7 марта, четверг. Четверг — это тот день недели, когда я ставлю минут на двадцать свои орхидеи в раковину с водой. Кустиков уже семь, это при том, что один горшочек я подарил одной своей знакомой даме. Могло бы быть восемь. А ведь все это размножилось и выросло из того единственного цветка, который года четыре назад мне подарила Катя Писарева. Цветы, как дети, украшают, но не делают моложе.
Сергей Казначеев
В принципе, я совершенно измучен, соревнуясь со временем. Одновременно надо следить, править огрехи, читать верстку, проверять Дневник за два года — это 2011-й и 2012-й, которые идут в журнале «День и ночь» и альманахе «Арбухта», но нельзя забывать, а это значит, писать ежедневно и текущий год. А есть еще обязанности перед студентами, лежит еще нечитанной огромная диссертация Сережи Казначеева, прерван роман, который окружен моей собственной, все время меняющейся рефлексией. Как его дописать? Не перестоится ли? Не завянет?
Сижу дома, уже рябит в глазах от собственных текстов, от компьютера, от сравнений разных бумаг, от путаницы в файлах. А здесь еще боязнь — что-то потеряется. Еще так называемая «светская жизнь» — если ее не ведешь, то и в Дневник нечего писать. Все против меня — даже, как под гребенку, новости по радио и телевидению. Ну, еще однообразие новостей — только кражи и грабежи. Вот и еще одному депутату Госдумы — Михееву предъявили обвинение в мошенничестве: вроде бы присвоил себе завод стоимостью в полмиллиарда рублей. Он, естественно, утверждает, что это политический наезд. Сенатор Шпигель, фармацевт, бизнесмен и продюсер Николая Баскова, уходит из Совета Федерации, поговаривают, что этот совет в ближайшее время покинут еще несколько олигархов. Окрепли, захоронили деньги на Западе, теперь им депутатская неприкосновенность уже почти не нужна. Ах, этот священный принцип частной собственности! Если бы изобрести какой-нибудь индикатор, который показывал бы, какая часть этой собственности была украдена очень богатыми людьми у народа. Как все однотонно, муравьи все одной породы, каждый в свой муравейник. Сбежали за границу братья Билаловы, которые так успешно строили в Сочи. Один из них строил, другой, как вице-президент Олимпийского комитета, принимал «выстроенное» и визировал превышения по смете. О политической составляющей братья еще не объявляли.
На фоне всех этих экономико-политических происшествий средства массовой информации с удовольствием раскручивают балетную историю. Уже арестовали троих — это утверждает и следствие — солиста балета Павла Дмитриченко, его считают заказчиком, и двух исполнителей: один плеснул, другой подвез и увез. Заказ лишить человека зрения обошелся в 50 тысяч рублей. Дмитриченко, которого, кажется, я видел на сцене, утверждает, что он просил подельника только Филина побить, а тот, дескать, кислотой. Кислоту предварительно выпарили, чтобы действовала наверняка. И последнее — умер актер Андрей Панин. Этих двух трагических событий вполне хватает, чтобы занять публику вечером. В зарубежных сосисках и мясе обнаружили следы конины. Таковы новости к 18 часам. Весь день сидел над фрагментом Дневника, касающимся Палермо, правил не вполне в дорожных волнениях законченное описание, сокращал.
Вечером довольно долго по «Культуре» смотрел «Тихий Дон» Сергея Герасимова. О чем уж бушевало остальное телевидение, и не ведаю. Праздник всегда украшают обязательно советской картиной, которая взывает к лучшим человеческим чувствам. Праздничных картин у современного телевидения, видимо, нет. Параллельно читаемой диссертации Сергея Казначеева думал о том, что реализм, который труден и беспощаден к современному автору, все же — непобедим. Как умудрилась Быстрицкая так сыграть простую казачку, ума не приложу!
8 марта, пятница. Новость еще вчерашняя, но интересная. Миша Шишкин, который уже лет двадцать живет в Швейцарии, но регулярно получает и за свой талант, и за счастливое место жительства, где можно попить кофе со счастливо заезжими москвичами, видите ли, сказал, что он не может на Нью-Йоркской книжной выставке представлять несвободную страну. Заявление, я бы сказал, громкое! Тут же опять известный Владимир Григорьев, так успешно на правительственном уровне занимающийся книжным делом, раздачей премий и формированием десантов на книжные выставки, уклончиво ответил, что, дескать, Шишкин за границей зажился! В подтексте — я не я, и лошадь не моя. У меня нет размышлений по поводу Григорьева из Днепропетровска — интеллигент высокого и взыскующего полета, даже знает английский, как любой, готовый к выезду, днепропетровский ребенок, а вот что касается Шишкина, то это, конечно, пиар, попытка выйти на всемирные глубины. Пример любимого Григорьевым Акунина не дает покоя! Как замечательно ребята пиарятся!
