В Переделкинском музее Окуджавы состоялся вечер Александра Городницкого. Мы знаем его как поэта, барда, одного из основоположников авторской песни. Между тем Александр Моисеевич – ученый-геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник Института океанологии им. П.П. Ширшова РАН, академик Российской академии естественных наук.
Часть жизни Александр Моисеевич провел в океанографических и других экспедициях в Атлантике, Охотском, Балтийском и Черном морях, в том числе – на барке «Крузенштерн». Он занимался геофизическими поисками медно-никелевых руд. Сколько выпало разных приключений и происшествий на долю ученого, знает только он сам. Приключения случались и на суше, и на море. Ведь Городницкому пришлось побывать на Памире, облазить почти все Заполярье, зимовать на дрейфующей льдине в Арктике, фотографироваться с пингвинами в Антарктиде, посетить десятки экзотических стран, спускаться на батискафе на дно Мирового океана. Недавно в издательстве ЭСМО вышел сборник его воспоминаний.
На вечере мэтр пел, говорил с публикой о жизни, шутил. Аккомпанировал коллега по выступлениям, художественный руководитель Центра авторской песни в Москве Александр Костромин. Александр Моисеевич заметил: «Он без меня выступать может, а я без него – нет».
Концерт было решено открыть песней «Снег» – одной из самых первых песен Городницкого, написанной в 1958 году в 25 лет.
Снег, снег, снег, снег,
Снег за окошком кружится.
Он не коснется твоих сомкнутых век.
Снег, снег, снег, снег...
Что тебе, милая, снится?
Над тишиной замерзающих рек
Снег, снег, снег.
– Сейчас я все чаще вспоминаю о возрасте, – сказал Александр Моисеевич. – Однажды читал лекцию на тему «Магнитное поле океана вчера и сегодня». Есть такая программа «Академия» на телеканале «Культура». Ведущий мне замечает: «Вы ведь у самых истоков стояли! Это в каком веке было?» А я ему: «Это было в середине прошлого века, не так давно». Читать лекцию было скучно, и я напугал людей в конце выступления своей моделью конца света за счет инверсии магнитного поля. Они сразу встрепенулись, оживились.
Вопрос из зала:
– Верите ли Вы в глобальное потепление?
– В моем понимании идея глобального потепления, которую раскручивают с подачи Альберта Гора и Нобелевского комитета, присудившего ему премию, – это политическая афера мирового масштаба. Ее авторы сколотили себе не один миллиард долларов.
Глобальное потепление, как и похолодание, – функции одного параметра. Они определяются расстоянием между Землей и Солнцем с учетом плотности солнечной инсоляции. Я не жду никакого потепления в ближайшее время.
Такой же страшилкой является «парниковый эффект». Сюда можно отнести и «озоновую дыру», и «борьбу с холодильниками». Заметьте, Киотское соглашение подписало множество стран, кроме Соединенных Штатов. Все это не имеет научного обоснования, а скорее относится к политическим и экономическим играм, рассчитанным на легковерных людей, на массовое обдуривание землян. Подобной позиции придерживаются многие ученые. Например, академик РАЕН О.Г. Сорохтин.
«Мальчишки, мальчишки, мальчишки пусть вечно завидуют мне...»
– Александр Моисеевич, как Вы стали писать стихи?
– Стихи начал писать в 14 лет. Первая публикация состоялась в 15. В поэзию пришел случайно. Одноклассник Володя Михайловский, с которым я сидел за одной партой, прекрасно рисовал. А я рисовал ужасно плохо. И вот он решил поступать в студию художественного творчества при городском Доме пионеров, который находился на Фонтанке, в бывшем Аничковом дворце. Ему было страшно туда идти, он взял меня за компанию. Но в тот день студия не работала. Мы шли длиннющим коридором и услышали за одной из дверей голоса. Войдя в комнату, увидели человек пятнадцать мальчишек и девчонок – наших ровесников, которые читали стихи. Мне захотелось стать участником студии. Но чтобы в нее попасть, требовалось написать два стихотворения или один рассказ.
Я пришел домой и написал два стихотворения: одно было про умирающего гладиатора, а второе, как ни странно, про геологов. Видимо, в этом есть что-то неслучайное. Меня пригласили в студию. На дворе стоял 1947 год.
– Каким образом Вы превращаете свои стихи в песни?
– У меня песня сразу пишется как песня, а не как стихи. Те стихи, которые стали песнями потом – исключение. Это не я придумал к ним мелодию.
