Могила: «Раньше было морально легче. Потому что они брали грех на себя. Мы были как бы невиновны. ОНИ нам не давали жить, а мы были жертвы. Внутренне, как это ни странно, в этом было спокойствие — все понятно. И вдруг ОНИ исчезли и даже стали вроде бы хорошими. Больше не мешают. Теперь все зависит от тебя. Не на кого сваливать. Теперь грех на тебе. Теперь — живи! Но они нас, суки, уже ОПУСТИЛИ, мы им давали, как они хотели. За это они брали грех на себя». И т. д.
В Переделкино — Н. Коржавин. Как будто не уезжал! Подходит к столу. Шутит. Ругает Америку. «Ведь свобода не только для умных, но и для глупых». И сказал: «Вот если у вас все получится, начнется хорошая жизнь, которой все будут недовольны».
12.III.90
И вот начался III съезд, внеочередной. Первый — «оптимистический», второй — «трагический», третий — наверное, «скандальный». Литва не приехала. Горбачев будет руководить обсуждением своей же кандидатуры… Но хитер! Проголосовали не за повестку дня, а сначала — за давать ли прения по повестке, вернее, против. В порядке законодательной инициативы партии (принять на пленуме) отмена шестой статьи о руководящей роли партии. Шутка: отсутствие статьи 6 в Конституции назвать именем Сахарова.
Возник давно не виданный народом брежневско-хрущевский задник с Лениным-физкультурником. В зале появились негры, посол Мэтлок, гости.
Балаган — важные законы происходят в обстановке колхозного собрания. Поправки с голоса. Придумал такие формулы: «Государственный дилетантизм». «Государственное легкомыслие» и как следствие — «Государственная безответственность».
Продолжение съезда. Афанасьева[1] согнали с трибуны за то, что он тронул Ленина. Судя по тому, что все, что на предыдущем съезде осуждается, на следующем становится предложением партии (6-я статья, президентство и т. д.), Четвертый съезд обсудит культ Ленина.
Лиходеев: «Афанасьев говорит так, как будто у нас уже все есть. Вот Шмелев[2]…» Я: «А Шмелев говорит так, как будто у нас что-нибудь будет».
Ошибки Собчака и Афанасьева стилистически-ораторские. Если бы Афанасьев не сказал: «Если что нам великий вождь оставил, то беззаконие, террор и т. д.». Собчак переюморил: «Якут Власов, тунгус Воротников…» нельзя с ними так.
У них: «Я хочу быть президентом», у нас все берут самоотвод: Бакатин, Рыжков. Бакатин: «Я офицер, поэтому мое решение твердо: я боюсь баллотироваться в президенты».
Если бы в списке кандидатов в президенты была бы хоть бы еще одна фамилия, Горбачев получил бы не 59%, а 80%.
24.III.90
Хочу поехать в Польшу. Посмотреть. Не на театр (как раньше), а на жизнь. Позвонил Земеку. «Приезжай, посмотришь, как ПСЕВДОСОЦИАЛИЗМ переходит в ПСЕВДОКАПИТАЛИЗМ».
Сильную видел надпись на трансформаторной будке близ «Космоса». Красными большими масляными буквами:
«КПСС — была
КПСС — есть
КПСС — будет есть».
Вася читал по «Свободе» свои впечатления о поездке в Москву и Казань. Говоря о встрече в Шереметьево — микрофон, камеры, интервью, он сказал горькую фразу: «За время жизни на Западе я уже забыл, что я супер стар».
И еще. Пронзившее меня. Вася обратил внимание на обшарпанные московские двери: «В прошлом изящные». Об этом мы часто говорили с Васильевым, гуляя по Москве и другим городам.
Злобин, сопредседатель «Апреля», уже вынашивает новую идею: английский клуб. Для узкого круга, большой взнос… Трансформация демократической и романтической идеи. Пока в шутку, но что-то в этом есть.
А вот оппоненты. СП РСФСР. Тоже не случайно. Александр Исаевич молчит. А они копают.
