Колобок. Кого из этих сказочных персонажей напоминаете себе вы?» – спрашиваю я Андрея Малахова… Чуть было не написал по инерции: «известного телеведущего
«Первого канала», да рассмеялся: а надо ли представлять человека, которого – без преувеличения
– знают десятки миллионов? Вот если, например, в аэропорту вдруг прошелестит по толпе «андреймалаховсмотрималахов», разве вы, обернувшись («данепяльсятытак»), ожидаете увидеть не его – небритого, немного застенчивого брюнета в очках? Не этого быстроречивого элегантного парня из телевизора?
– Если выбирать из этих трех, то Колобка.
– Он плохо кончил.
– Финал этой истории меня не пугает: рано или поздно все равно все путь свой завершат в животе у матушки сырой земли. Важно, как ты жил.
– Вас привлекает, что он от всех уходил?
– Что он упорно «шел» своей дорогой.
– У вас, Андрей, путь вообще классический для телеведущего: вы начинали с погоды…
– С закадрового чтения погоды.
– И потом такой стремительный взлет наверх, то бишь к мало с чем сравнимой известности. Помните ли момент, когда почувствовали, что стали популярным?
– Первый раз я почувствовал это на «Кинотавре». Не помню, в каком году, но тогда Марк Рудинштейн руководил им. А я ещевел программу «Доброе утро». В деревне Рудинштейн с помощницей (она потом вышла замуж за француза) организовали стол для артистов: Янковский там, все знаменитости… И привезли туда меня. Начался какойто ажиотаж: все женщины – ах, это Андрей Малахов! Мужчины вино в рог наливают – давайте выпьем за Андрея! Меня это даже шокировало как-то. За столами сидят народные артисты, а тут все вокруг меня. Из этой деревни меня увозят на «Мерседесе» с какими-то неимоверными подарками… Мы недавно ездили с Натальей Рудовой в Ставрополь на одно мероприятие – она в первый раз после сериала «Татьянин день» выехала в провинцию. И я, как в зеркале времени, увидел: она впервые поняла, что такое всенародная популярность.
– Сейчас уже ушло то ощущение?
– Любые эмоции в жизни хороши только в первый раз. Все остальное либо поиск этих эмоций, либо суррогат, имитация. До сих пор помню, как мне в детстве хотелось цветной телевизор, как мы его ждали, и тот вечер, когда у нас в семье он появился – это был
«Горизонт», как мы его несли, как включили, как потом ужинали. Помню даже, что в те дни шел фильм «Три орешка для Золушки» и что мне хотелось посмотреть последнюю серию этой картины именно в цветном варианте. И все-таки мы купили его после
– не успел. Теперь у меня есть возможность иметь дома плазменный телевизор самой последней модели, но таких эмоций уже не возникает. Эмоций счастья! Хотя это, конечно, не закон. Тот же Геннадий Петрович Малахов, мой однофамилец, рассказывал мне, что его мечта – скопить все гонорары от эфиров и купить себе в каждую комнату плазму. Поэтому я не могу свою точку зрения подвести под какую-то общую теорию. Но у меня так во всем. Первое ощущение, оно, наверное, самое-самое…
– С женщинами тоже так?
– Здесь очень важно ощущение встречи. Чтобы отношения были незабываемыми, что-то должно быть в этих отношениях такое, что произошло в первый раз.
– Когда женитесь – будет в первый раз!
– Точно, женат я еще ни разу не был.
– Если я не вторгаюсь в запретные сферы… Эта история с Мариной, которую вы описали в своей книге «Мои любимые блондинки», она так и кончилась неизвестностью: девушка действительно пропала неизвестно как и навсегда?
– На самом деле она никуда не пропадала, это я придумал.
– Я купился!
– Она пропала из моей жизни.
– А так жива-здорова?
– Да. Мы не виделись два года. Совсем недавно, кстати, встретились на одной презентации – в магазине «Луи Виттон». Она пришла с дочкой.
