привыкнуть. Как же я раньше, читая в журнале «Огонек» путевые заметки, кажется, единственного тогда выездного писателя Анатолия Сафронова, и разглядывая его же снимки, не предполагал, что увижу что-либо, доступное ему. Правда, меняется время. На Яндексе, вызвав когда-то знаменитейшее имя писателя, я получил целую страничку других Сафроновых, военных, администраторов, коммерсантов… Даже когда уже в мое время моя жена Валя оказалась в туристской поездке в Англии и видела этот самый Стратфорд, я счел это скорее за счастливый случай и счастливое расположение звезд. Валя работала в «Советской культуре», органе ЦК КПСС, а поездка была организованна по линии газеты «Известия», органа Верховного Совета. Ну, вот теперь здесь уже и я. Удивительно наши мнения совпали, и она не пережила какой-то светлой грусти, посетив этот город, и мне оказалось мало всех этих хорошо известных объектов, представляющих Шекспира. И церкви с его именем и легендой об его похоронах и жизни, и дома, где он родился, все это не вызывало тех чувств, которые вызывают слова, поставленные Шекспиром своим, каким-то ведомым только ему способом. В церкви я вспоминал своего любимого Гамлета. А ведь не английская пьеса, а некая Дания! Правда, и в Дании, где я был в начале перестройки, когда меня возили в прибрежный замок, который стал прообразом Эльсинора, и там особенно меня ничего не тронуло, ни огромный двор, ни покои. Морской берег, правда, шумел волной и песком, почти как в фильме Козинцева.
Город очень славный, небольшой, чистый, туристский, после Лондона это, кажется, второй город по количеству каждый год приезжающих в него зевак. Много, как и повсюду в Англии, Средневековья. Здесь, я полагаю, оно бережется и реставрируется с особым старанием. Тоже есть черно-белые дома, как и в Честере, но здесь это другой «крой», я бы сказал, дома здесь в «мелкую черную полосочку».
Но есть и еще один замок, слава богу, кажется, последний.
Путешествие движется к концу, едем уже в Лондон, откроем глаза шире. Собственно цветущая и зеленая Англия уже заканчивается, а предместья большого города везде одинаковы, в Европе, правда, они чище и организованнее, земли меньше, а больше расчета. День еще не погасил свои факелы, гид что-то рассказывает, про первое в мире метро, про здания на окраине для рабочих, вдали что-то мелькает стеклянно-громадное, но жилые дома этажностью не балуются, везде на подоконниках и возле дверей цветочки. Все прочно, ощущение, что не каждый день ломают или жгут, чтобы освободить землю.
Как ни странно, селят в самом центре, по крайней мере очень близко от него. Огромная гостиница, рассчитанная на туристов, живущих в городе два-три дня, бесконечные коридоры, огромные холлы, номера на двоих, в холле много молодежи с чемоданами и разноязыкие голоса. Пошли, как только сбросили чемоданы в узковатом номере, в продовольственный магазин и сразу же определили, что живем в знаменитом районе Блумсбери. С. П., который, как я неоднократно писал, англист и хороший ученый, да и писатель, сужу по его раним книгам, очень неплохой, сразу же прочел мне лекцию о знаменитом литературном кружке, Вирджинии Вульф и прочих. На ужин купили кое-что из травы и фруктов — время клубники, она здесь недорогая — ну, и бутылку вина.
Вирджиния Вульф
5 мая, воскресенье. Девятый день. Утренний завтрак в большой гостинице — это дело серьезное. Здесь на первом этаже огромный зал с прилавком, на котором все, что к немудреному, но сытному завтраку положено: какой-то фруктовый сок, апельсины, йогурт, сыр, было, кажется, еще и какое-то простое мясо, вдоволь, хоть залейся, в автоматах кофе, чая и горячего молока. Отдельно есть еще и прилавок, где за добавочную плату дают какой-то народный эксклюзив: яйца, колбаса, жареные помидоры, красные бобы. Удивляет, как персонал справляется с такой бездной народа, и возникает вопрос: сколько же такая бездна народа съедает, когда все это печется, жарится и кипятится? При этом всем всего хватает и все под рукой — и ложки, и вилки, и салфетки. Буквально придраться не к чему.
