Накануне своего
— Борис Юрьевич, редко кто после пятидесяти решается впервые взяться за съемки кино или впервые развестись, а вы сделали и то и другое… Признайтесь, не страшно вам было?
— Браться за кино — нисколько. Я решил, что буду снимать в классической манере, без всяких спецэффектов, и мне было приятно, когда недавно я услышал, что сделал замечательный советский фильм. По иронии судьбы первый съемочный день пришелся на ту же дату, когда сорок лет назад я появился на студии имени Горького в качестве грузчика. Получилось весьма символично… Зато другие три поступка дались мне очень тяжело: первое — перешагнув полтинник, я, заядлый курильщик, бросил курить, хотя на протяжении тридцати шести лет по две пачки в день выкуривал; второе — я вынужден был уволить родную дочку из «Ералаша», так как был недоволен ее работой. Мне стоило колоссальных усилий ей об этом сообщить, я предлагал
Ну, и третье, конечно, — это уход из семьи после тридцати пяти лет совместной жизни. И в отличие от тех, от кого я ушел, я желаю им здоровья, добра и благополучия. В принципе я был готов сохранять с ними нормальные отношения, но со мной общаться не хотят. Ни дочь, ни бывшая жена, которую я зову вдовой, потому как мужа у нее нет — для нее он умер. Мне этот факт очень тяжело принять, я пытался идти навстречу, но тщетно.
— А вам известно, что происходит в жизни у вашей дочери Ксении?
— Естественно. Она возглавляет небольшое, но довольно успешное туристическое агентство, замужем, но детей пока нет, что тоже не слишком хорошо — все-таки ей уже тридцать…
— Зато сын Максим, который выбрал предпринимательскую деятельность, три года назад подарил вам внука Кирилла…
— Да, и я частенько приезжаю к ним в гости за город. На днях был забавный случай: мы с внуком идем в местный ресторан, держась за руки, и вдруг он ни с того ни с сего возмущенно говорит мальчику, идущему нам навстречу: «Ты чего, моего деда не узнал?!» (Смеется.) Внучку моей сестры, Сашу, я также считаю своей, как и внучку моей двоюродной сестры, Ксюшу, есть внук еще одной сестры, Андрюша… Я всегда к ним приезжаю с кучей подарков.
— Ваши дети ни в чем не нуждались, выросли в просторной квартире в центре Москвы, с семнадцати лет ездили на дорогих машинах. Считаете, важно дать наследникам хорошую материальную базу с самого начала?
— Несомненно. Автомобиль — это безопасность и комфорт, и он не должен быть плохим. Пускай потом они всего добиваются сами и живут лучше, чем родители, но обеспечить им некий толчок нужно. Надо научить их правильно ощущать мир и подсказать, к чему стремиться.
— Непонимание между взрослыми и детьми стало лейтмотивом вашего фильма. А когда вы сами были ребенком, насколько сложными были отношения с родителями?
— У нас всегда были прекрасные, дружеские отношения, безо всяких военных действий. Правда, когда мне было двадцать шесть, папа ушел от мамы, и я эту новость, разумеется, поначалу воспринял резко отрицательно. Но при этом никак не мог себе позволить не общаться с отцом. В конечном итоге у меня даже наладились отношения с его новой женой, и до сих пор, хотя отца уже нет в живых, мы с ней продолжаем общаться. Я ей благодарен, что она поддерживала отца в последние годы… Так что моя «Крыша» основана не на моей биографии. Просто я всегда жил как Чебурашка: прислушивался, приглядывался, наблюдал за людскими судьбами… Я знаю, о чем шепчутся девчонки, когда взрослых рядом нет.
— Как правило, у людей с репутацией весельчаков мироощущение довольно печальное. Судя по вашему кинодебюту, к вам это тоже относится?
— Нет, я всегда хожу по солнечной стороне жизни, но иногда впадаю в красивую грусть, становлюсь сентиментальным. Просто мне не хотелось снимать нечто комедийное, это было бы повторением «Ералаша». Первоначально я настраивался на грустную историю о пятидесятилетнем композиторе, которого знают на Западе, а на родине не понимают, о его жизни и последней любви… Но умер мой соавтор Валентин Ховенко, и все зависло. Возможно, я этот проект еще осуществлю в будущем. А потом мне в руки попался сильный сценарий, дипломная работа Ирины Бурденковой, о том, как три двенадцатилетние школьницы прыгнули с крыши. Я сразу решил, что хочу это снимать, пускай опять будут дети. Начал работать, но в
— У молодого поколения свое мировоззрение, свой образ жизни, свой юмор… Как вам удается оставаться актуальным в том же «Ералаше»?
— То, что снаружи, — обыкновенная атрибутика. Меня не занимают их сиюминутные увлечения, которые через пять лет станут анахронизмом, я опираюсь на вечные вещи — чувственный ряд.
Жадность, смелость, трусость, доброта, зло, любовь остаются всегда. Даже если ценности меняются, предательство всегда остается предательством. Все повторяется: лучшая подруга обязательно скажет, что новое платье тебе не идет, потому что оно чудесно на тебе сидит. Обязательно так и будет! Подруги у всех разные, а внутри все равно одно и то же.
— Судя по всему, не верите вы в женскую дружбу…
— Верю, но до определенного момента. Всегда возможен резкий поворот.
— Одним из своих учителей вы называете создателя культовых отечественных сказок — Александра Роу. Скажите, осталось ли место сказке в вашей нынешней жизни?
— У Роу было удивительное свойство — он сохранил внутри себя ребенка. Я тоже внутри пацан. Могу открыть рот и с удивлением, искренним, восторженным любопытством на
— В одном из интервью вы сказали, что в материальном плане вам совсем мало надо — только самое необходимое. Значит, равнодушны к роскоши?
— К бриллиантам, машинам за миллион долларов и костюмам за десять тысяч долларов? Да, подобная роскошь мне неинтересна. Я за рациональность. Ленивому отдыху на Мальдивах предпочитаю тот же ленивый, но в Египте или Турции. В то же время я не был еще в Австралии, Бразилии, Аргентине, ЮАР, и мне не жалко будет потратиться на эти страны. Безусловно, при этом жить надо в добротном доме, ездить на хорошей машине, есть правильную, здоровую, вкусную пищу и общаться с красивыми девушками. Вот и все. (Улыбается.) Для меня главное, чтобы все, что нравится, всегда было под рукой.
— Тем не менее
— Ни на что я себя не настраивал. Рядом с домом отдыха, где отец работал массовиком-затейником, жили испанцы, один из них был конюхом, и я имел возможность часами любоваться на лошадей. А сказать родителям, что мечтаю стать конюхом, понятно, не мог — боялся убьют. Я ведь с шести лет на сцене, а тут такие заявления. (Улыбается.) Так что внятных желаний относительно будущей творческой профессии у меня не имелось, несмотря на то, что я активно участвовал в самодеятельности, ставил танцы, придумывал шоу. О славе я не думал и не предполагал ее. Недавно смешно столкнулся с ее отголосками. Был в Нью-Йорке на фестивале русской культуры.
Елена Грибкова
