Современные первокурсники — инопланетяне.
Они не знают в лицо Ленина, не берут в университетской библиотеке бумажных книг и, кажется, умеют выходить в астрал с телефона. Мне иногда начинает казаться, что мы принадлежим к разным биологическим видам. Впрочем, от этой иллюзии очень легко избавиться. Достаточно задать загадочным 18-летним существам вопрос о развитии русского языка. Собственно, это я и сделала на одной из лекций в апреле этого года. Результат показал, что эти загадочные юноши и девушки, родившиеся в XXI столетии, все-таки люди — и надежды и страхи в них человеческие.
Студентам было предложено обрисовать как радостные, так и мрачные перспективы эволюции языка. Вот какой набор ожидаемых позитивных изменений я получила:
— пополнение словарного запаса («порой для описания эмоций или пейзажа не хватает слов»);
— расширение состава выразительных средств;
— общеупотребительные заимствования («помогают выразить что-то, что нельзя объяснить на русском», «обогащают русский язык, делая его образнее и шире»);
— появление русских научных терминов, «которые в дальнейшем станут интернациональными»;
— общепринятые феминитивы;
— демократизация.
Несмотря на некоторую наивность этих идей, некоторые из них мне понравились. Особенно приятно, что юные студенты пекутся о том, «чтобы все друг друга понимали». Все упоминания об общепринятом, общепонятном и общедоступном в языке не могут не радовать: ребята понимают, что язык должен объединять коллектив носителей, обеспечивать коммуникацию, а не способствовать изоляции социальных групп. Хочется даже верить, что это я за время чтения лекций научила своих студентов хорошему.
Правда, хорошее — это не всегда разумное. Так, студент, ожидающий от эволюции русского языка «появления новых слов, заменяющих сленг последних лет», видимо, наивно полагает, что на смену сленгу придут безупречные литературные слова. В реальности же «клево» со временем превращается в «круто» — не более того. И утешение борцы с жаргоном могут найти только в том, что словечки их молодости вышли из моды и были потеснены новой сленговой лексикой.
Трогательно наивно звучит и такое предположение: «Есть вероятность того, что люди совсем откажутся использовать в своей речи нецензурную брань». Не откажутся. Да, может быть, и не стоит. Сколь бы отвратительной эта брань ни была, задачи свои она выполняет. И если даже в одном случае из десяти человек, крепко выругавшись, снимет напряжение и не поднимет руку на ближнего своего, это уже оправдание существования нецензурной брани.
Нет, не наступит в обозримом будущем время чистого и правильного языка без жаргона и мата. И все-таки мечты моих учеников о хорошем существенно поднимают мне настроение.
Гораздо меньше энтузиазма вызывают такие обозначенные участниками опроса перспективы, как «прекращение использования устаревших слов и выражений». Во-первых, довольно трудно себе представить, чтобы устаревшие слова однажды взяли и испарились, лишив нас возможности обозначать оставшиеся в прошлом реалии. Так и представляю себе жалкую попытку изложить сказочный сюжет без использования слов «царь», «царевна», «карета», «меч»... Так и вижу новые издания классиков с многоточиями, поставленными на месте невиннейших архаизмов. Получается что-то вроде: «Оттого-то на юной груди, на … так утро горит!» У Фета вообще-то упоминались ланиты, то есть щеки. Но отказавшись от этого прекрасного устаревшего слова и поставив вместо него многоточие, мы невольно порождаем какую-то странную двусмысленность.
Еще более угрожающей выглядит обозначенная кем-то из студентов перспектива: «в будущем появится новый современный язык, упрощенный». Ну новый и современный — это ладно. Но упрощенный? Конечно, в очень далекой исторической перспективе язык может стать несколько проще, утратив не только часть словарного состава (эта потеря компенсируется новыми обретениями), но и отдельные фонетические и грамматические элементы. Сегодня и поверить трудно, что в древнерусском были носовые звуки, двойственное число, более сложная система времен и многое другое, что отсутствует в современном русском. Да и стоит ли ликовать от того, что мы перестали различать склонение качественных и притяжательных прилагательных и писать «лес» через «ять»? Упрощение всегда сопряжено с утратой нюансов. Не случайно человечество не торопится переходить ни на один из искусственных языков, таких, как эсперанто, несмотря на их продуманную простоту.