Лондон, конечно, заслуживает восхищения, ходишь ли ты по нему пешком или ездишь на туристическом автобусе. Огромное Колесо обозрения у Темзы, привычный на телевизионном экране Вестминстер, Большой Бен — на все это, конечно, интересно посмотреть, так сказать, в натуре, тем более что на те же предметы есть другие ракурсы. Вестминстер не со стороны реки выглядит несколько по-другому. Перед ним площадь, несколько памятников, в том числе памятник Черчиллю, любимый современный герой. Скульптуры над входом, выглядящие как создания древних эпох, а оказывается, творения начала двадцатого века. И среди них даже наша императрица, жена Николая II Александра, внучка королевы Виктории. Со стороны площади есть еще и специальные ворота, и подъезд для королевы. Мне все интересно. На следующий день, говорила наш гид, средних лет женщина, кажется, сербка по национальности, открытие сессии парламента и королева поедет в своей карете в парламент. Наши престарелые девы сразу встрепенулись, они не могут уехать из Англии, не увидев живую королеву, и тут же договорились, что пойдут и рано встанут где-то на улице на пути королевского кортежа. Я, конечно, никуда не пойду, моя любовь к Средневековью, включая королевскую карету, так далеко не распространяется.
Наша группа входит чуть ли не первой в Вестминстер. Вход справа, если смотреть с площади. Сначала коридор, садик, архитектура запутанная, все это в течение веков пристраивалось одно к другому. Здесь вроде две школы — обычная, для простых мальчиков и юношества, и для мальчиков-хористов. Здание дортуаров, ведь аббатство еще действующее, так же, как и собор, в который мы сейчас входим по билетам. Вечером, когда начинается служба, сюда может войти любой. Служба, как рассказывают, производит сильное впечатление. Но и днем в определенное время здесь, уже в соборе читается краткая молитва. Все экскурсоводы замолкают, посетителям предлагается минутку постоять на месте.
На входе, уже после садика, где прогуливаются, а может быть, и играют в футбол монахи, стоит в красной мантии некий страж, милая молодая женщина — считает и проверяет билеты.
Сначала общее впечатление, потом детали.
Строение потрясает, конечно, — одиннадцатый век, еще король Эдуард Исповедник, у которого не было наследника. Невероятная готика, от пламенеющей до более поздней, все собрано, как детский конструктор, но едино по стилю и по торжественности. Резной камень. Но разве за два часа что-то узнаешь, да еще в толпе народа. Народ прибывает, как вода в реке во время наводнения. Я уже понимаю, что русских здесь три группы, не говоря о прочих шведах. Вавилонское столпотворение языков. Если теперь уже частность, то страшновато, слишком много могил, знаменитых покойников. Как только английским королям было не боязно короноваться на этом кладбище? Здесь же коронационный трон в специальном ограждении. На нем короновалась Елизавета II и, если дождется, будет короноваться Чарльз. Почти все короли Англии короновались в этом соборе. В капелле в Виндзоре тоже хоронили — принцип мне не очень понятен, кого где. В Виндзоре лежат Виктория и обожаемый ею Альберт.
Все так быстро, что не успеваешь внутренне собраться, чтобы задуматься о величии людей, которые лежат под этими плитами и гробницами. Кое-кого, конечно, нет, а лишь памятные камни — кенотафы. Перечислю только то, что мне близко: Диккенс, Шекспир, Чосер, Кэрролл, Мильтон, Бернс, Шеридан, Спенсер, Теккерей, Байрон — повторяю, кенотаф. Так же, как и Шекспир. Спасибо советской школе и советской любознательности бывших школьников. Как-то все в стране было направлено на любознательность и культуру. Здесь же, в соборе, могилы Исаака Ньютона и Генделя. Если существует царство мертвых, и если их души оживают по ночам, то какие же разговоры и перебранки раздаются здесь, когда уходит последний служитель? Почти рядышком лежат Елизавета и Мария, вражда закончилась. У Елизаветы надменный сухой профиль. Указик-то о плахе для свой соперницы она подписала — государственная необходимость! Потом Стефан Цвейг в своей книге описывает, как закончилась эта королевская интрига, обернувшаяся присоединением Шотландии.
