Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

90 лет назад появился на свет поэт Евгений Евтушенко

Гражданин страны под названием «Человечество»

Классик русской поэзии Евгений Евтушенко родился ровно 90 лет назад в Нижнеудинске Иркутской области, однако родной для себя точкой на карте считал воспетую им станцию Зима. По ключевым стихотворениям поэта, которого уже пять лет нет с нами, можно воссоздать его программу-максимум, определить сверхзадачи, поставленные им перед собой и своей родиной в разные годы жизни.

Гражданин страны под названием «Человечество»

Совершить революцию в поэзии

Когда началась Великая Отечественная, Евгению Евтушенко было неполных девять лет, но и предвоенные годы сложно назвать лучшим временем для счастливого детства. А потом пришла пора восстановления разрушенного захватчиками народного хозяйства, умер Сталин, что вылилось в оттепель и подъем поэзии на небывалую высоту. Из Иркутского региона вместе с матерью Евтушенко эвакуировался в Москву в 1944 году — мальчик учился в столичных школах, ходил в литературную студию при Доме пионеров и пробовал писать первые стихи. Этот опыт оказался удачным.

 

В 1949 году в газете «Советский спорт» было опубликовано стихотворение «Два спорта», его автору было — вдумайтесь в эту цифру — 17 лет! Понятно, что вещь он сочинил соответствующую духу агитпропа. «Здоровье допингом вынувши,/Спортсмену приходится там/Тело свое до финиша/Тащить в угоду дельцам». Юный гений, обрисовывая ситуацию в мире соревнований на Западе, противопоставляя «их нравам» советскую реальность, где «спорт — это верный спутник, лучший помощник в труде». Но то, что в ранней поэзии Евтушенко воспевал сталинский СССР и вождя всех времен и народов, — момент спорный. В прижизненных интервью Евтушенко признавался, что редакторы изданий, где он впервые публиковался, желая «помочь» начинающему дарованию и дополнительно выслужиться перед властью, «присочиняли» к его стихам дополнительные строки, например, такие:

Я верю, здесь расцветут цветы,

сады наполнятся светом,

ведь об этом мечтаем я и ты,

значит, думает Сталин об этом.

Важно то, что спортивную тему Евтушенко развил уже в зрелые годы, посвятив блестящий поэтический текст «Вратарь выходит из ворот» легендарному Льву Яшину:

Стиль Яшина

мятеж таланта,

когда под изумленный гул

гранитной грацией гиганта

штрафную он перешагнул…

И здесь очень важна перекличка с Владимиром Высоцким, который в «Охоте на волков» пишет о хищнике, прорвавшемся сквозь визуальную преграду, созданную «егерями»:

…я из повиновения вышел,

За флажки: жажда жизни сильней,

Только сзади я с радостью слышал

Изумленные крики людей.

Сравните с аналогичными мотивами Евтушенко: «временщики хотели сделать штрафной площадкой всю страну», но «не вывелось в России племя пересекателей штрафных». И если Яшин преодолевал запрет «вратарь, не суйся за штрафную!», то Евтушенко разрушил иное табу — «Поэт, в политику не лезь!».

Первый совершил, по версии Евгения Александровича, революцию в спорте, сам Евтушенко и его единомышленники — революцию в поэзии.

И хотя за свободомыслие поэту приходилось расплачиваться, но он настойчиво испытывал судьбу и расширял границы дозволенного. И если его исключили из Литинститута за такие вольности, как поддержка оппозиционной книги «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева, впоследствии напечатанной в «Новом мире», то затем Евтушенко дерзнул усомниться в верности «генеральной линии» и поэтически протестовать против ввода войск государств Варшавского договора в Чехословакию. И эта «выходка» не привела к критическим для литератора последствиям.

 

Из наследников Сталина Сталина вынести

О политике на языке поэзии Евтушенко говорил много, но даже если занимался пропагандой — то делал это сверхталантливо. И «заказухой» язык не поворачивается назвать даже ура-патриотические произведения шестидесятых годов:

Если мы коммунизм построить хотим,

трепачи на трибунах не требуются.

Коммунизм для меня — самый высший интим,

а о самом интимном не треплются.

«И если б коммунистом не был я,/То в эту ночь я стал бы коммунистом», — заявлял тогда же поэт, описывая встречу в Хельсинки с местными антисоветски настроенными юношами и девушками, протестующими против проведения в столице Финляндии Всемирного фестиваля молодежи и студентов.

При этом он сам пытался разграничить «прямой социальный заказ» и свою «интимную лирику», но не мог этого сделать. Однако и в коммунизм Евтушенко верил (а в искренности этой веры не приходится сомневаться) не слепо. И когда о сталинских репрессиях можно было вести речь с трибун, он написал программный текст «Наследники Сталина». Да, это был позволенный акт — иначе бы стихотворение не опубликовала «Правда». И это был благосклонный ответ на просьбу к правительству:

…удвоить, утроить у этой стены караул,

Чтоб Сталин не встал, и со Сталиным — прошлое.