– Вы окончили школу с золотой медалью. Соответственно, были большие возможности для поступления в институт. Почему выбрали геофизический факультет Ленинградского горного института имени Г. Плеханова?
– Повлияло увлечение приключенческой литературой, включая поэзию. Начитался Киплинга, и моя система ценностей опиралась на настоящие отношения, где нет места предательству. Я связывал судьбу с героическими мужскими занятиями, с экспедициями. Мечтал побывать на Крайнем Севере.
– Где проходили Ваши студенческие практики? Какие ископаемые Вы искали?
– Я учился на «закрытой» геофизике. Моя специальность – поиск урана. Самая первая практика проходила в Крыму, последующие – на Памире и в Тянь-Шане. Это была по тем временам засекреченная работа.
– Вы являетесь одним из первооткрывателей Игарского медно-рудного поля. А что еще Вам удалось обнаружить, работая в условиях Крайнего Севера?
– Окончив вуз, я, как все малоопытные геофизики, свято верил в учебники. Верил в дипольное электропрофилирование. Когда мы под Игаркой искали рудопроявление меди, я увидел коэффициент проводящего перекрестия и вытащил на это место буровую. Буровая по тем временам вещь была дорогая. Промахнись она в моих расчетах, меня бы оставили в тех же местах на зоне или выгнали из геологии. Но, как говорится, дуракам – счастье! Первая проходка скважины вскрыла медную жилу. Вот так нечаянно повезло, я попал в первооткрыватели.
– Были еще какие-нибудь открытия?
– Скорее не открытия, а изобретения. К примеру, я являюсь соавтором изобретения каротажа для исследования толщи океана. Могучий каротажный снаряд опускают в океан и с его помощью измеряют комплексную структуру водного царства: температуру, сопротивление, а самое главное, – потенциал и градиент электрического поля. Благодаря измерениям нам удалось обнаружить электрические поля, которые раньше никто не видел.
В поисках Атлантиды
– Поэты часто бывают предвестниками своей судьбы. Это «Атланты» стали причиной, почему Вы решили направить силы на поиски Атлантиды?
– Что-то в этом есть. Песня была написана в Атлантическом океане, в том месте, где спустя десять лет удалось обнаружить загадочные странные сооружения. Эти артефакты существуют! Но понадобятся годы для осмысления того, что же хранит на своих склонах подводная гора Ампер. Атлантида?! Именно так я и думаю.
«Ленинградские дети рисуют войну»
– Я родился в Ленинграде, но родители мои, а также остальные родственники и предки – из Белоруссии. Каждое лето мы с родителями ездили к родным под Могилев. Огромная была семья: бабушки, дедушки, братья двоюродные, сестры.
В 1941-м мы в Белоруссию не поехали, поскольку отец не получил вовремя прогрессивку. Не было денег на железнодорожные билеты. Мы остались дома. Это нас спасло. Всех могилевских родственников немцы сложили в несколько расстрельных ям, а убили в душегубке. Мы же с мамой с сентября по апрель 1942-го провели в блокадном Ленинграде.
В 75 лет я спохватился, что весь мир объездил, на Северном полюсе, в Антарктиде был, но не был в Могилеве и ничего не знаю о судьбе предков. Тогда я поехал в Могилев и по другим белорусским городам.
У меня есть песня и собственный документальный фильм с названием «Ленинградские дети рисуют войну». Дело в том, что в 2001 году мне довелось с российской стороны участвовать в открытии кладбища немецких солдат, погибших при блокаде Ленинграда. Это кладбище – самое большое в Восточной Европе, на 80 тысяч захоронений. Одновременно с открытием кладбища проходил конкурс детского рисунка. И одна наша десятилетняя девочка нарисовала картинку: две могилки рядом, одна – с красной звездой и пилоткой, другая – немецкая с пробитой каской, а вокруг – цветы растут, птицы поют. Рисунок меня потряс. Так родилась одноименная песня.
Мир вокруг изменился – куда ни взгляну,
За окошком гремит дискотека
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.
«И жить еще надежде»
– В моей книге воспоминаний «И жить еще надежде» есть глава, посвященная песням, написанным для разных театральных постановок. Ни одна песня ни в один спектакль или фильм не попала. Когда все же ряд песен в постановку взяли, дело было в Ленинграде, в Молодежном театре, то отменили спектакль, выгнали режиссера, а потом сам театр закрыли. Слава Богу, я уже жил в Москве.