«На этой же полуправде, полулжи, будто она не желала казни Марии Стюарт, стоит Елизавета, и в собственноручном письме к Иакову VI снова заверяет она, что жестоко огорчена «трагической ошибкой», происшедшей без ее ведома и согласия (without her khowledge and consent). Она призывает Бога в свидетели, что «неповинна в этом деле», что у нее и в мыслях не было предать Марию Стюарт казни (she never had thought to put the Queene your mother, to death), хотя ее советники все уши ей этим прожужжали…
Но Иаков VI отнюдь не жаждет знать правду; ему важно одно: снять с себя подозрение, будто он спустя рукава защищал жизнь матери... Однако лондонский кабинет давно уже изготовил эликсир, с помощью которого сын молчаливо “проглотит” весть о казни матери. Одновременно с письмом Елизаветы, рассчитанным на “подмостки мира”, в Эдинбург следует и другое дипломатическое послание, в коем Уолсингем сообщает шотландскому канцлеру, что Иакову VI обеспечено преемство английского престола и что, следовательно, по той темной сделке ему заплачено сполна. Это сладкое питье оказывает на безутешного страдальца поистине волшебное действие. Иаков VI ни словом больше не заикается о денонсировании союзного договора. Его не беспокоит даже, что тело его матери лежит непогребенным где-то в закоулках церкви… Словно по волшебству, уверился он в невиновности Елизаветы и с готовностью клюет на приманку “трагической ошибки”. “Тем самым вы очищаете себя от вины в этом злополучном происшествии” (ye purge youre self of one unhappy fact), — пишет он Елизавете и в качестве смиренного нахлебника желает английской королеве, чтобы ее “душевное благородство стало на веки вечные известно миру”».
Что видели еще, лишь внешний облик собора Святого Павла — творение гениального математика и архитектора Рена и английских амбиций — не хуже, дескать, Рима, а если собор и чуть ниже, то мы все-таки на острове! Видели вход в Сити, знаменитый финансовый центр, который дирижирует всем миром; Сити надо бы называть Санкт-Сити. А главное, всласть посидели — у меня это впервые и незабываемо! — в большом баре почти напротив Вестминстера. Здесь не надо ждать официантку, сразу к стойке. Барменом ты не окажешься не замеченным, не тушуйся, английский бармен зорок, как сокол, заказывай, сразу плати — так положено, а официантка без напоминаний, как только будет готово, принесет твои сосиски и роскошное английское пиво.
После бара, как на виселицу, пошли смотреть Тауэр, стены, ворота, башни, воронов и служителей в красных кафтанах, респектабельных джентльменов, стерегущих историю. Самое интересное и для меня новое — это зверинец, оказывается, примыкавший к замку. Все крепко, надежно, освещено историей, именами узников, томившихся в этих стенах, и массой пролитой здесь же крови. Оказывается, даже Гесс, соратник Гитлера, перелетевший во время войны через Ла-Манш, тоже какое-то время находился за этими стенами. По тем же входным билетам можно было, отстояв очередь, посмотреть сокровища английской короны, но нас с С. П. как-то это не привлекло.
Вечером у нас было платное мероприятие: «посещение средневекового банкета БИФИТЕР (пир при дворе короля Генриха VIII) с ужином и шоу, подается неограниченное количество вина и пива». Но мы с С. П. этим спектаклем пренебрегли, отправившись на поиск книжных магазинов на центральных улицах. Литература по мультикультурализму, докторская С. П., написана уже давно на эту благодатную тему, и надо себя совершенствовать. Поиск диска какой-то популярной группы — это уже заказ из Москвы. Улицы с волшебными, известными по литературе и фильмам названиями и плотная толпа разноплеменного народа.
