А на улицах тепло.
А на улицах жара.
А на улицах испарина.
Да и в квартире душно. И непонятно, где легче дышится — в квартире или на улице.
Вышел я сегодня из дома. Евгений Алексеевич Никитин уже ждал меня на машине. И вдруг я как хлопну себя по лбу «Балда, фотоаппарат забыл взять». Пришлось возвращаться.
Поехали. Привез меня Евгений Алексеевич за пять минут до назначенного срока к офису Павла Павловича Бородина.
Встретил меня Павел Павлович Бородин как брата родного, как друга дорогого, как любимого сотрудника. Обнялись.
Знаю, разное говорят и разное пишут о Павле Павловиче, но я могу сказать о нём только хорошее. Фигура несомненно безумно интересная, и я не кривил душой, когда говорил много раз, что Павел Павлович мог бы написать потрясающую книгу, исповедь, рассказ, размышление, как мальчишка, бедный, полуголодный, не получивший нормального детства, дорос до человека государственного масштаба. Как довелось посидеть в тюрьме, в Америке и Швейцарии, и вернуться. И как, перенеся все испытания жизни, сохранять оптимизм, чувство юмора, сыпать анекдотами, выглядеть довольным и радостным.
Я, конечно, вряд ли буду писать такую книгу вместе с ним, но задать вопросы и записать ответы на диктоофон готов бесплатно — мне это интересно. А уж потом редактировать, доделывать, переделывать, компоновать, проверять, сокращать, дописывать — не смогу. Семь лет у меня в своё время ушло на книгу Юрия Владимировича Никулина. Думаю, и здесь, если бы я взялся за создание книги с Павлом Павловичем Бородиным, ушло бы не меньше.
Хотя есть другой вариант: что если мы начнем её главками печатать, как бы черновики, а потом доделывать, переделывать, и уже затем отдавать в печать?
Поговорил я на эту тему с Михаилом Николаевичем Бородиным –однофамильцем Павла Павловича, главным редактором, директором, создателем и владельцем издательства «Бином. Лаборатория базовых знаний». Он сказал, что ему это интересно. И, может быть, на следующей неделе мы к этому вопросу и вернёмся.
Было у Павла Павловича Бородина в кабинете приятно, легко, и я спросил:
— А можно пригласить моего зама Евгения Алексеевича Никитина?
— Да о чём разговор! Зови кого хочешь.
Я и позвал.
Евгений Алексеевич с нами побыл полчасика, и смотрел он на Павла Павловича Бородина широко раскрытыми глазами. А Павел Павлович сразу переключился на нового собеседника, всё рассказывал ему: и анекдоты, и истории, и про то, как Кремль восстанавливал, достраивал, ремонтировал, и про многое другое. Я всё это уже слышал, но в исполнении Павла Павловича можно слушать снова и снова: сочно, ярко, забавно, трогательно, очень артистично. Как бы слушаешь настоящего артиста, читающего знакомый текст, и создаётся ощущение, что всё рождается сию минуту, при тебе.
От Павла Павловича, так получилось, мы решили позвонить Павлу Геннадьевичу Гудкову — оказалось, он свободен. Мы решили зайти к нему в фонд. Зашли, обсудили все дела, а затем пошли пообедать и славно провели время.
Умён, точен, энергичен, ироничен Павел Геннадьевич Гудков! Тут-то фотоаппарат я и достал…
После обеда мы поехали с Евгением Алексеевичем менять на его машине колёса — в тот же автосервис, где обслуживаюсь и я.
Приняли нас там хорошо, доброжелательно, легко, быстро всё сделали. А я сидел в комнате для отдыха, парился: ну, настоящая сауна с телевизором!
По телевизору шёл фильм «Служебный роман», я застал конец первой серии и начало второй. И вспоминал своё знакомство с Аллой Бруновной Фрейндлих, и как она была женой моего приятеля Володи Карасёва, и как училась в Ленинградском театральном институте, в кино снималась, в театре играла. Вспоминал я и её великого отца: помню его в роли Гамлета в Ленинградском театре имени Пушкина в постановке Григория Михайловича Козинцева.
Всё переплетается, всё!
Да и Эльдара Рязанова я вспоминал — как он женился на Нине Скуйбиной, а Нина Скуйбина уговорила меня отдать сценарий Тани Хлоплянкиной — «Кто стучится в дверь ко мне», по которому я собирался снимать фильм, — своему сыну, Николаю Скуйбину. В результате я так и не снял полнометражного фильма. Но это отдельная тема. Так, мимоходом вспомнилось. Растрогало, аж до слез. Сентиментальным стал после семидесяти… Приехали мы в офис, перекусили еще раз.
Проверил я работу сотрудников и взвился: оказывается, так и не поправили глюки в наших версиях на английском, французском, итальянском языках! Как были там вкрапления на русском языке, которые явно иностранцу будут непонятны, так и остались.
Я говорил об этом два месяца назад; я говорил об этом две недели назад; я говорил об этом три дня назад. Ничего не изменилось. И я взвился!
Ну нельзя так, нельзя, противно это, гадко, мерзко! Чуть было не поругались с Евгением Алексеевичем Никитиным, ибо тот не понял, что он должен за этим следить, а не я, и не сваливать всё на Андрея Андреевича Балыкова. Да, признавать собственную вину — это очень важно. Тем не менее я успокоился и потом Евгения Алексеевича даже довёз до дома, поскольку он был без машины.
Проклюнулась еще одна организация с подачи Германа Оскаровича Грефа, где, кажется, возьмут у нас корпоративное «СОЛО» — и тогда мы, конечно, выживем.
Ну что ж, не так плохо прошёл день! Жить можно.
Конечно, можно жить! Тем более что у нас такие хорошие ученики…
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. Все в Москве только и говорят о выборах. Хотя на самом деле пройдут выборы — и всё останется, к сожалению, по-старому…
«Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться». Франсуа де Ларошфуко (1613-1680), французский писатель, философ-моралист
