Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

4 апреля 1884 года — 10 июня 1984 года

Таня Петухова мне рассказывала. Для «Вокруг смеха» нужны были кадры из «Золотого теленка». Часть стоит больших денег. Таня: «Мы на всякий случай заказали 4 части, потому что не знаем, где, в какой части автопробег. Решили заказать 4 части». Как сделал бы продюсер: узнал бы точно, в какой части автопробег и заказал одну часть. Сэкономил бы средства в четыре раза.

«Пора делать не то, за что платят, а то, за что дают…»

На одной выставке за рубежом советского дизайна появился японец, он осмотрел все павильоны, экспонаты, к нему подлетели наши устроители: «Ну как? Какое ваше мнение?» Японец: «Вы очень отстали» — «На сколько? На сколько мы отстали?» — «Навсегда», — сказал японец.

В редакцию пришел Розов. Он переделал пьесу, но никто не берет на себя ее разрешение. Я рассказал свои дела. «Обмен неприятностями состоялся»,  — сказал Виктор Сергеевич. А когда я стал жаловаться на Зайцева, он сказал: «Это слякоть. Виктор, это СЛЯКОТЬ».

В малом зале Союза кинематографистов обсуждение «Черно-белого кино»[1]. Выступает Миша Липскеров: «Это мне близко, это мое, я два раза смотрел, я два раза плакал. Это мое, это мне больно. Я еще давно давал Славкину читать мой такой сценарий…»

Еще сюжет. Мульта. Два голубя летят друг навстречу другу, выпущенные Россией и Америкой. Вот они летят с оливковыми ветвями друг навстречу другу и сталкиваются. Никто не хочет уступить. Они обращаются за поддержкой к тем, кто их выпустил. Оттуда  — масса оружия. Сталкиваются. Бам! На землю летят перья белых голубей. Это вечная зима, которую пророчат после атомной войны.

 

21.IV.84

Вчера был мой последний день работы в «Юности».

Раздаривал кабинет. Налетели, как воронье, боялся, что под шумок уведут. (Спи*дили же у меня на этой неделе книги: «Сомов», «Диалог путеводителей», «Воспоминания о Москве» и двухтомник 25 лет «Юности».)

Проводы. Подарки. Но до этого Витя Буханов[2] выходил из моего кабинета, я за ним. Между нами упала со стены пенопластовая Галка Галкина, и у нее отлетела голова. Лет восемь висела, и ничего. В последний день упала и отлетела голова. Знаменательно! Пили водку. Галя Акимова: «Ты нас оставляешь на бездуховное существование». Чайница Ира: «Мы мрём и горды» (что работают со мной) «МРЁМ И ГОРДЫ» (гордимся).

Эта же Ира произнесла монолог про каждого сотрудника «Юности». Про Галку Галкину, которая свалилась: «Мы с Юлей ее не любили и каждый раз наклоняли — она пьяная — я ее не любила еще потому, что она похожа на Пугач». Про Эмилию Эмили: «Она мне нравится — всегда спокойная». Про Бобрынину[3]: «Но больше всех мне нравится Бобрынина. Я когда стану взрослой, такой же буду. Чем нравится. Она всегда в маске. Она меня считает говном, но никогда этого не показывает. «Пять часов, а что-то чая нет»  — а сама в душе материт меня. С ней нельзя ничего сделать. За маску не пробиться. Я хочу, когда вырасту, такой быть». Про свою подружку: «Я ее люблю, она добрая, но достает. Приходит: «Поцелуй меня». Я Юлю поцелую — и все. Просто так. А эта требует. Достает». О Лене Зотовой: «Она говорит: “Читала Тургенева. Так хочется отредактировать”».

Когда у меня за несколько дней до ухода стащили книжки из шкафа, я винил только себя. Надо было вовремя унести домой. Не злоба на воров, а на себя. Воры поступили как воры, а ты поступил как мудак. А вечером этого дня я, идя по проспекту Мира домой, понял смысл библейского «Ударили по правой щеке, подставь левую». Не из покорности, самобичевания или любви к ударившему. Нет! Если на тебя поднялась рука и некто счел возможным тебя ударить, — значит, ты виноват, что ты допустил до того, что эта мысль ему пришла в голову. Подставляй вторую щеку — ты виноват и должен быть за это наказан. Ты должен так себя вести, чтобы никому в голову не могло прийти, что тебя можно ударить! Так же и со мной. Если кто-то решил, что у тебя можно тащить, — ты говно.