6 мая, понедельник. Десятый день. Сегодняшний и завтрашний дни спланированы очень хитро. Ты, дескать, зачем ехал? Ах, тебе надо купить три телефона, две пары штанов и ботинки? Пожалуйста! Можешь сходить в стриптиз-клуб, загорать в Гайд-парке, отыскивать масонские ложи, навестить тайных еврейских родственников, покопаться на фантастических блошиных рынках в поисках раритетов — пожалуйста. Лондон не только стоит обедни, он стоит самого твоего дорогого — свободного времени. Так в проспекте и написано: «Завтрак в отеле. Свободное время. Экскурсия за дополнительную плату». Не советское время, когда все стремились смотреть могилу Карла Маркса. Рано или поздно я еще доберусь до Хайгетского кладбища, которое, впервые посетив Англию, пропустил глава КПСС Михаил Горбачев. Что возьмешь с мелкобуржуазного ренегата!
Конечно, наша группа сильно поредела, но примкнули бойцы из других русскоговорящих групп, они преследовали нас еще в Вестминстерском аббатстве. Автобус полон любителей истории, искусства и архитектуры. Хэмптон-корт, загородная резиденция английских монархов. Легендарный фасад, знаменитые дворцовые цветники и лабиринт я не раз видел в кино, в исторических фильмах. Тогда же сформулировалась точка зрения, что вся Англия такая. Не такая. Куда денешь Англию Теккерея, Диккенса и Хогарта?
Уильям Теккерей
В Хэмптон-корт лучше, как свидетельствую все путеводители, ехать по Темзе, наслаждаясь когда-то зелеными берегами. Возможно, сейчас берега разжились зданиями заброшенных фабрик, не знаю. Нас повезли на автобусе, но русскому, лишь отчасти европейцу, с его малым кругозором в чужеземной географии все интересно. Опять из центра к окраинам, к социальным домам, к рабочим кварталам, в переплетение железнодорожных путей и метростанций. О кино из окна я уже говорил. В объектив внимания попадается то крошечный садик перед домом с брошенным перед ним детским велосипедом, то прелестная сцена уличной разборки молодых людей. Старый вывод: не знаю, как в высших слоях общества, но люди простые во всем мире живут одинаково и, похоже, одинаково страдают, радуются, да и быт у всех одинаков.
Автобус причаливает не вблизи от дворца у своего автобусного, вымощенного асфальтом причала. Идти довольно далеко, мимо значительных посадок декоративных и фруктовых деревьев. Местность довольно низкая, близкое небо в светло-молочных разводах. То ли парк, то ли сад. Есть даже свои проспекты, по которым ездят автомобили. Места облагороженные и обжитые. Дворец начали строить еще в ХVI веке. Довольно быстро хозяин дворца подарил его — ну, мы знаем, читали про эти подарки знати своему сюзерену — Генриху VIII, вообще любителю чужой собственности, вспомним его секвестры католической церкви. Женолюбивый король начал одно строительство, потом пошли достройки и перестройки — это особенность капризов королевской власти. Русские цари тоже в этом не отставали, сколько раз перестраивался и Зимний дворец в Санкт-Петербурге, и Летний дворец в Петергофе. А многострадальный Кремль с его Дворцом Съездов на месте Патриарших палат. В результате перестроек, смен архитектурной моды, веяний времени получился невероятный конгломерат. При Генрихе VIII выстроили роскошные средневековые ворота с гербами, особыми часами, просторным двором, огромной королевской кухней — свиту и присных надо было кормить. Потом достраивали дворец короли другие.
Две жены короля Генриха жили во дворце. Одна, но третья по счету, здесь даже умерла после родов, а другая, пятая, обвиненная мужем в супружеской измене, ожидала здесь решения суда. Телефонного права тогда не существовало, но был суд королевский.
Достраивал и украшал дворец знаменитый Рен, добавил фасады, внутри по моде времени все обарочили (барокко). Реставрировали потом много раз: пожары — это бич городов и культуры. Молодая королева Виктория в пылу народной любви разрешила открыть в предпоследний раз отреставрированный дворец и сад для «своих подданных без исключения». Внутри — дворец, как дворец: королевское убранство, картины знаменитых художников, золото, лепнина. Но первый в мире закрытый теннисный корт был построен здесь.
Священный трепет охватывает, когда узнаешь, что здесь играла труппа Шекспира. Зрителем был король Яков I, сын казненной Марии и наследник Елизаветы. Много бы я отдал, чтобы мне сказали, какой из своих спектаклей труппа показала королю, а вдруг что-нибудь из кровавых английских хроник: про Ричарда III или про короля Лира. В любой из этих пьес королевское предательство — главный герой. Даже если «Гамлет», там тоже много того, что могло бы напомнить королю о матери.