И опять информация из потока новостей о высшем образовании: арестовали при получении взятки, точнее «отката», в 7 миллионов рублей — деньги, уложенные рядками и в стопочку, показали — ректора Государственного университета управления Виктора Козбаненко. Он и его помощники заключали многомиллионный контракт с фирмой, бравшейся за уборку территории университета. Предполагалось — это все мое информированное «Эхо» — деньги «отмыть» через одну из подмосковных организаций инвалидов. Ректор, доктор юридических наук, был одно время даже советником Администрации Президента. Ректором стал два года назад. Из молодых, но какой ранний! Если вину юриста докажут, то аж до 15 лет могут припаять! Но есть еще казус — университет попал в список «неэффективных». Разве это справедливо при таком-то разворотливом ректоре!
10 марта, воскресенье. Утром пришлось два раза ездить в поликлинику в Гагаринском переулке, на бывшую улицу Рылеева. Специально не поехал на машине, чтобы хоть немножко размяться. Ходу по улице от метро минут десять. Совсем не бываю на воздухе, от этого, наверное, так тяжело переносится зима. Но и работы, как никогда. Все время, пока шел, размышлял, чем поколение князей Гагариных лучше одного поэта, которого царь за его стихи куда-то сослал. Что мне Гагарины и что мне кто-нибудь о них расскажет!
Погода свежая, солнечная. Правда, улицы, асфальт, вычищенный таджиками и киргизами, весь в белых разводах — это соль от реагентов, которыми всю зиму посыпают улицы. Сколько же их высыпали!
Возле метро наблюдал страшную картину. Из какого-то ларька, их строй стоит в начале бульвара, вышел сначала один парень, русский, высокий, мощный, а вслед за ним какой-то или кавказец, или таджик, тоже не хрупкого сложения. И буквально на моих глазах и рядом со мной этот второй, не оглядываясь по сторонам, свалил с ног идущего впереди и стал жесточайшим образом избивать. Я сразу кинулся, пытаясь их растащить. Меня поразила необыкновенная жестокость, с которой этот самый «смуглян» бил лежащего, норовя попасть в голову. Лежащий пытался прикрыть обнаженную, без шапки голову белыми своими руками. Я кинулся с криком: ребята, ребята! Но я тут же увидел, как двое полицейских, по какому-то стечению обстоятельств шедших по бульвару, уже кинулись к дерущимся. Когда этого избитого парня подняли, то он с редким ожесточением принялся кричать: чурка, узкоглазый и что-то такое же! Тут же жалость к нему ушла. Правда, я не уверен, что у пострадавшего что-нибудь не сломано и нет ли сотрясения мозга.
Не успел я вернуться домой, как позвонил Володя Бондаренко. Он написал все-таки предисловие к моему собранию сочинений. Честно говоря, я предполагал, что напишет он средне, и даже переживал, что так опрометчиво дал согласие на его авторство. Наверное, лучше, академичнее и полнее написал бы Илья Кириллов. И тем не менее должен сказать, что по-своему это написано здорово. В десятистраничной статье кипит раздражение на меня, обиды за некоторые мои высказывания об этом авторе, я мог бы даже сказать, что здесь присутствует и какая-то человеческая и литературная зависть. Слишком уж я внезапно и бесцеремонно ворвался в сложившийся круг русских писателей, претендовавших на лидерство. Но что может быть дороже выдавленных через силу строк. В том числе Володя Бондаренко процитировал не только то, не самое лестное, что я о нем написал, но и вспомнил то, о чем я забыл. Правда, перегнул палку с простенькой мыслью: в какой мере я пишу, а в какой — имитирую жизнь. Но разве по большом счету литература не имитация жизни? Надо только так ее имитировать, чтобы она стала и важнее, и главнее и чтобы жизнь брала с нее пример. В статье много сравнений и параллелей. Здесь и Валентин Катаев, и Евгений Попов, и мой любимый писатель Эдуард Лимонов.