Кстати, еще дальше развил идею, которую подал бы Солженицыну хитрый еврей, если бы он при нем был. Не столько хитрый, сколько умный. Приезжать не в Шереметьево, а поездом на Белорусский вокзал. И даже так: из Америки плыть. Все будут ждать — плывет. И королевская встреча на площади перед белорусским вокзалом. Куда Горькому!..
К рассказу «Глуша». Кстати, придумал современную версию этого, так и не написанного рассказа. Глуша — доброволец. Нанимается частно глушить. Или собирается с таким же, как он, и начинают глушить. Самодеятельность. Досуг пенсионеров. Или глушат перестроечные передачи для Нины Андреевой и рок для Василия Белова.
Рассказывал Марк Дейч[3] на апрелевском вечере. Его коллега Григорий Нехорошев[4] работает на радиостанцию Би-би-си. Живет он в коммунальной квартире и передает свои информации и комментарии в Лондон прямо из общего телефона, висящего на стене. Его сосед терпел, терпел и пошел в КГБ: так, мол, и так, сосед шлет антисоветчину на Запад, ему звонят, он диктует пасквили, как честный человек решил заявить… Лейтенант выслушал, сказал: «Подождите», — и вышел в соседнюю комнату. Возвращается — говорит: «Идите спокойно домой. Это сейчас не подсудно (не преследуется)». Сосед ушел. И в этот же вечер все рассказал самому Нехорошеву. Сели они, раздавили бутылочку, и жизнь пошла своим чередом.
Нина рассказывала, что Юрий Афанасьев прочел мое интервью в «Русской мысли»[5]. Не понравилось. «Ну что уж так ныть: поздно, поздно… Мы еще поборемся. Слишком пессимистическое интервью». Думаю, что он не понимает, что ему тоже поздно. Таким, как он в Восточной Европе поручают формирование правительства, а он все в роли анфантеррибль, забияка, на которого слоны смотрят, как на моську. Пора уже становиться взрослым, а то будет ПОЗДНО. А вообще-то, он прав — нытье, которое мне самому надоело. Все уже сказано, надо действовать, не можешь действовать (нет пороху) — молчи! Андрей из Зальцбурга сделал хороший материал. Но пора кончать трепаться, дорогой Витёк.
Глядел «Вишневый сад», который поставил Леня Трушкин. Ничего, свежо. Свежесть в Васильевой. Пьяная или наркоманка, просто припи*женная смотрит слезливыми глазами с глупой улыбкой, никого не видит… Что удивительно — пьеса не сопротивляется и такой трактовке. Все думают, что хорошая пьеса — это та, которая сопротивляется вольной интерпретации. Ан нет! Все наоборот. Хорошая пьеса — НЕ СОПРОТИВЛЯЕТСЯ!
Рад за свой клуб Русакова. Авангард оправдал себя!
Только что признали, что 15 000 польских военнопленных убили мы. Ведущий «До и после полуночи»[6] сказал фразу ту еще: «Мы сделали все, чтобы не омрачать польско-советские отношения».
Приехал Володя Максимов. Ужин в «Праге». И вдруг Володя сказал Вознесенскому: «Ты же говорил в “Нью-Йорк таймс”, что многие уехали за д о м а м и». Андрей стал отрицать. Володя: «Но тебе же отвечал Аксенов». Я пугал: «Вот и скандал! В случае чего отступаем в сторону мужского туалета». После поддачи уже в лифте Булат: «Но он же называл меня агентом КГБ».
Потом — встреча в «Юности». Я пришел с Волковым. Володя говорил хорошо. Но настаивал на существовании русофобии. Я спросил, какие ощущения у него от двух дней в стране. «Когда остаюсь один — тревога». Потом спросил: «А почему все же уезжают?» Не заметил, что сам ответил. Понял, что с Бондаренко накладно. Сказал, что Ионеско и другие западные члены редколлегии против того, чтобы «Континент» выходил в Москве. Они считают, что все наши события — процесс — сценарий социал-демократизации Восточной Европы, и Запад в этот сценарий будет втянут. «Буду их убеждать». Но это же он мне говорил в редакции «Континента».