– Взрослой уже?
– Да, девочка так подросла.
– Модель!
– Не ваша дочь?
– Нет!
Андрей, раз уж мы заговорили на эту тему: вот эти ваши многочисленные романы... Как к ним ваша мама относится? Или вы ей говорите, что все, мол, выдумывает желтая пресса?
– В маленьких городках – а мама до сих пор живет в Апатитах – нет такого, что люди ежедневно покупают желтые газеты. Во всяком случае, мама точно не относится к той категории, кто каждый день ходит по киоскам в поисках бульварщины.
– Не прочитает сама – перескажут.
– У нас, с одной стороны, достаточно тесные отношения, с другой – не такие, чтобы обсуждать: ой, я вот там читала это, а там слышала то. Она понимает, что если я считаю нужным, то сам расскажу, а если не считаю, то и рассказывать не стану.
– Мама вами наверняка гордится.
– Как все родители.
– А вы – ею. Судя по тому, как однажды похвастались, что детский сад, который она возглавляет, попал в рейтинг лучших садиков России.
– У мамы очень низкая самооценка, которая в какой-то степени передалась мне. Я же не покривлю душой, если скажу, что если бы мама была министром образования, думаю, того состояния, в котором оно сейчас пребывает, не было бы. Обидно, что люди, которые чаще всего болеют душой за дело, труженики, суперпрофессионалы, они бывают выключены из больших процессов. Мама – такой трудоголик! Это качество, к несчастью, передалось и мне. А нужно проще относиться ко всему происходящему.
– У меня такое ощущение, что не оченьто у вас получится – относиться проще к тому, чем занимаетесь.
– Да нет. Если поставить перед собой такую цель, поработать с психологом...
– О, я знаю, что может сделать вас счастливее!
– То есть?
– Когда мы с вами в первый раз разговаривали, вы заметили, что если у человека появилась возможность завтракать один раз в неделю в пятизвездочном отеле…
– ...вот как в этом, например…
– ...возможность вкусно есть здесь не раз в неделю, а каждый день не сделает его счастливее. А в одном из самых первых своих интервью вы грустили, что из-за дороговизны можете звонить родителям лишь раз в неделю. Теперь-то вы уж наверняка можете звонить маме каждый день.
– Верно, это делает меня счастливее. Как и вообще возможность в любую секунду позвонить куда угодно.
– ...вина? Красного?
– Нет.
– Слышал, вы совсем его не пьете.
– Если бутылка вина стоит 500–600 долларов, не могу отказать себе в удовольствии попробовать, за что люди платят такие деньги. (Кстати, попробовав шампанского за две тысячи, могу сказать: ничего особенного, так что не нужно париться по этому поводу.) Но фужер – не больше. Моя работа подразумевает, что я всегда должен быть в форме. К тому же я всегда на виду…
– Так вот, возвращаясь к нашим баранам: теперь вы также можете позволить себе полететь в Нью-Йорк, Лондон, Париж просто по «захотелось» – деньги есть. А времени-то нет! Съемки, съемки, корпоративы. Нет в мире совершенства?
Жизнь – это всегда компромисс, во всем. У меня вообще-то время есть, просто его нет, чтобы поехать куда-то надолго. Чтото очень сильное должно сподвигнуть меня на то, чтобы на 2–3 дня я отправился в НьюЙорк. Могу сказать честно, лететь 10 часов в эконом-классе не хочется, а в бизнес-классе билет будет стоить 8 тысяч долларов, плюс проживание там – 2, плюс еще что-токупишь – полторы, итого 11 тысяч 500 долларов! Два дня непонятно каких удовольствий за 11.500 – вопрос, даже несмотря на то, что у меня есть такие деньги… Так, может, за эти 11.500 я сделаю, например, ремонт у себя в подъезде и не буду ходить по соседям, упрашивая их сдать энную сумму на ремонт? Хотя это плохо: если люди не заплатили, они будут хуже относиться и не будут ценить того, что сделано. Но получать удовольствие каждый день от того, что я буду заходить в чистый подъезд – это, наверное, лучше, чем два дня, проведенных в Нью-Йорке… Ты всегда калькулируешь, всегда считаешь, всегда в какой-то внутренней бухгалтерии с самим собой. И не только денег это касается. Иногда так бывает, что идешь куда-то, а сам думаешь: зачем я туда пошел, лучше бы дома полежал, почитал книжку, это было бы полезнее.