Говорят, что в Хэмптон-корте до сих пор бродит призрак Кэтрин Ховард, якобы неверной супруги Генриха VIII. Какую для дамы нужно было иметь отвагу, чтобы изменить такому грозному королю! Вообще каждый дом может рассказать свою леденящую душу историю. К счастью, люди, даже короли и властители, многое забывают. Оливер Кромвель, который был похоронен в Вестминстере, а потом выброшен из своей могилы, вождь протестантской партии, свергнувшей и казнившей Карла I, не мог не знать, что живет именно в том дворце, в котором король дожидался своей смертной казни. Крепкая у тамошних людей была психика. Но почему не бродило потом здесь с мстительными намерениями приведение казненного короля? Не могу обойтись, чтобы не вписать романтической цитаты — казнь и смерть Карла I. Это любимый роман и автор моей юности — Александр Дюма. Еще лет 20 назад я перечитывал романы о трех мушкетерах каждый год. Здесь немного исторической правды, д’Артаньян и его друзья пытаются спасти несчастного короля.
«Человек в маске сделал шаг к королю и оперся на топор.
— Я не хочу, чтобы ты ударил меня неожиданно, — сказал ему Карл. — Я сначала стану на колени и помолюсь: погоди еще рубить.
— А когда же мне рубить? — спросил человек в маске.
— Когда я положу голову на плаху, протяну руки и скажу: «remember», тогда руби смело.
Человек в маске слегка поклонился.
— Наступает минута расстаться с жизнью, — обратился король к окружающим. — Господа, я вас оставляю в тревожную минуту и раньше вас ухожу туда, где нет бурь. Прощайте!
Он взглянул на Арамиса и незаметно кивнул ему.
— А теперь, — сказал он, — отойдите немного и дайте мне тихонько помолиться. Отойди и ты, — обратился он к человеку в маске, — всего лишь на минуту; я знаю, что я в твоей власти; но помни, руби только после того, как я подам тебе знак.
Карл опустился на колени, перекрестился, приложил губы к доскам эшафота, как будто желал поцеловать их, затем одной рукой оперся на плаху, а другую опустил на помост.
— Граф де Ла Фер! — сказал он по-французски. — Здесь ли вы и могу ли я говорить с вами?
Этот голос пронзил сердце Атоса, как холодная сталь.
— Верный друг, благородное сердце, — заговорил король, — меня нельзя было спасти, мне не суждено было сохранить жизнь. Быть может, я совершаю святотатство, но все же я скажу тебе: да, после того как я говорил с людьми и говорил с Богом, я буду теперь говорить с тобой последним. Защищая дело, которое я считал священным, я потерял трон отцов моих и расточил наследство моих детей. Но у меня остался еще миллион фунтов золотом; я зарыл его в подземелье Ньюкаслского замка, когда оставлял этот город. Ты один знаешь, где эти деньги; употреби их на пользу и благо моего старшего сына. А теперь, граф де Ла Фер, простись со мной.
— Прощай, король-мученик, — пробормотал Атос, цепенея от ужаса.
Настала минута безмолвия. Атосу показалось, что король привстал и переменил положение.
Затем громким и звучным голосом, чтобы его услышали не только на эшафоте, но и на площади, король произнес:
— Remember».
Основное и главное для сегодняшнего посетителя это, как я сказал вначале, местные сады и цветники. Огромный парк Версаля умолкает перед цветниками, партерами, куртинами и оранжереями Хэмптон-корта. Дворцовый садик стилизован под французский сад XVII века: деревья, подстриженные в виде пирамид или куполов, конусы кустов, закрученные вензеля зелени и набор царственных цветов весны: желтые и белые нарциссы, а тут еще расцвели алые и черные тюльпаны. Сказка, повторяющаяся здесь, видимо, каждый год, подействовала на меня сильнее исторических параллелей Хэмптон-корта.
Вечером бродили по Лондону. Опять безумствовали с дешевой лондонской клубникой из сетевого магазина.