13.V.90
Ну вот — наконец вчера показали «Взрослую дочь» (первый акт по телевизору). В предварительном слове вырубили почти всего меня. Толя Васильев говорил долго и медленно. Славкин не скандалист, его можно сокращать… И выглядел я как антрекот. Так что началось все с испорченного настроения. Оно было испорчено еще раньше. Вне программы пустили интервью Рыжкова, который полчаса объяснял, что переход к рыночной экономике не противоречит предыдущей программе правительства, где эта экономика–рынок не предполагалась. Чем дольше он говорил, тем меньше убеждал. В результате скомкалось прекрасное совпадение, которым я очень гордился — после «Взрослой дочери» сразу Диззи Гиллеспи[7], который 10 мая играл в «России».
Когда мы пробили «Взрослую дочь» на 12-е, я испугался, что она устарела. «Моя надежда на музыку и на артистов». Но прошла вроде бы хорошо. Всё — история закончена. Больше никаких дел нет. Грустно. «А как красиво начиналось…»
13.VI.90
Съездил в Гамбург к Грише Лаубу[8]. Таким образом у меня получился сентиментальный год. Я увидел Земека, Гришу Лауба, и в Москву приехал Ларс в качестве атташе по культуре. Круг замкнулся. Но я уже не тот. Вернее, тот же…
В первый день приезда из Гамбурга мне позвонил Юра Клепиков. Он приехал на съезд кинематографистов. Лауреат Государственной премии СССР, народный депутат СССР сказал мне: «Витя, у меня к тебе просьба. Из Москвы я сразу уезжаю в деревню, купи мне, пожалуйста, пачку масла, ведь у вас все по паспорту…» Я ужаснулся: «Юра, о чем мы говорим!..»
«Тема закрыта» — коммунистическая наивность. Так же думали, что закроют тему и со своей страной. «Так, закрыли тему — с завтрашнего дня перестройка!» Не тут-то было!
Я приехал в гостиницу «Москва» к Клепикову, мы выпили с его шурином и пошли с Юрой гулять сентиментальным маршрутом — от старого «Метрополя» до угла Герцена, заглянули за угол, посмотрели на клуб МГУ. Юра: «Ну, больше там ничего для нас нет» (про маршрут по Герцена). Прошлись еще по улице Горького. Юра говорит, что ему не сочиняется. «Что-то придумываю, потом бросаю — с таким лицом показываться нельзя!»
Расплатиться сперва придется. Трагический парадокс, что мы были раньше жертвами и расплачиваться за них придется опять же нам. У них игра беспроигрышная… Раньше они делали карьеру, сажая и убивая, теперь — разоблачая себя. Теперь переведут себя на хозрасчет и будут зарабатывать большие деньги, распродавая свои архивы и давая покаяния о себе. Спасибо Берии и Андропову, которые создали капитал, с которого долго можно жить. Беспроигрышная игра! Зайчики.
Вот Федор Абрамов! Можно ли представить, чтобы Аксенов, Битов, Искандер, Трифонов написал что-нибудь по заданию секретаря райкома?!
Вот эти деревенщики. Не даром давали им премии. Государственные люди, если разобраться.
23.VI.90
Ну вот, пьеса «Серсо» и устаревает. Теперь Надя может получить бабушкину квартиру без знакомства с Владимиром Ивановичем. Единственная надежда на сов. бюрократию.
«Временные трудности продолжительностью в жизнь».