 

24.IV.84

Вчера вечером гуляли с Эдлисом и Плучеком по Тверскому бульвару. Плучек фонтанировал про свое понимание ремарки, чеховского подтекста, грибоедовских пауз… Юлик все время говорил: «Валя, как ты интересно разбираешь!.. Сколько ты знаешь!.. Сейчас совершенно перевелись образованные режиссеры!.. Мне хотелось бы работать с тобой!..» Плучек на это: «В театре засилье дилетантов. Я не вижу ни одного глубокого режиссера». Юлик: «Да, да». Кончается прогулка, мы отходим на десять шагов от Плучека в сторону Юлиного дома. Юлик: «Объясни мне, пожалуйста, если он так во всем разбирается, почему у него такие говенные спектакли».

Два молодых чиновника из Госкино, которые ныне занимаются новой отраслью  — видео. Они рассказывали, что организовывается советская система: видеомагнитофон «Воронеж» («х*й догонишь!») и кассеты: «Броненосец Потемкин», «Арсенал», «Баллада о море» и т. д.

Я: «А кто же будет контролировать, чтобы советский человек смотрел отечественные кассеты?»

Они: «Ваш сосед».

Я не понял. Они все объяснили. Принято законодательство, по которому наказуется коммерческий видеопросмотр. «А если не брать денег и смотреть “Полет над гнездом кукушки”»?

Они: «А разрешения на этот фильм мы не имеем. Он же не куплен. Самовольный показ тоже наказуется».

30.IV были на «Мастере». Старую сцену ставят на ремонт, «Мастера» на новую не переносят. Может быть, последний спектакль. После спектакля зашел к Смехову[4]. Как-то сухо и смущенно поговорили. И я подумал, вся эта история легла тяжелым осадком на сердце каждого. Ситуация, жизнь их унизила. Заставила проглотить все, что им было приготовлено. Они съели. Но это будет их преследовать. В этом основной феномен нынешней нашей интеллигенции  — все съели. Ее добили порождением в ней комплекса неуважения к себе. Физическое уцеление дорого оплачивается внутренним неуважением к себе.

Уж эти потомки Ивана Бездомного! Воланда на них нет.

 

5.V.84

Ух, вчера был денёк!.. Наконец встретился с Плучеком. И что? На 40 минут закатил мне монолог о том, что я должен выработать свое отношение к герою. Про Маяковского, «Баню», «Клопа» с демонстрацией реплик… С чтением стихов Блока, Пастернака… Со ссылками на свои запрещенные спектакли: «А был ли Иван Иванович?», «Теркин на том свете», «Самоубийца». «Ты незрелый художник, потому что не умеешь развязывать свои истории и высказывать отношение к своим героям». Долго, долго. «Ты, конечно, можешь произнести такой же монолог и даже умнее…» Я не стал произносить монолог, я сказал, что мне нужен договор, чтобы второй раз переделывать пьесу. Плучек обиделся, тут же сделал из меня сквалыгу и зануду и даже вымогателя. «Никогда не вини театр. Театр перед тобой чист». Выходя из кабинета, я: «Вы так построили наш разговор, что мы вроде поссорились. Я ведь тоже мог обидеться на “незрелого художника”, но не обиделся, потому что вас уважаю». Плучек: «Ты меня уважаешь? И я тебя уважаю. Значит, мы уважаемые люди». Свел все на шутку. Но, думаю, это конец. Во всяком случае, я к нему больше не пойду, а звонка, как я просил, не будет. Прощай «Жако»!

Придя от Плучека, сразу сдуру поперся к Зерчанинову. Тот стал говорить о претензиях Клары[5] к «Утренней почте». Тут я первый раз вскипел. Потом он прицепился к моим пылающим щекам. «Ты знаешь, что ты весь в пятнах. Смотри…» Тут я взорвался: «Я же тебе не говорил, что у тебя нос красный…» И т. д. В общем, некрасивая сцена. Потом пришел Тарасов, я ему читал наброски сценария «Контракт», ему понравилось. Я немного успокоился. Потом разговор с Милой. Потом пришла Нина из театра. Выпила шампанского и затеяла ночной разговор с Милой. Я два раза вставал и прерывал болтовню. Край! Или по-русски — пи*дец.

 

7.V.84

Вчера был в студии в Медведково. «Драмкружок при магазине “Диета”». «Горбун», «Картина». «Картину» играют без афиши. Под конец Паша прочитал мне четверостишье:

Что у нас теперя нету?

Все дала нам жизнь сполна.

Только жалко, если в лету

Канет «новая весна».

 

8.V.84

Только что говорил с Осей Оффенгенденом[6] по телефону. Перл: «Ты же знаешь, Леша перед нами БЛАГОВЕЕТ».

Проконсультировался насчет очков: «О, у меня все-таки тетка профессор-окулист. Она сейчас, правда, в доме престарелых под Москвой…»

Артур Рубинштейн: «Я написал 450 страниц воспоминаний, а мне там все еще 19 лет».

 

11.V.84

Только что смотрел «Баню» в «Драмкружке» в Медведкове. Хороший спектакль. После спектакля в кабинете директора представители. Из райкома, из Дома народного творчества… Опять увидел эти спесивые лица. Паша: «Я везде вижу ледяные глаза, в глазах арктический холод…» Это жизнь.