– Не кажется ли Вам, что авторская песня сегодня выродилась? Поют под минус, поют под плюс, вместо стихов пошлые попсовые тексты.
– Большинство наших авторов, начиная с Булата Окуджавы, ушли из жизни преждевременно, в расцвете творческих сил. Не говоря уже о Высоцком, о Галиче. Давид Самойлов писал:
Вот и все, смежили очи гении,
И когда умолкли небеса,
Словно в опустевшем помещении,
Стали слышны наши голоса.
Тянем, тянем слово залежалое.
Говорим и вяло, и темно.
Как нас чествуют! И как нам жалуют! -
Нету их, и все разрешено.
Тем не менее, что-то еще существует. Существуют стихи, существует сама песня. Я надеюсь, в России авторская песня всегда будет существовать. Это явление имеет глубинные народные корни.
– Когда Вас чаще посещало вдохновение: в 20 лет или в 60? Что важнее – опыт или пылкость?
– Не знаю. Не подсчитывал. Отвечу, как одна моя знакомая, наша соотечественница, живущая ныне в Солт-Лейк-Сити. Когда она сдавала экзамен на звание профессора, ее спросили: «Скажите, выходя замуж, вы были девушкой или нет?». Ей удалось всех посрамить ответом: «Разве я помню?!» Вот и я не помню, но думаю, что от возраста вдохновение не очень зависит.
Пушкин по-украински
– Как вы относитесь к развалу Советского Союза?
– Отрицательно. От организатора проходящего в Крыму фестиваля авторской песни «Балаклавские каникулы Андрея Соболева я узнал, сколь жестокие притеснения терпят русские в Крыму. Закрываются передачи на русском радио и телевидении. В школах детей заставляют учить Пушкина в украинском переводе. Я человек старой имперской выделки. Мне подобное положение событий кажется неправильным, и я написал на эту тему песню «Севастополь».
Пахнет дымом от павших знамен,
Мало проку от битвы жестокой.
Сдан последний вчера бастион,
И вступают враги в Севастополь
Итоговый концерт в рамках фестиваля проходил возле монумента Последним защитникам Севастополя на мысе Хрустальный. Я сказал председателю оргкомитета Андрею Соболеву, что написал новую песню, но опасаюсь, что у него будут из-за нее неприятности. Он ответил: «Пойте, что хотите». Сережа Никитин взял гитару. Когда я спел припев первого куплета «Севастополь останется русским», по толпе будто электричество прошло. Я даже немного испугался. А в конце исполнения люди стали слушать стоя. Так же было и в Новосибирске, и в Омске. Хотя песня имела сложные последствия. Некоторые стали обвинять меня в империализме. Одна дама написала, что сожгла мои книги, выбросила диски.
«Крокодилы, пальмы, баобабы»
– Как родилась знаменитая песня про жену французского посла?
– В 70-м году, находясь в экспедиции с Сенегале, я увидел в подзорную трубу жену французского посла, стоящую на трибуне. В 71-м мне закрыли визу «за интимную связь с женой буржуазного посла на африканской территории». А несколько лет назад в Театре Иосифа Райхельгауза в почетной обстановке мною получен большой там-там. На сцену поднялся черный человек во фраке и на хорошем русском языке сказал: «По поручению его превосходительства чрезвычайного полномочного посла республики Сенегал в России господина такого-то имею честь вручить господину Городницкому этот там-там в знак уважения за то, что в России впервые за всю ее историю написали песню о республике Сенегал.
– Александр Моисеевич, Вы – автор многих замечательных песен о любви. Что бы Вы назвали секретом крепких семейных отношений?
– За более чем тридцатилетнее пребывание в экспедициях, на долгие месяцы отрывающих людей от дома, мне часто приходилось становиться свидетелем сердечных драм из-за долгого отсутствия мужчин в семьях. По моему мнению, единственный надежный рецепт против измен – «с любимыми не расставайтесь».
Публика с трудом отпустила со сцены Александра Городницкого. Ведь слушать этого талантливого человека можно бесконечно. Завершить разговор мне хотелось бы еще одной выдержкой из знаменитой песни мэтра «Снег»:
Долго ли сердце твое сберегу?
Ветер поет на пути.
Через туманы, мороз и пургу
Мне до тебя не дойти.
Вспомни же, если взгрустнется,
Наших стоянок огни.
Вплавь и пешком – как придется, –
Песня к тебе доберется
Даже в нелетные дни.
Светлана РАХМАНОВА