25 июля состоялась премьера «Самоубийцы». Старый Любимов. Он еще борется против Маркса, Ленина, Брежнева, НКВД… А по психологии и разбору — антиинтеллигентский спектакль. Недалек от Плучека, которого я не видел. В зале депутат на депутате. Любимов сел за режиссерский столик со своим старым фонариком. Мигает, мигает, чтоб начали… Никто не обращает внимания. Уже не то время, когда за его фонариком смотрели все. Отцепись, дедушка, тут такие дела!.. Наконец, — «Нин, Нина!..» Жалким голосом: «Ну, ладно, начали». И начали. Опять пролог с песенками с подколом. Шапок вчера напился, весь день ходил по театру в трусах. Это при Любимове! А теперь он уезжает до января. Что же будет в театре без него?.. Последняя фраза про Петю-Петушка смята и сразу переходит на письмо Мейерхольда Молотову. Режиссерская бестактность! Пьеса о Пете, а не о Мейерхольде. О Мейерхольде теперь расскажут тома, а кто поведает о безвестном, бессловесном, безрепличном Пете-Петушке?!.
26.VIII.90
С моим соседом-кооператором обсуждали выступление по телевизору министра финансов. Он так убедительно говорил о социальной защите при повышении цен, что я понял — нае*ут. Только еще не знаю как. Мой толстый сосед добродушно улыбнулся и сказал (Женя):
- Ничего. А мы крепчаем!
Что такое моя книга[9]? В какой интонации она написана? Это СЛАБАЯ (ЛЕГКАЯ) ПЕЧАЛЬ ПО ПОВОДУ СИЛЬНО ОБОСРАННОЙ ЖИЗНИ.
Кто-то очень хорошо сказал, что наше государство рушится не под напором варварства — а под напором цивилизации.
На моем дне рождения приносили бутылки, у каждой из которых была история. Я провозглашал тосты: «Так выпьем же за эту бутылку!»
Приезжал Фридрих (Горенштейн). 12 лет не был. В ровном состоянии. Он сам говорит — мог бы жить и здесь. Москва понравилась. «Улицы широкие». «Надо учесть, что я приехал из города с узкими улицами». Единственное, что его напугало — это наличие среди москвичей большого количества полууголовных типов. «Это люди, которые должны в мебельном магазине работать на подносе, а они тут занимаются серьезными делами».
Соображение. Истинное преступление советской власти выясняется сейчас. Изменение гена нации, убийство следующих поколений. Да, они убили цвет нации (любой) физически, уничтожили своих современников. Но более чудовищное преступление — убить поколения будущие, не родившихся младенцев — нас, шестидесятников, семидесятников, восьмидесятников, девяностодесятников… Лишить энергии, веры, ума. То, что происходит сейчас, и то, что не происходит, — вот чудовищный криминал.
«Система научилась существовать во время ее фактического отсутствия».
30.IX.90
Мила рассказывала мне, как Вася Бочкарев[10] съездил в Америку со спектаклем Виталия Павлова «Джазмен»[11]. Мила: «Не было этой черноты, человечно, доброжелательно, приятно — приехали ради удовольствия, и все это уважали. Никто не давил, никто не приехал делать великое искусство».
Токарева на приеме в шведском посольстве: «Я продала права Швейцарии, мне заплатили х*еву тучу денег. Положила все деньги в банк под проценты. Можно брать раз в год и только проценты. Я могу теперь ничего не делать. Я встаю утром и спрашиваю себя: что я хочу делать? И отвечаю — нет! ничего!»
4.X.90
Приехал Майкл Аймисон[12]. Живет на частной квартире. Почему? Моссовет постановил, что за иностранцев организации, их приглашающие, должны платить в гостиницу валютой. «Наверное, это решение противников перестройки», — убежденно говорит Майкл. Вот поворот западных мозгов! А это решение приняли самые радикалы — Попов и Станкевич.
