Мы живём без инструкции по применению: влюбляемся и не знаем, как вести себя с предметом страсти; расстаёмся и не понимаем, как залатать разбитое сердце; когда дело доходит до воспитания детей, мы словно оказываемся на скоростной трассе с неожиданными и хитрыми препятствиями; хороним родных и не умеем переживать утрату; а когда беда случается с друзьями, не можем подобрать слова утешения.
Однажды биолог Валентин Пажетнов, один из главных в стране специалистов по медведям (он лет сорок живёт в глухих тверских лесах и выхаживает медвежат-сирот), сказал в интервью:
— Меня не перестаёт удивлять, что медведи, рано лишившиеся матери и никогда не наблюдавшие за ней в лесу, могут без всякого стороннего обучения построить берлогу по всем медвежьим правилам. Технологически это непросто. Берлога не нора.
— Выходит, знание жизни, понимание, что и зачем делать, у медведей в генах записано? — спросила я.
— Скорее всего. У них врождённая мудрость не только в отношении берлог проявляется. Чего не скажешь о нас, людях.
Я часто вспоминаю этот диалог, когда сталкиваюсь с какими-то проблемами, и думаю: каково было бы жить по-медвежьи — всегда знать, как поступать? Отчего у людей не так?
Мы живём без инструкции по применению: влюбляемся и не знаем, как вести себя с предметом страсти; расстаёмся и не понимаем, как залатать разбитое сердце; когда дело доходит до воспитания детей, мы словно оказываемся на скоростной трассе с неожиданными и хитрыми препятствиями; хороним родных и не умеем переживать утрату; а когда беда случается с друзьями, не можем подобрать слова утешения. Да что уж там, мы и смысла жизни своей не знаем, не то что звери. Те живут ради продолжения рода под жёстким контролем генов, которым только и нужно — как можно шире распространиться в популяции.
Согласно гипотезе одного из ведущих эволюционных психологов современности Паскаля Буайе, отсутствие алгоритма жизни и предопределённости её смысла — это эволюционно сформировавшаяся особенность человеческой психики. Она не вредна и не полезна — мутации нейтральны, просто в одних условиях могут погубить нас как вид, а в других дать преимущество над остальными животными.
Давайте сначала о плохом. Человек, сомневающийся в верности своего пути, правильности поступков, страдает от стресса и переутомления. На фоне отсутствия смысла жизни кто-то даже впадает в депрессию. Однако критических случаев не так много, чтобы парализовать всю популяцию Homo sapiens sapiens (количество людей с депрессией самой разной этиологии из года в год колеблется в пределах 3–5 % от общего числа жителей Земли).
Буайе отмечает ещё один неприятный момент: значительная часть людей, которым невыносима жизнь без алгоритма и правил, ищет их вовне и находит в религии и мистицизме. Ведь у иррациональных форм познания обезболивающая природа — они созданы успокаивать, снимать тревогу, давать ответы и всё предопределять. Близки к этому и лженаучные убеждения; фанатизм любого рода, от религиозного до политического; стереотипное мышление. Фанатики, к сожалению, не поддаются точному подсчёту. Так что нам остаётся просто надеяться, что никакая радикальная религиозная организация не поработит мир.
А теперь о преимуществах нашей психики. Отсутствие руководств по эксплуатации жизни делает нас свободными. Мы вольны выбирать способ решения задачи и придумывать свой; мы можем критически мыслить — сомневаться даже в том, что видят глаза; анализировать опыт, находить ошибки и совершать открытия. Вспомним Николая Коперника, усомнившегося в птолемеевой системе мира, согласно которой Солнце вращается вокруг Земли. Он доказал, что это оптическая иллюзия, и разработал гелиоцентрическую теорию мироустройства. С чего, кстати, началась первая в истории научная революция — критика и пересмотр оснований, заложенных мыслителями прошлого. А потом была и вторая революция, и третья... Так что, если бы наша жизнь была запрограммирована, как у медведей, вряд ли бы мы смогли так кардинально менять основы представлений о мире и сам мир. Максимум, чего бы мы достигли, — научились строить чуть более комфортные берлоги.
Источник: kot.sh
Алёна Лесняк
