Печально прославившийся сам и едва не «ославивший» всю российскую адвокатуру Эльман Пашаев надеется скоро выйти на свободу. Об этом он, по некоторым данным, рассказывает сокамерникам и сотрудникам СИЗО. Но, как говорится, мечтать не вредно.
Меж тем то, что его арестовали аккурат накануне празднования 160 лет судебной реформы и появления института адвокатуры, — добрый знак. Ведь он пытался восстановить свой адвокатский статус, а его «покровители» угрожали адвокатскому сообществу проблемами в случае отказа. Главный адвокат царской России Федор Плевако наверняка бы нашел емкое определение всей этой «вакханалии» и порадовался «руке свыше», которая Пашаева остановила.
Плевако стал символом ХХ научно-практической конференции, которая прошла в Российском государственном историческом архиве в честь юбилея адвокатуры. Его цитата («За прокурором стоит закон, а за адвокатом — человек со своей судьбой, со своими чаяниями») стала названием уникальной экспозиции, в которую вошли судебные документы двух веков.
Как менялась российская адвокатура с момента ее основания и до дней сегодняшних, за что сегодня привлекают защитников и с какими этическими вызовами они сталкиваются — в материале обозревателя «МК».
Заседание Совета Федеральной палаты адвокатов, которое предваряло конференцию в Санкт-Петербурге, началось с обсуждения Эльмана Пашаева. И надо, наверное, поблагодарить провидение за такого персонажа, ведь это позволило адвокатам определиться — какой они видят свою профессию, себя и своих коллег.
Резник рассказал про четыре знаковых дела (по его словам, они возмущают адвокатское сообщество, а обвинительный приговор по ним мог бы создать прецедент, формирующий негативную судебную практику).
Первое — дело адвоката Александра Лебедева, обвинявшегося по ч. 3 ст. 303 УК — «Фальсификация доказательств», которое потом переквалифицировали в ч. 1 ст. 294 УК РФ «Воспрепятствование правосудию и производству предварительного расследования». Вся «вина» его заключалась в том, что он предъявил суду справку клиентки о пребывании в медицинском учреждении. Следствие настаивало, что женщина там не находилась. Адвокат это оспаривал, но он в любом случае исходит из презумпции доверия своей подзащитной. Не вдаваясь в детали, заметим, что суд полностью оправдал адвоката.
Второе — дело адвоката Ирины Савельевой. Ульяновскому адвокату в 2020 году предъявили обвинение в разглашении тайны следствия (ст. 310 УК РФ), которое выразилось в том, что она привлекла эксперта. Эти действия, по мнению следствия, привели «к распространению конфиденциальной информации, относящейся к охраняемой законом тайне и затрагивающей в том числе интересы двух допрошенных свидетелей». Суд Ирину оправдал, но потом это решение было оспорено. В итоге дело было прекращено за истечением срока давности.
Третье — дело Дианы Цыпиновой. Девушка обвинялась в том, что в 2020 году применила насилие по отношению к сотруднику полиции (ч. 1 ст. 318 УК РФ). В действительности тот выталкивал ее из отдела полиции, куда она пришла защищать клиента, при этом позволял себе некрасивые вольности (прижимался к ней разными частями тела). Урванский районный суд в Кабардино-Балкарии признал Диану Цыпинову невиновной. Но! Оправдательный приговор Диане отменила кассационная инстанция.
— Я считаю, что это дело — вызов для сознания профессиональной чести и достоинства кавказских людей, — заявил Резник. И выразил надежду, что Верховный суд КБР поставит точку в этой истории.
Четвертое — дело Владимира Бузюргина, которому вменялось разглашение тайны следствия. Фокус в том, что он сделал это на стадии, когда человеку уже вынесли приговор (его подзащитный был оправдан судом присяжных). Этим дело уникально.
— Разглашение данных предварительного следствия за пределами стадии предварительного расследования — это, простите, вообще лихо! — возмущается Резник. — У них — сила (имел в виду правоохранителей). Но в нашей стране сила — закон. По этой причине только оправдательный приговор адвокату нас может удовлетворить. Нельзя допустить создание такого прецедента.
Резник сообщил, что готовится проект методических рекомендаций по вопросу вызова адвоката на допрос.
На «закуску» Генри Маркович рассказал про дело, где, по его мнению, адвокатское сообщество должно вмешаться. Адвокат вела дело о сносе здания, где находится ветлечебница. Она оказалась рядом с этим зданием и увидела, как оттуда вышла судья, которая рассматривает дело. Оказывается, она там лечит свою собачку. Адвокат ее сфотографировала и озвучила это на процессе. Судья взяла самоотвод. Но против адвоката было возбуждено уголовное дело о вмешательстве в частную жизнь! Это еще не все. Адвокат не пришла на заседание, потому что у нее был ковид (справку об этом она предоставила). Ей избрали меру пресечения в виде содержания под стражей. Неплохо, да?!
Резник делает вывод: «Сервильная перепуганная адвокатура никому не нужна. Она государству не нужна. И людям не нужна».
Случаев недопусков адвокатов к клиентам, нападений на защитников стало за последние годы больше. Именно поэтому недавно был разработан законопроект о привлечении к уголовной ответственности за воспрепятствование адвокатской деятельности (по типу того, что существует за воспрепятствование журналистской деятельности). Но госорганы прислали отрицательный отзыв на него...
Из архивов достали анкету гения Федора Плевако, который поднял уровень адвокатуры на недосягаемую высоту, а его речи стали моральными ориентирами (чего стоит знаменитое: «Не с ненавистью судите — с любовью судите, если хотите правды»).