За обедом в ЦДЛ Майкл сказал вдруг, что 23 октября в «Арена стейдж»[13] премьера «Серсо». Ни х*я! Я не только не имею приглашения, но даже не знаю об этом. Завтра должны с Майклом пойти в ВААП. И если все так (он говорит, что посылал мне текст перевода через ВААП) — я разорву с этой организацией отношения. Прозевать премьеру в Вашингтоне…
6.X.90
Вчера был на премьере на малой сцене МХАТа пьесы Петрушевской «Брачная ночь»[14]. Это: I акт «Любовь», второй — продолжение старой пьесы. Не понравилось. Поэзия пьесы «Любовь» расшифрована в продолжении. Разговоры, которые герой ведет о засилье евреев, не дают мне возможности ему сопереживать. После этих разговоров они с героиней, стоя друг против друга, крестятся (довольно трогательно) и на этом сходятся. Люся, которая упрекала меня, что я слишком обращаю внимание на окружающую власть, вдруг работает в форме политического капустника. «Я никогда не писала слово “партия”». А тут реплика: «Я коммунист». Ушел с тяжелым чувством.
У Ларса на приеме в честь приезда Матса Юхансона[15] и других был Боря Гребенщиков. Пьяный (с моей стороны) разговор, о котором я жалею (о форме) (смысл был верным). Смотрите, как быстро прокрутилась история вашего поколения. Песня «Пора эту землю вернуть себе»[16], которая отличала состояние души пять лет назад, очень быстро стала литературно-музыкальным памятником иллюзий. В этом смысле она быстро превратилась во что-то вроде «Возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки, друзья...» поколения тридцатилетних — поколения восьмидесятых (конца). Можно добавить в мой «Саксофон».
10.X.90
Позвонила Лора из книжного магазина на Калининском проспекте. Моя книжка[17], которая поступила в магазин в количестве 220 экз., лихо расходится. И если я хочу выкупить 100 своих, должен срочно приехать. Еду. Выкупаю. Потом встречаюсь с Ингой[18] у библиотеки Ленина, чтобы отдать ей рукопись «Саксофона» для «Знания — Сила». Рядом, на стоянке, в такси сидят два таксиста. Увидели, что я подписываю — «и нам книжку». Слышали, что мы говорим о театральных билетах: «И нам билеты». Стал подписывать им книжку. Интересно, в первый день — незнакомым. Инга: «Они негодяи, не подвезли меня с больной матерью на руках, а ты им даришь». Я написал: «Дорогим таксистам, в надежде, что подвезут меня, когда мне будет плохо». Потом забрал индийский аккумулятор у Сергея Ивановича. Потом поехал к Толе (Васильеву), чтобы первому ему подарить книжку. (Правда, получилось Лора, Инга, таксисты, Сергей Иванович — перед ним).
Приехав домой, крепко выпил «Финляндию»[19]. И тут позвонил Сережа Никулин, которому я в прошлый вторник отнес книгу-рукопись. Он сказал, что прочтет в начале ноября. И вдруг звонит через неделю. Говорит, что очень понравилось, поздравляет. «Я придумал название — “Памятник неизвестному стиляге”». Мне кажется, многозначительно. «Но вы и создали этой книгой памятник». Я блею и признаюсь, что пьян по причине книги. У Сережи одно принципиальное и несколько непринципиальных замечаний. «Приходите завтра». Я: «Мне надо как-то подготовиться».
И еще событие. Купил первую советскую электронную машинку «Ромашка». Позвонил Юра из магазина «Журналист», я поехал (с Ларсом) и купил. 875 р. Вечером сказал Юре Зерчанинову. Тот поехал и тоже купил, дав, как я, 30 р. Юре. Но все-таки заикнулся, что машинка, мол, стоит в свободной продаже. Далее история развивалась так: Юра Зерчанинов ловил такси, остановилась машина с Вознесенским — я тоже хочу. Он пошел в магазин и сказал пароль: «Я хочу такую же машинку, как у Виктора Иосифовича Славкина». На следующий день я встретил его в ЦДЛ. «Слушай, я не понял, почему я должен был платить 30 р.». Е* его мать, я же виноват! С Юрой еще нахлебаюсь, если вдруг испортится. Гриша тоже хочет купить. Не расхлебаюсь… не надо никому ничего рекомендовать. А Юра еще хочет, чтобы я рекомендовал ему мальчика в отдел. Потом все претензии ко мне.