– А можете представить ситуацию, когда вы действительно ходите по подъезду и собираете деньги?
– Зачем представлять – я делал это.
– Интересно, можно отказать Малахову?
– Я для них просто сосед, который пришел требовать у них деньги на то, что они не считают важным. Что чистый подъезд – это капитализация, увеличение стоимости их жилья, которое они всегда могут продать дороже, они, может, и понимают, но считают, что кто-то другой должен навести порядок. За них и без них. Это вечная проблема.
– Ладно капитализация, но это же для себя, самому же приятно в чистоте-красоте. Я всегда удивляюсь, как можно гадить в подъезде, лифте – это же твой дом.
– Когда ты заходишь к людям побеседовать по поводу этого и видишь, как они живут, видишь их квартиру, все вопросы отпадают. К ним самим нужно приглашать уборщиц… Вот вы едете по Москве, посмотрите на наши балконы! Я всегда смотрю на эти балконы, заваленные хламом, рухлядью, и думаю: почему люди так живут? Почему нельзя купить пару горшков с цветами, поставить на балконе и сделать его местом эстетического удовольствия? Так нет же – какие-то доски, старые банки, газеты. Им же это давно не нужно, но они никак не могут выбросить.
– Вас это раздражает?
– Ужасно.
– Вы всегда искренни?
– Очень многие люди прячут свои эмоции, говорят, что не надо их показывать. Но жизнь слишком коротка, чтобы скрывать эмоции, что-то играть, придумывать… И потом, я так много играю в профессии, что в других отношениях предпочитаю говорить то, что я думаю, и сразу.
– В том числе и в личных отношениях?
– Конечно. Люди очень часто принимают это за слабость. Им кажется, что если я так искренен, то мной можно манипулировать.
– Они ошибаются?
– В какую-то минуту они могут это сделать, но потом я понимаю, что происходит… Все это меня, безусловно, огорчает.
– Часто приходится быть осторожным?
– Наверное, всегда. В этом и есть одна из проблем публичности. Ты не доверяешь людям сразу на 100 процентов, тебе требуется огромное количество времени, чтобы понять, откуда и зачем к тебе интерес. Чем более узнаваем человек, тем более он одинок. Каждый же отмечает для себя какую-то планку: где и с кем они могут встречаться, с кем дружить. Чем более узнаваемыми и знаменитыми люди становятся, тем более хотят общаться исключительно с себе подобными. А те – такие же. Или с еще большими тараканами в голове. Зачем им тратить время на общение с менее успешными? Им, наоборот, нужно стремиться выше… У меня была игра компьютерная – я очень любил с ее помощью вечерами снимать стресс, хотя никогда не понимал людей, которые играют в казино. В этой игре ты – рыба, тебе нужно как можно больше съесть других рыбок, плавающих вокруг, и не быть съеденным акулами – за это получаешь очки, растешь, переходишь на новый уровень, то есть спускаешься все глубже. Чем глубже опускаешься, тем ты, рыбка, становишься больше, акул – меньше, но они как-то гораздо быстрее передвигаются. Потом уж совсем глубина, где плаваешь-плаваешь – никого, как вдруг… И нет рыбки! Очень философская игра. Особенно мне нравилось, что главную рыбу, которая всех съедала, звали Энди.
Беседу вёл Мечислав Дмуховский
