Лунатик

В 1949 году путёвка в Артек на 45 дней стоила 1 800 рублей. Родители купили мне путёвку на 60 дней за 2 400 рублей. Так я оказался в Артеке. Это был первый в моей жизни пионерский лагерь, куда я согласился поехать. И не прогадал, поскольку в лагере к детям относились почтительно, как ко взрослым. Кормили нас на убой. Меню из трёх различных вариантов обеда мы выбирали по желанию. Воздух был такой, что есть хотелось постоянно. После очень солидного ужина мы уносили из столовой кучу сухарей и печений, которые жевали, просыпаясь ночью от голода. Пионерские линейки утром и вечером не вызывали у меня раздражения, поскольку весь день можно было бывать там, где душе угодно. Лагерь не был огорожен и целыми днями я занимался тем, что искал минералы у подножья Аю-Дага. А там, надо сказать, было что искать. Я выбивал из породы огромные идеально кубические кристаллы пирита, находил много кристаллов горного хрусталя, турмалина, аметиста и много других кристаллов, в которые безумно влюблён по сей день.

Лагерь, в котором мы жили, находился на возвышении и назывался Верхний лагерь. Там жили дети, не обогащённые лишним жиром. Нижний лагерь был расположен у моря, и жили там толстые дети. Вообще-то я был достаточно здоровым, но очень худым. Теперь-то известно, что не в жире счастье, но в те времена всех худых считали потенциальными туберкулёзниками. Когда я вернулся домой после Артека, то из моей медицинской карты можно было понять, что за два месяца я поправился на 600 граммов. Отец быстро подсчитал в уме и сказал, мы заплатили 4 тысячи рублей за кг веса, что по тем временам было дороговато.

Так или иначе, врач мне прописал спать ночью на свежем воздухе. Наряду со мной такое же предписание получил мальчик из соседнего отряда. которого я раньше не знал. Перед тем, как мы вытащили кровати на веранду, ко мне подходили несколько ребят и сообщали мне конфиденциально, что мальчика, который будет спать рядом со мной, зовут Мошка и он лунатик. Т.е. он будет ходить ночью, не просыпаясь, и не исключено, что будет ходить по мне. Про лунатиков я немного читал, видеть — никогда не видел. Перспектива того, что Мошка будет ходить по мне, когда я засну, меня неприятно поразила и испугала. Я стал думать, что мне делать. Единственное, что мне пришло в голову, это — большую часть ночи заговаривать Мошку, чтобы он под утро заснул, как убитый.

Мы разлеглись по своим постелям, ярко светила луна, и мы начали разговаривать. Мошка был очень маленького роста, с чертами северных коренных народов и очень общительный. Поскольку моя задача состояла в том, чтобы вымотать Мошку, то я старался не говорить сам, а слушать его. Мошка мне сообщил, что он не первый срок в Артеке, что у него под мышкой громадный абсцесс, его лечат, но вылечить пока не могут. Что он приехал из Нарьян Мара, что у него есть свои олени. Что он ходит на охоту со своим ружьём, и много ещё чего рассказал очень интересного и непривычного для южанина, каким был  я. Говорили мы очень долго, и в какой-то момент я отвалился и заснул. Среди ночи просыпаюсь, светит луна, Мошка ходит около кровати. Тут у меня сердце ёкнуло, стал я вглядываться: с закрытыми или открытыми глазами Мошка ходит. Почувствовав на себе мой взгляд, Мошка повернулся ко мне и говорит: «Дождик накрапывает, давай кровати заносить». Я облегченно вздохнул и стал сворачивать простыни. Оказывается, никакой он не был лунатик. Кто-то распустил про него слух, увидев, что он ночью ходил в туалет.

Когда я вернулся из Артека, настроение у меня было прекрасное. Я привёз в школу огромный китовый ус, подаренный матросами китобойной флотилии «Слава», и ящик со стеклянной крышкой, который я сам смастерил в столярном кружке в Артеке, полный невероятно красивых кристаллов, которые сам собрал. В каждом отделении ящика была бумажка с красиво написанным названием минерала. (Правда, потом выяснилось, что преподаватели утащили домой и ус, и кристаллы). Словом впечатления мои от Артека были самыми приятными.

На подходе к следующему лету родители, вкусившие радость временного отсутствия забот о весьма требовательном сыне, стали уговаривать меня поехать в специальный детский санаторий на Апшероне, где я смогу хорошо отдохнуть два, а если захочу и все три месяца. Вообще-то Всесоюзная пионерская организация им. В.И.Ленина никогда не вызывала у меня ни малейшего энтузиазма, а тут мне по-иезуитски подкинули «детский оздоровительный санаторий», и я сдался. Привезли меня в этот санаторий ближе к вечеру, а утром я был ознакомлен с правилами, в числе которых было и такое, что за плохое поведение на целый день отбирают трусы, поэтому выходить из комнаты будет нельзя. Не то, чтобы я собирался демонстрировать плохое поведение, а просто сам факт того, что у меня могут отобрать мои трусы, привёл меня в полное исступление. Через два дня после того, как я попал в это заведение с прогрессивным педагогическим уклоном, ко мне по дороге на пляж заехали родители и привезли литровую банку шоколада. Этот шоколадный паноптикум был составлен помимо шоколада, купленного для меня родителями, из шоколада, переданного мне родственниками и даже соседями. Я сказал родителям, что начал сушить сухари, и, если они меня тут же не заберут домой, то я уйду через пару дней пешком, используя компас, который я зачем-то, видимо по интуиции, захватил с собой в лагерь. Зная меня, как человека весьма решительного, родители направились к директору лагеря и объяснили, что у меня заболела близкая родственница, которую я очень люблю и которая чувствует, что в моё отсутствие может заболеть ещё сильнее. Директор сначала осторожно намекнул, что денег за путёвку они вернуть не смогут. А когда понял, что об этом никто и не просит, выпучил на нас глаза и так этим взглядом выпученных глаз провожал до самых ворот.

В машине кроме папы, мамы, папиного знакомого и папиного шофёра была ещё здоровая бочка пива. Когда все расположились на песке и расстелили скатерть для еды, выяснилось, что оставили дома стаканы. Все сразу уставились на мою литровую банку с шоколадом, потом на меня: была типичная апшеронская жара, а пиво было холодным, потому что везли его в дубовом бочонке. Тут я намёк понял, схватил вилку и стал быстро есть шоколадное пюре. Я не хотел расстраивать родителей и сообщать, что все эти два дня я ни разу не ходил в столовую. Шоколад я доел, банку вымыли в море, после чего участники пикника по очереди поднимали полную банку с пивом и произносили один и тот же тост, пока не опорожнили всю эту большую бочку. Тосты произносили с очень серьёзным видом и все они были одинаковыми: «Этот маленький бокал, но с большим чувством я пью за здоровье нашего мальчика, который отличается такими строгими прынципами!» О том, что я такой принципиальный я после этого события никогда не забывал. Я объездил весь Советский Союз, был во многих странах мира. Но никогда ни разу не отдыхал ни в пионерском лагере, ни во взрослом санатории.

Ваш Леонид Владимирович Андреев