Канал HBO начал показ сериала Дэвида Саймона "Двойка", посвященного становлению секс-индустрии 1970-х
Фраза "Дэвид Саймон сделал для HBO новый сериал" в телевизионной вселенной звучит как известие о возможном воссоединении "Битлз" в конце 1970-х, то есть как что-то из жизни богов. Новая эра на телевидении уже почти официально ведет отсчет от его "Прослушки", снятой для HBO в 2002-м. Ожидания завышены, хотя никто не обещал, что это будет новая "Прослушка". Вот и Джон Леннон на вопрос про реюнион отвечал: "Зачем вам эта старая группа? Хотите ее — слушайте пластинки". Тем более что "Прослушку" недавно подвергли ремастерингу и она стала еще лучше. Хотя куда уж лучше. Но что ты будешь делать — ожидания все равно завышенные и сдобренные опасениями, куда без них. Скорсезе ведь провалился с "Винилом", который с "Двойкой" цедили примерно из одной бочки, собрали из того же сора: Нью-Йорк, субкультуры 1970-х, злые улицы в неоновых огнях. В основном 42-я к западу от Таймс-сквер, где цветут все цветы: в соседних кинотеатрах крутят "Конформиста" Бертолуччи и пыльные унылые порнофильмы в полупустых залах — "Глубокую глотку" снимут только через год, в 1972-м.
Появляется герой. Это Винс Мартино (Джеймс Франко), ловкий бармен с семейными проблемами: жена шляется по бильярдным, брат-близнец Фрэнки (все тот же Франко, только с другими усами), даром что на полчаса старше, в сто раз дурнее — он игрок и задолжал всей округе. На Фрэнки где сядешь, там и слезешь, поэтому сборщики мутных долгов приходят к разумному Винсу и предъявляют бешеные проценты, а тот покорно впрягается за брата. Теперь Винс уже не бармен, а управляющий захиревшим местным заведением, которое перезапустил, одев официанток в купальники. Проходя со смены ночной 42-й, Винс здоровается с каждой девочкой, поджидающей клиента.
Есть еще героиня (Мэгги Джилленхол). Днем ее зовут Айлин, она усталая тетка средних лет, думающая о маленьком сыне. Ночью ее зовут Кэнди и она проститутка с железным, отнюдь не золотым сердцем, зарабатывающая на содержание ребенка. "Послушай, Стюарт,— говорит она школьнику, которому друзья скинулись "на первый раз" ко дню рождения, а он слишком возбудился и зря потратил деньги,— продаст ли твой отец покладистому клиенту машину за полцены? Ведь нет. А это моя работа — и я не буду обслуживать тебя бесплатно, если ты облажался". Айлин — единственная независимая секс-работница на улице, остальных девочек пасут наглые и склонные к насилию сутенеры.
Как все это снято — отдельный разговор: все пульсирует, вибрирует, дышит. В кадре есть воздух — и это воздух 1970-х. Ретро для Саймона не то, на фоне чего "снимается семейство", не машина по производству уютной ностальгии, а тот момент во времени, когда в обществе развилась определенная субкультура. А интересует Саймона экономика человеческой жизни как бесконечные попытки ее обустроить, используя неказистые средства, имеющиеся под рукой. Все его герои — выживальщики, каждый — символическая лягушка, которая барахтается в молоке. Человек существо социальное — и именно в этом качестве берется Саймоном на карандаш: в чем ваш общественный договор, можете ли вы контролировать свою жизнь, как вы существуете в пределах системы? Система бывает разная. Например, полиция не лезет в гетто, гетто не выплескивается за свои пределы (история утопического Хамстердама из "Прослушки"). Или государство бросает город после стихийного бедствия на произвол судьбы, предоставив местным жителям выкарабкиваться самим ("Тримей"). В ночную злачную жизнь того отрезка 42-й, где обитают Винс и Айлин, государство не то чтобы совсем не суется, но подвизается тут эпизодически: карикатурные копы Элстон и Фланаган в качестве еженедельной профилактики пакуют девочек с просроченными документами и везут в каталажку, чтобы наутро отпустить: простая формальность. Но местный доморощенный общественный договор все равно давит, и все здесь чувствуют это давление. Винса достает поборами смотрящий за бизнесом на районе. Кэнди гнетет адовый патриархат улицы. Они, конечно, вывернутся — Винс придумает, как выжать больше из еще одного захиревшего бара, Кэнди, снимаясь в порно, не будь дура, возьмет да и расспросит ассистентку горе-режиссера, как ставить свет, зачем нужен отражатель и что такое монтаж, когда из многочасовых съемок выходит тридцать экранных минут. Вот тебе бог, вот порог, а вот улица — выйди из-под давления и возьми свою жизнь в свои руки. Бесконечно интересно наблюдать за каждым персонажем, который вырастает в предпринимателя, барахтаясь, как в молоке, в неоновых огнях ночных улиц, или тонет в них, опускаясь на дно. "Придет день, и ливень смоет с улиц всю эту грязь",— говорил чокнутый таксист у Скорсезе. Дэвид Саймон не верит в ливень, и, кажется, он вообще последний оставшийся автор на ТВ, кому не наплевать на своих персонажей: остальные творцы слишком хорошо знают, что с ними будет, и только Саймон все еще надеется.