8.XII.90
«Судьбоносные моменты не дают жить нормальной жизнью».
Когда я ехал в Америку, я задумывался о ночевке. Конечно, друзей много. Но сейчас проситься переночевать трудно — такой конвейер у каждого! Я придумал такую формулу: «Конечно, я имею право переночевать у Аксенова больше, чем кто-либо другой, но тот у него уже ночевал».
Бэмс сформулировал, почему он не хочет оставаться на Западе. «Понимаешь, если я там останусь, я должен буду жить с напряжением. А я от этого уже отвык». И я.
[1] Юрий Николаевич Афанасьев (1934–2015) – политик и историк. Основатель Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ). Автор устойчивого словосочетания «агрессивно-послушное большинство», впервые употреблённого им в отношении части депутатов I Съезда народных депутатов СССР 1989 года и ставшего впоследствии широко распространённым.
[2] Николай Петрович Шмелёв (1936–2014) – экономист, первый в СССР академик - критик экономики развитого социализма.
[3] В те годы политический обозреватель московского бюро радиостанции Радио «Свобода», газет «Известия» и «Московский комсомолец». Одной из сквозных тем его творчества был анализ ксенофобии и антисемитизма в СССР и России.
[4] После ряда статей об Андрее Синявском и литературе «русского зарубежья» получил предложение попробоваться на Русской службе «Би-Би-Си». С 1988 года постоянный московский корреспондент.
[5] Общеевропейское русскоязычное ежемесячное издание. В формате еженедельной газеты «Русская мысль» издавалась на русском языке в Париже с 1947 года, с 2008 года выходит в Лондоне...
[6] Советская телепрограмма Центрального телевидения (ЦТ), выходила в эфир с марта 1987 по 1991 год. Автор и ведущий — Владимир Молчанов.
[7] Джазовый трубач-виртуоз, вокалист, композитор, аранжировщик, руководитель ансамблей и оркестров, родоначальник современного импровизационного джаза.
[8] Габриэль (Гриша) Лауб (1928–1998) — чешский писатель и журналист. Известен своими афоризмами. Например: «Компьютер имеет те преимущества перед мозгом, что им пользуются». Славкин познакомился с ним в давний и светлый период «Нашего дома». Эмигрировал Г. Лауб на Запад в день ввода советских танков в Прагу (1968).
[9] «Памятник неизвестному стиляге» на тот момент еще – в рукописи.
[10] Василий Иванович Бочкарёв — актёр театра и кино, театральный режиссёр-педагог, профессор. Народный артист России.
[11] Виталий Викторович Павлов — драматург, прозаик, сценарист. Знаменитый саксофонист и аранжировивщик Алексей Козлов написал музыку и участвовал как исполнитель в спектакле В. Павлова «Джазмен».
[12] Директор театрального агентства «Майкл Аймисон Плэйрайтс ЛТД». Является единственным из работающих в англоговорящих странах, которое специализируется на драматургии из России и бывшего СССР.
[13] Театр в юго-западном районе Вашингтона. Основан в 1950 году как региональное театральное движение. Ежегодно театр посещает более 300 тысяч зрителей.
[14] «Брачная ночь, или 37 мая»: «второй акт» пьесы «Любовь».
[15] Матс Эрик Юхансон — шведский журналист, политический обозреватель.
[16] Строка из песни Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум», ставшей гимном «поколения перестройки».
[17] Взрослая дочь молодого человека: Пьесы. – М.: Советский писатель. 1990. – 288с.Тираж – 15000 экз. ( В сборник вошли восемь пьес)
[18] Инга Розовская – научный редактор старейшего научно-популярного журнала «Знание-сила». Глава из рукописи Славкина «Саксофон» была опубликована в Журнале и называлась «Понадобилось двадцать лет…» (№№ 5-7, 1992 г.)
[19] Водка, изготовляемая в Финляндии из шестирядного ячменя и талой ледниковой воды.