Забавными могут показаться современному человеку карточки-характеристики на кандидатов в адвокаты и уже членов Совета адвокатов, которые составил юрист Борис Никольский в 1910 году. Про одного, к примеру, он написал: «Забитый жизнью, совершенно негодный быть членом Совета». Другому дал такую характеристику: «Крайне нервный, сам с собой разговаривающий, не нормальный человек. Но, несмотря на это, очень талантливый оратор по уголовным делам и способный разобраться в путаных гражданских соотношениях». Национальная тема, вероятно, была актуальна в адвокатском сообществе, как и политические взгляды юристов. Так, про одного из поверенных он написал: «По происхождению не еврей, но жидовствующий. Умный, честный, благородный, добросердечный, великолепный товарищ». Еще одному он написал: «Поверенный со старой славой. Рисующийся, но в душе русский».
Адвокаты редко когда просили ужесточения законов, но по крайней мере один прецедент был. Присяжный поверенный Бровкин просил министра юстиции Временного правительства Керенского ввести уголовную ответственность за… безнравственность. В основу он положил глубоко личную историю: его престарелый отец бросил родных детей и сошелся с молодой женщиной. «Мне стыдно смотреть в глаза честным людям, которые тычут в меня пальцем, хихикают в лицо, говорят: мол, юрист, а сделать ничего не может».
Некоторые юристы на конференции призывали не злить тех, кто решает судьбу их клиентов. «Есть хорошее выражение, что приговоры выносятся не нам, а нашим подзащитным. Поэтому нужно хорошо подумать, прежде чем рубить шашкой и говорить: ну я же сделал все, я ругался, как мог, с прокурорами и даже с судьями, чтобы оправдать или помочь своему подзащитному. А в итоге ему дали максимум. Здесь, конечно, нужны тонкие настройки, тонкий подход».
Особенно сложны и с профессиональной, и с моральной точки зрения ситуации, когда подзащитный говорит адвокату, что он достиг каких-то договоренностей со следователем или прокурором. Тяжелейшая ситуация для профессиональных юристов, и тут каждый из них решает сам, как быть. Генри Резник вспомнил «узбекское» дело, когда секретарь обкома обвинялся в получении взяток.
— Поддерживает обвинение первый заместитель Генерального прокурора в первой инстанции в Верховном суде. Обвиняемый отказался от признания получения одной из взяток. Защищал его очень известный адвокат, фронтовик. Он мне звонит: «Хочу с вами посоветоваться. Прокурор мне сказал, что если обвиняемый вернется к прежним показаниям, то он не будет просить смертной казни. Могу я ему верить?» Я ответил: «Он фронтовик, вы фронтовик. За сволочь его никто не считал. Но решение вам принимать». И адвокат говорит своему подзащитному, мол, я считаю, что тебе нужно вернуться к прежним показаниям своим. Он возвращается. Прокурор не просит смертной казни. Назначили 13 лет. И вот я звоню этому адвокату, берет трубку жена и говорит, что у него инфаркт. Вот такая цена.
Один из выступающих поднял тему самооговоров, которые разделил на три типа. Первый — намеренный, когда человек хочет защитить другого, прикрывая его собой (в известном фильме «Вокзал для двоих» очень хорошо рассказана эта грустная история). Второй вариант — вынужденный, под давлением либо истинных виновников преступления (путем запугивания, шантажа), либо правоохранительных органов. Ну и наконец третий вариант — когда человек в силу своего профессионального незнания, незнания, так сказать, тонкостей юридических, считает, что он виноват, хотя состава преступления в его действиях нет.
«Мы должны не забывать о желаниях и об интересах наших доверителей. Но есть исключительные случаи, когда мы можем отойти от позиции наших подзащитных». И тут вспомнили про дело, когда защитник подал жалобу в Конституционный суд, а клиент был против. В итоге ее пришлось отзывать.
Четвертая проблема — небрежное отношение к адвокатской тайне. «Мы видим, как это происходит в запале страсти, когда между двумя коллегами обсуждаются в Интернете те или иные события, где есть адвокатская тайна. Это все ведет к подрыву доверия к адвокату и, к сожалению, в целом к адвокатуре».
К сожалению, бывают и случаи, когда адвокаты рассказывали о том, что им стало известно в ходе доверительных отношений с бывшим клиентом, становились некими помощниками государственного обвинения.
Пятая беда — непрофессионализм.
Не все адвокаты критически могут относиться к своей работе. И нередко получается так, что адвокат берет то дело, на которое он не особо имел бы право замахнуться в силу своей некомпетентности. Ясно, что знать всего невозможно. «Поэтому надо измерять свои возможности и ни в коем случае не браться за ведение таких дел, в которых ты не разбираешься», — резюмировали на конференции.
Шестое — необходимость расширения составов судов присяжных. Напомним, что суды с их участием вернули в рамках судебной реформы 1993 года по всем составам, где наказание превышает 10 лет. А что случилось дальше? Усечение подсудности судов присяжных.
Адвокаты считают, что необходимо хотя бы вернуть им некоторые общие уголовные дела по обвинениям во взятках, изнасиловании, разбое и т.д.
— Это необходимо сделать по той причине, что в профессиональных судах везде, даже в самых продвинутых государствах, изначальная установка судьи не в сторону оправдания, а в сторону обвинения, — говорит Резник. — Было дано поручение президента по этому поводу. Пандемия помешала его реализации.
Говорили адвокаты и о неравенстве в привлечении экспертов на суде. Это мог бы решить законопроект, который подготовлен Верховным судом, но так и не принят.
Федор Плевако произнес две важные фразы: «Смерть греху, но оставьте жизнь грешнику!» и «Законодатель знает, что есть случаи, когда мерить мерой закона — значит смеяться над законом и совершать публично акт беззакония». Если в одночасье не останется смелых и честных адвокатов, то кто на суде будет их повторять?
Ева Меркачёва