Но порыв Евтушенко не стоит недооценивать — он понимал, что хрущевская относительная «вольница» может смениться новыми репрессиями, ибо:

Иные наследники розы в отставке стригут,

Но втайне считают, что временна эта отставка.

Иные и Сталина даже ругают с трибун,

А сами ночами тоскуют о времени старом.

И кто будет спорить, что сталинизм в нашей стране мог возродиться? Не при Хрущеве, давшем народу и творческой интеллигенции немного «погулять» и неожиданно начавшем закручивать идеологические гайки, а в 1991 году, когда умирающий СССР решили «лечить» методами ГКЧП, или в 1993-м, когда на площадях призывали «бить демократическую сволочь». И все это видел — и переживал Евтушенко, ставший одним из рупоров эпохи, когда были «пусты лагеря, а залы, где слушают люди стихи, переполнены».

 

Не потерять свои корни, прощаясь с флагом

В одной статье невозможно рассказать о наследии Евтушенко более или менее подробно, нужен даже не десяток статей, а книга или, как минимум, диссертация. Одну из таких немногочисленных работ в России защитила Ольга Кравцова, филолог и поэт из Ставрополя. Кравцова обратила наше внимание на стихотворение Евтушенко «Прощание с флагом», заслуживающее самого внимательного прочтения. 22 июля 1992 года в Иркутске Евгений Александрович выступил как философ или как минимум главный поэт страны, подводящий итоги уходящего столетия:

 

Прощай, наш красный флаг.

Ты умываешь в сны,

Оставшись полосой,

В российском триколоре.

Евтушенко раскрыл двойственность нашего отношения к истории СССР — красный флаг как «дружок в окопе» и надежда для народов Европы на освобождение от нацизма, и одновременно — «красная ширма», за которой прятали ГУЛАГ и «бедолаг в тюремной драной робе».

Но этот «кровавый» стяг «мы с кровью отдираем», делая первый шаг к свободе — констатировал Евтушенко. Он предостерегал, что вцепившееся в идеи реанимации Союза «жулье» и «голодный люд» 90-х могут начать гражданскую бойню. Но не переставал надеяться, что и от крови флаг однажды удастся отмыть (скажем, обособив в отдельный символ, как сегодня, Красное Знамя Победы). И сокрушенно оплакивал вместе с миллионами соотечественников превратившееся опять-таки в полуголодные 90-е в сувенир для иностранцев гордое знамя:

Лежит наш красный флаг

в Измайлове врастяг.

За доллары его

толкают наудачу.

Я Зимнего не брал.

Не штурмовал рейхстаг.

Я — не из «коммуняк».

Но глажу флаг и плачу...

Заметим, что «коммуняка» — это украинская версия слова «коммунист», а фамилия Евтушенко (пусть и принадлежащая его матери) — украинская. Помнится, в стихотворении «Станция Зима» поэт подробно раскрыл судьбу дальних родственников по линии матери:

Сюда

сквозь грязь и дождь

из дальней дали

в края запаутиненных стволов

с детишками и женами их гнали,

Житомирской губернии хохлов.

Полностью растворившись в русской культуре, Евтушенко не оторвался от корней, а в нем смешались русская, украинская, белорусская, польская, латышская и даже немецкая кровь. Такое отношение к «национальному вопросу» и называлось раньше «интернационализмом».

«О, русский мой народ!/—Я знаю — ты/По сущности интернационален», — не сомневался Евтушенко в стихотворении «Бабий Яр». Примеряя на себя маску сына еврейского народа (а его недруги называли «замаскировавшимся евреем»), он протестовал против антисемитизма. Примеряя маску мусорщика из Эквадора, выступающего за социальную справедливость и разрушение колониальной системы, он ощущал единство с мулатом, кричащим: 

«Эй, поэта русо!

Подключайся! Бастуй! Ты свой!»

«Так кто же я?» — задавался вопросом Евтушенко и давал на него такой ответ: «Я русский поэт, а не русскоязычный. Я русский человек по самосознанию. Самосознание и есть национальность». Но, переплавив в себе юношескую мечту в духе Маяковского о «всемирном пролетарстве», он все же замечал: «Я люблю и другую — Самую Большую Страну — человечество. Я люблю Гранд-каньон не меньше, чем Байкал. Я люблю «Девочку на шаре» Пикассо не меньше, чем «Тройку» Перова»…

И это — великие слова великого человека.

ИВАН ВОЛОСЮК
Источник

120


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95