Эдуард Лимонов
Вот цитата:
«В чем коренное отличие автобиографических книг Есина от книг, к примеру, Эдуарда Лимонова, тоже описывающих его собственную жизнь? Может быть, на сегодня это два наших наиболее талантливых художественных документалиста. Есин точно и зримо, с присущей ему деталировкой описывает мир вокруг себя, и это мир российской интеллигенции. Вот это объединяет и выдуманную, и документальную прозу писателя — мир интеллигенции. У Лимонова интеллигентов почти нет, солдаты, тюремщики, работяги, революционеры и бунтари. Их миры почти не соприкасаются. Да и Эдуарда Лимонова трудно представить в образе профессора Литературного института. Так же, как трудно представить профессора и эстета Сергея Есина где-нибудь в окопе или в тюремной камере.
Хотя, увеличивая масштаб, обнаруживаем и схожесть. Оба они и в жизни своей, и в прозе своей — русские государственники. Да и мужество свое Сергей Есин проявлял не один раз в самые тревожные для государства моменты, и в 1991 году, и в 1993, и в 1996. Помню, когда Петр Палиевский, будучи чиновником Института мировой литературы, побоялся дать положительную экспертизу на мою статью в «Дне» в 1993 году, из-за которой в ельцинское лихолетье на меня и газету возбуждали уголовное дело, его до сих пор стараются многие оправдать, мол, спасал безопасность ИМЛИ, Сергей Есин, будучи ректором Литературного института, спокойно подписал такую экспертизу, тем самым спас и газету «День» от закрытия, и меня от ареста. Впрочем, позже я как-то упрекнул писателя в излишней осторожности в прессе, на что Сергей Есин вполне справедливо ответил в своих «Дневниках» за 1998 год: «Володя Бондаренко только забыл, что Сергей Есин — единственный среди многочисленных свободных патриотов государственный чиновник. И не боится из-за выступлений это маршальское место потерять <... > Я все-таки из тех, кого возьмет себе любой лагерь. Я сам выбрал себе путь и свою судьбу, в том числе литературную. Я знал, что в том, демократическом лагере, где есть, конечно, и первоклассные писатели, такие как Василь Быков и Астафьев, в этом лагере мне было бы денежнее, престижнее, свободнее. Но я сделал свой выбор. А вот понимают ли мои коллеги по протесту, что в отличие от большинства из них каждое мое слово вредит мне» (С. Есин. На рубеже веков. М., 2002).
Сделаю небольшое отступление. Сергей Есин абсолютно прав в своих замечаниях. В наше время (как и почти в любое другое) в России и на самом деле писателю выгоднее, престижнее, вольготнее быть в либеральном прозападном лагере. Тут и Запад поддержит всегда, и свои в обиду не дадут, и большинство чиновников, раболепствуя в душе перед тем же Западом, скорее этого же западника и русофоба защитят, пошлют на очередную международную ярмарку, как посылали многие годы того же швейцарца Михаила Шишкина, пока не напоролись на его протест.
И когда такие писатели, как Юрий Поляков, Сергей Есин, Захар Прилепин, несмотря на все выгоды от либерализма, тянутся в национальную русскую литературу, значит, душа их так заставляет поступать».
Вечером ходил во МХАТ им. Горького на «Вассу Железнову». Смотрел я спектакль за последние десять лет раз пять, но последнее время Т. В. Доронина играет довольно редко, понимаю, что нелегко протащить на себе такую громаду, но меня что-то подтолкнуло — обязательно надо посмотреть. И я был абсолютно прав. Кто знает, увижу ли я еще такое. Конечно, за десять лет многие актеры не помолодели, фактически не помолодела и Татьяна Васильевна, но, сколько спектакль приобрел взамен. В первую очередь, конечно в лице своей основной исполнительницы. Тот напряженный магнетизм, которым актриса всегда владела, вырос и умножился. С самого начала она держала при гробовом молчании зала такие паузы, насыщенные электричеством, которые ни один актер и актриса на нашей сцене сейчас выдержать не могут. Пьеса вся как бы приподнялась, ощетинилась против времени, готовая доказывать свою вечную человеческую правоту. Такое ощущение, что все это написано просто сегодня. Выражаясь сегодняшним языком, начинается все с педофилии. Потом идет подкуп чиновников, подкуп прокурора, еврейский вопрос, вызревание протестных настроений. И вообще, как возмужал театр.
На этом фоне вспомнился и сегодняшний телефонный разговор с Анатолием Просаловым. Я уже писал, что он работает в бывшем Театре Гоголя, который теперь Гоголь-центр. Один театр разрушили, а ничего, судя по разговору с Анатолием, ничего взамен не построили. Я обязательно в этот когда-то почти родной для меня театр схожу. Вместо гардероба теперь кафе, в зале убрали в амфитеатре кресла — ну кто теперь на креслах сидит — и поставили скамейки.