«Толчея у пьедесталов».

«Почему ваш герой такой инертный, пассивный? Я все-таки заставлю сделать его активным, или пьеса не пройдет» — «Поэтому и пассивный, и предан отчаянию, потому что вы запрещаете мою пьесу, а я ничего не могу сделать. А если я становлюсь активным — отстаиваю свое мнение, не хочу ничего менять в пьесе,  — вы говорите, я упрямый. И пьесу мою закрываете. Вот я и опять становлюсь пассивным, инертным. Зацикленная ситуация. Кстати, еще одно ругаемое качество современной драматургии».

 

15.V.84

«Мне ничего не надо. Мне надо только, чтобы в самом конце мне бы кто-то сказал, ты все делал правильно, ты не ошибался. А то, что с тобой было  — это тебе было написано на роду. Уходи спокойно — все было правильно».

 

18.V.84

Гриша рассказывал, что Любимов поставил где-то на Западе «Риголетто»[7]. На сцене  — Сталин, Муссолини (фигуры). Но постановку реагируют по-разному. Конечно. Одно дело, когда советский режиссер вытаскивает на сцену Сталина, а другое — западный. Это обычно. С этим у Юрия Петровича начнутся проблемы.

Райхельгауз[8] предложил в «Современник» спектакль одноактных пьес Дюрренматт[9]–Славкин. Зашли после литчасти в кафе с Валей Никулиным. Я говорил про новое отношение к «новой волне». Нас не бьют. А просто говорят: отойдите, не мешайте товарищам продвигаться. Отойдите. Мягко.

На это Ося рассказал. Во время Олимпиады[10] был оцеплен подход к его дому. Он попросил у милиционера разрешения пройти. Милиционер, инструктированный провинциал: «Уважаемый товарищ, я вас очень хорошо понимаю, сочувствую и абсолютно с вами согласен, но проход запрещен».

Был у Садур. В очень плохом состоянии. Нина задавала мне вопросы. Я не отвечал. Не было сил. Сказал: «Я тебе телеграммой отвечу». Сюжет. Персонажу задают вопросы, тот не отвечает, потом тот, кто задавал, начинает получать телеграммы: «Да», «Могу», «Может быть», «Нет», «А как же» и т. д.

Из разговора с Валей Никулиным: «Я ушел из редакции, потому что понял, что в нынешнее время вкладывание капитала в общее дело не дает процентов, нерентабельно». Валя: «Это же мне говорил Табаков — каждый умирает в одиночку, пришло время, когда это так».

[Или: «Каждый получает Народного СССР и лауреата Ленинской премии в одиночку». («Сер. свадьба») 9.II.86.]

К вопросу о совпадениях и случайностях. Мы сидели в кафе и пили кофе с Валей Никулиным после предложения Райхельгауза ему сыграть «Картину». К нам подсел человек средних лет. Выяснилось — одноклассник Лени Сатановского. Сатановский хотел играть «Картину», но я не разрешил ее играть в театре Станиславского.

Был Лион[11]. Сказал: «Вообще Марик в последнее время сильно изменился». Оказалось, он имел в виду в лучшую сторону. «Он перестал завидовать. Стал душой компании». Для Лиона «в лучшую сторону» — это ближе к нему.

 

20.V.84.

Совещание по кино после постановления о кино после заседания Политбюро о кино.

Стасик Соколов[12] рассказывал, что на пленуме Ермаш призывал поставить заслон серым фильмам, а приводил в качестве примера именно их «Дублер начинает действовать»[13].

«ПОЧТИ МНОГИЕ ИЗ НИХ»

«ПОЧТИ ВСЕ ИЗ НЕКОТОРЫХ»

«ПОЧТИ МНОГИЕ ИЗ НЕКОТОРЫХ»

 

8.VI.84

«В шесть часов вечера ПЕРЕД войной».

Серия: «Скромность советского писателя».

«В новом году строили сразу обком и НКВД. Обком объединяет население, кто «за», а НКВД тех, кто «против».

I Секретарь Коми обкома: «Те, кто приезжал сюда не по своей воле… Эти люди очень повлияли на развитие экономики и культуры, среди них были специалисты, крупные специалисты своего дела. Эти люди построили новые города, дороги». «Это были обычные люди, они попали случайно. Но нельзя было такое делать и жалеть Ивана Денисовича[14]. Надо валить не только на Верховного. У него же аппарат был, за его спиной орудовали. Нельзя всех винить. Я тоже там был. Правда, Солженицын сидел, а я не сидел. Я был медицинским работником, комсомольцем. Мы жили так же, как заключенные, еще хуже. Волосы примерзали к палатке». «Нам нужен сатирик. Пусть он бичует нас. Отрицательный герой нужен, может быть, больше, чем положительный». «Пишите о женщинах, найдите вторую горьковскую Мать». (Чем она сейчас должна заниматься?)

