Алые знамёна распустились на балконе хрущёвки. В мятый лист стенки упирается сдувшееся колесо велосипеда. Женщина с огромной обнажённой грудью стоит, и взгляд её устремлён в ночное небо.
Нравственный закон внутри нас оказался заслонён эректильным рефлексом. Когда алое знамя, висевшее на поручне балкона, окутало грудь, оцепенение оставило нас, и тогда-то я вспомнил, что привело меня сюда в столь поздний час.
Мы собирались с Максимом поставить под окнами ватман и навести на него проектор, чтобы посмотреть фильм "Тегеран-43". Это было отчаянным поступком, к которому меня склонила крайняя степень моего одиночества, не отпускавшая меня, с того момента как я вышел из госпиталя после пулевого ранения в ляжку.
Словил я бандитскую пулю от одного махалая, посчитавшего меня шпионом.
Он мне так и крикнул:
- Шпиён!
После чего выстрелил мне между ног, чтобы оскопить, ведь сила юноши происходит от половых гормонов. К счастью, пуля угодила мне в ляжку. Возможно, причиной его промаха было то, что вместо моей промежности он почему-то выстрелил в мусорный бак, и уже от него пуля рикошетом влетела мне чуть выше ахиллова сухожилия.
Ко всему прочему, этот махалай был слепым. За что я его не осуждаю. В конце концов, когда стреляешь вслепую, себе угрожаешь столько же, сколько и другому. Чистый фатализм. Но, спустя три недели больничного лечения очутившись в родном дворе под балконом тёти Жанны, я всё ещё не понимал, что заставило его увидеть во мне шпионский элемент.
Так или иначе, эта шальная пуля круто поменяла мою жизнь. Помимо того что я моментально превратился в мужчину и теперь имел законный повод снимать бельё перед девушками, я вдруг вовлёкся в доселе бывшую мне недоступной и неблизкой тематику шпионажа.
На стыке всех этих пертурбаций я как-то ввечеру и повстречал Максима, когда шёл выбрасывать на помойку пластмассовых солдатиков, поскольку, как уже сказал, я стал мужчиной.
Максим являл собой пример сексуального символа эпохи постмодерн, абсолютно лишённого мозгов, но способного сдёрнуть штанишки с любой девчушки одним тембром своего голоса.
Мне показалось, что мы идеально подходим друг другу на данном этапе жизни, и если уж кому и суждёно произвести скандал в палисаднике тёти Жанны, - так это нам...
Стибрив ватман из кабинета трудовика, мы принесли его к стене хрущёвки и развернули во всё протяжение окна на первом этаже. За этим окном, как мы думали, никто не жил, потому что в июне там стояла новогодняя ёлка, и так продолжалось уже года три.
Проектор мы взяли в видеопрокате. Там работал на полставки наш трудовик, и мы решили, что раз ватман мы уже у него стырили, то и проектор на другой его работе тоже стырим, и это в сумме будет всего одно преступление, к тому же совершённое в состоянии аффекта и против стихийной силы. То есть мы были во всех отношениях храбрецы и революционеры, рыцари без страха и упрёка.
Выбор фильма "Тегеран-43" был связан с тем, что это был единственный шпионский фильм, на обложке которого у красивой женщины не спадала бретелька с плеча.
Потому что там вообще не было никакой женщины...
Когда тётя Жанна, накрыв грудь полотенцем, покинула свои эмпиреи и оставила нас ещё более взрослыми, чем встретила в коротких шортиках первого сентября на линейке, когда привела свою дочь, - мы принялись осуществлять свой план.
В тот момент, когда по экрану пошли начальные титры, в его середине вдруг прорезалась небольшая дырка, которая вслед за этим стала расти вширь, после чего в ней появилась рука с поднятым вверх средним пальцем.
Вслед за этим дырка стала ещё шире, и в неё пролезла крайне неухоженная женщина в халате на голое тело с бутылкой шампанского в руках. Она не могла разогнуть средний палец и приближалась к нам. Я не выдержал и закричал. Никто не готовил меня к такой ситуации. Я не был готов к прямой стычке с женщиной, даже несмотря на то что какое-то время назад покрестился в шпионы. Не был готов и Максим, который по дурости своей, не успокоив себя после встречи с образом тёти Жанны, решил, что пришло время безумного траха.
Оба мы встали в оцепенении, являя собой иллюстрацию стрессовой реакции "бей или беги".
Но всё-таки мой крик оказался не лишён практической пользы, потому что на балкон снова вышла тётя Жанна - теперь уже в домашней футболке нежно-молочного цвета. Приглядевшись к женщине с бутылкой, она широко улыбнулась и сказала:
- Анюта! Как я рада тебя видеть! Давно хотела тебя поблагодарить!
- Гадюка! Сатана! Чума! Напасть!
- Да, да, да. Я затянула.
- Курва.
- Поднимайся, я всё отдам.
- Профурсетка. Совратительница малолетних.
- Дело в том... Я думала, что ты умерла. А у меня было роковое влечение...
- Сучка драная!
- Ты не зли меня, Анюта. Не зли.
- А то что, курица щипаная?
- А то вот.
Сказав это, тётя Жанна сбросила вниз стоявший у стенки велосипед. Он с грохотом упал на видеопроектор, после чего погас свет.
- Мой байсикл! Мой хороший. Байкальчик мой. Байкалёныш!
Ощетинившись, женщина отбросила в сторону бутылку и схватила велосипед. Затем она села в седло и поехала.
А мы с Максимом смотрели ей вслед. Впереди нас ждала встреча с трудовиком.
Но перед этим мы, как бы в знак последней экстатической любви к жизни, планировали зайти в гости к тёте Жанне.
Мне хотелось хоть кому-нибудь показать пулевое ранение.
Глеб Буланников