К тем же прекраснодушным мечтам об упрощении следует отнести и такой крик души: «Верю, что в ближайшее будущее лингвисты смогут прийти к золотой середине и сформировать в русском языке простую для всех систему норм, чтобы каждый вне зависимости от своего уровня грамотности мог бы с успехом демонстрировать свои познания в родном языке и с достоинством представлять его где-либо». Этот витиеватый пассаж отражает широко распространенное представление о том, что в неграмотности носителей виноват язык, а в допускаемых людьми ошибках — сама норма. Хотя логика эта извращенная и лукавая: в действительности основной массив частотных ошибок составляют не трудные для изучения написания наречия, а ударение в слове «звонить» да пресловутый род существительного «кофе». Да и разница между «одеть сестру» и «надеть пальто» не так уж сложна для понимания. Просто человеку свойственно подражать и лениться, лениться и подражать. Легче же повторить за малограмотным соседом «сладкое кофе», чем взять на себя труд и заглянуть в словарь, даже если это требует нажатия одной-двух кнопок на клавиатуре!
Недообразованность — это вообще проблема нашего времени. Убежденные в том, что любую информацию при необходимости можно получить легко и быстро, счастливые обладатели смартфонов не очень-то стремятся что-либо знать. И на ответах их эта «легкость в мыслях необыкновенная» сказывается весьма заметно. Несколько человек написали (видимо, скопировали где-то на пространствах Интернета) нечто в таком духе: «Из заимствованных слов складываются новые понятия», «иностранные заимствования могут обогатить русский язык, произвести новые интересные понятия». Авторам этих предположений, видимо, невдомек, что не понятия рождаются из слов, а, напротив, слова возникают, когда есть необходимость отразить существующие или формирующиеся понятия.
Есть, правда, и редкие счастливые исключения. Например, такое: «Я очень хочу, чтобы русский язык был востребован среди молодежи. Например, стало модным называть многие заведения и магазины английскими, американскими словами, и если бы этим названиям нашли альтернативу из русских слов, то это было бы лучше. И еще я всегда мечтала находиться среди тех, кто грамотно разговаривает на русском языке. И чтобы был стимул разговаривать грамотно, я была бы рада принимать участие во всевозможных конкурсах — например, конкурсе красивой речи».
Кстати, далеко не все участники опроса прошли бы даже отборочный тур такого конкурса. Скажем, в числе проигравших точно окажутся студенты, которые написали: «На русском языке создаются прекрасные литературные произведения и, надеюсь, будут и дальше создаваться с упором в качество» и «в русский язык из других языков приходят слова со сниженной лексикой». Это, к сожалению, не перевод с марсианского, а просто неумение изъясняться на родном языке. Не красят моих подопечных и канцеляризмы, такие как «поднимется уровень грамотности населения», «говорить в положительном аспекте», «развитие в ногу с современными реалиями»...
А что же пугает самих студентов, какие негативные направления эволюции русского языка они отмечают? В ряду «врагов» — жаргон, нецензурная брань и, разумеется, заимствованные слова, из-за наплыва которых русский язык «утратит свой традиционный облик и в дальнейшем потеряет уникальность». Подобные опасения, как известно, не первое столетие подогреваются паникерами-пуристами и в новейшее время охотно транслируются средствами массовой информации наряду со слухами о скором нашествии инопланетян.
Но есть, к моей радости, в перечне угроз и упрощение грамматики, и преобладание коротких фраз, и вульгаризация. Мысль иногда выражена нескладно, но по сути совершенно верна: от простого до примитивного один шаг, и сложность — это последнее, чего надо бояться в языке.
И еще одно существенное соображение проступает между строк студенческих ответов: и радоваться, и печалиться надо не по поводу языка как такового, а в связи с жизнью и культурой людей, на этом языке говорящих. Зло исходит не от слов, а от человеческого бескультурья. Как сказано в одной из работ, «тотальная безграмотность влияет на язык». То, что люди мало читают, а их мышление делается клиповым, действительно вредит, только не языку, а речи этих самых нечитающих, с «клиповыми головами». Умным же и образованным ни сленг, ни мат, ни англицизмы особенно не мешают. Ведь никто, слава богу, на заставляет нас их использовать. Даже инопланетяне, которые так пока и не прилетели.
Евгения Басовская