Что ж это за писатель, который не может проанализировать ситуацию. Нельзя одновременно призывать к патриархальному укладу жизни, верности чисто русским традициям и возмущаться грязными уборными. Не хочешь жить по-западному  — ходи в засраные нужники и с чувством собственной вины наблюдай за разложением рабочих. Вини себя, а не ругай их! Ты же русский интеллигент, писатель! Не запрещающие таблички и власть употребить, а несминающуюся траву вырастить и хорошую звукоизоляцию в домах. Насчет «не распивать» тоже рецепты есть. Нечего тут философии разводить.

С Люсей и Норштейном ходили в Булгаковский подъезд, в квартиру № 50. Весь подъезд, с первого этажа записан надписями:

«Эфрос, тебе говорим: не лги по телефону».

«Первый спектакль Эфроса на Таганке «Эфрос на дне».

«Памятник Крылову на Патриарших прудах — это хамство!»

«Даешь квартиру 50 под музей Булгакова!»

«Бедные жители этой квартиры. Нехорошая квартира».

«Русская армия пацифистов, общество московских хиппи, крайний левый с ногинской тусовки Котя заявляет: я люблю Булгакова, он — гений, сдавайте валюту и повесил трубку, подлец».

«Звоните, если есть желание 257–18–03. Катерина»

«Ты мой великий идеал,

Пусть я боюсь тебя немного,

И хоть нет худа без добра,

Я бы пошел твоей дорогой».

«Ответственный по подъезду» зачеркнута фамилия, приписано «Воланд».

8/VI.84

На улице Горького встретил Бэмса. В белом костюме и шляпе. «Я работаю месяц в году. А  в остальное время занимаюсь частной инициативой. Широкий простор. Обмен квартир, сдача квартир. У меня 17 человек в очереди. За вариант — 200 р. Сто я отдаю, сто оставляю себе. Вещи, лекарства. Вот сейчас у памятника Пушкину меня ждет девушка, ей нужно снять квартиру. Подходим. Он при ней: «Вот я стал краситься, — снимает шляпу, показывает крашеные волосы.  — Я крашусь. И тебе советую. Ты же еще молодой. Хочешь, познакомлю с хорошей красильщицей?»

Личностное болевое отношение к судьбам Отечества?

Как же я при этом должен писать?

10.VI.84

«Я ушел с работы, вокруг меньше народа, стало тише, и я лицом к лицу столкнулся со своей жизнью. И ужаснулся».

 

[1] Мультипликационный фильм (1984), снятый режиссером Станиславом Соколовым по сценарию Виктора Славкина. О сорокалетнем мужчине, который в день своего юбилея неожиданно находит детские фотографии. Старые снимки оживают, и это даёт герою возможность пережить эпизоды своего детства: увидеться с закадычным дружком, побывать в школе на уроке…

[2] Виктор Буханов — писатель, очеркист, печатался в журнале «Юность».

[3] Сотрудницы редакции журнала «Юность».

[4] Вениамин Борисович Смехов  - актёр театра и кино, режиссёр телеспектаклей и документального кино, сценарист. В спектакле Юрия Любимого Мастер и Маргарита» в Театре на Таганке играл роль Воланда. Первый исполнитель этой роли в мировой культуре.

[5] Клара Новикова — эстрадная актриса, жена Ю. Зерчанинова.

[6] Иосиф Моисеевич Оффенгенден (1925–1993) — художник-график, карикатурист. Будучи художественным редактором «Юности», во многом определял тональность журнала.

[7] В Театре Коммунале (1984, Флоренция).

[8] Иосиф Леонидович Райхельгауз – театральный режиссёр, создатель и художественный руководитель московского театра «Школа современной пьесы».

[9] Фридрих Дюрренматт (1921 —  1990) – швейцарский немецкоязычный прозаик, драматург и публицист. Один из крупнейших писателей послевоенной Европы. В 1985 году газета «Die Welt» назвала Дюрренматта одним из самых успешных писателей планеты и самым репертуарным среди немецкоязычных драматургов.

[10] Летняя Олимпиада проходила в Москве с 19 июля по 3 августа 1980 года. Из-за войны в Афганистане Олимпиаду бойкотировали многие страны мира.

[11] Лион Измайлов –  писатель-сатирик, один из авторов «Клуба 12 стульев».

[12] Станислав Лександрович Соколов (1940–2010) – актер. 

[13] Социальная драма, вышла на экраны в 1984 году.

[14] Герой повести «Один день Ивана Денисовича» (первоначальное авторское название — «Щ–854»). Первое опубликованное произведение Александра Солженицына («Новый мир». 1962. № 11). 

449


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95